Неточные совпадения
Чтобы совершенно успокоиться, она пошла в детскую и весь вечер провела с сыном, сама уложила его
спать, перекрестила и покрыла его
одеялом.
— Да я их отпирал, — сказал Петрушка, да и соврал. Впрочем, барин и сам знал, что он соврал, но уж не хотел ничего возражать. После сделанной поездки он чувствовал сильную усталость. Потребовавши самый легкий ужин, состоявший только в поросенке, он тот же час разделся и, забравшись под
одеяло, заснул сильно, крепко, заснул чудным образом, как
спят одни только те счастливцы, которые не ведают ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей.
— Ты не хочешь
спать, ты притворялся! — закричал я, заметив по его блестящим глазам, что он нисколько не думал о сне, и откинул
одеяло.
Накануне погребения, после обеда, мне захотелось
спать, и я пошел в комнату Натальи Савишны, рассчитывая поместиться на ее постели, на мягком пуховике, под теплым стеганым
одеялом. Когда я вошел, Наталья Савишна лежала на своей постели и, должно быть,
спала; услыхав шум моих шагов, она приподнялась, откинула шерстяной платок, которым от мух была покрыта ее голова, и, поправляя чепец, уселась на край кровати.
Но Тарас не
спал; он сидел неподвижен и слегка барабанил пальцами по столу; он держал во рту люльку и пускал дым, от которого жид спросонья чихал и заворачивал в
одеяло свой нос.
«Взял. Как вещь», — отметил Самгин; полежал еще минуту и, закуривая, увидал, при свете спички, что Захарий сидит, окутав плечи
одеялом. — Не хочется
спать?
Рядом с ним явился старичок, накрытый красным
одеялом, поддерживая его одною рукой у ворота, другую он поднимал вверх, но рука бессильно
падала. На сморщенном, мокром от слез лице его жалобно мигали мутные, точно закоптевшие глаза, а веки были красные, как будто обожжены.
Оформилась она не скоро, в один из ненастных дней не очень ласкового лета. Клим лежал на постели, кутаясь в жидкое
одеяло, набросив сверх его пальто. Хлестал по гулким крышам сердитый дождь, гремел гром, сотрясая здание гостиницы, в щели окон свистел и фыркал мокрый ветер. В трех местах с потолка на пол равномерно
падали тяжелые капли воды, от которой исходил запах клеевой краски и болотной гнили.
— А
одеяло, а занавески… — начал Штольц, — тоже привычка? Жаль переменить эти тряпки? Помилуй, неужели ты можешь
спать на этой постели? Да что с тобой?
«Ведь и я бы мог все это… — думалось ему, — ведь я умею, кажется, и писать; писывал, бывало, не то что письма, и помудренее этого! Куда же все это делось? И переехать что за штука? Стоит захотеть! „Другой“ и халата никогда не надевает, — прибавилось еще к характеристике другого; — „другой“… — тут он зевнул… — почти не
спит… „другой“ тешится жизнью, везде бывает, все видит, до всего ему дело… А я! я… не „другой“!» — уже с грустью сказал он и впал в глубокую думу. Он даже высвободил голову из-под
одеяла.
Ты, может быть, думаешь, глядя, как я иногда покроюсь совсем
одеялом с головой, что я лежу как пень да
сплю; нет, не
сплю я, а думаю все крепкую думу, чтоб крестьяне не потерпели ни в чем нужды, чтоб не позавидовали чужим, чтоб не плакались на меня Господу Богу на Страшном суде, а молились бы да поминали меня добром.
— Ах черт… Чего он! — ворчит с своей кровати Ламберт, — постой, я тебе!
Спать не дает… — Он вскакивает наконец с постели, подбегает ко мне и начинает рвать с меня
одеяло, но я крепко-крепко держусь за
одеяло, в которое укутался с головой.
В десять часов мы легли
спать; я завернулся с головой в
одеяло и из-под подушки вытянул синенький платочек: я для чего-то опять сходил, час тому назад, за ним в ящик и, только что постлали наши постели, сунул его под подушку.
Особенно счастлив я был, когда, ложась
спать и закрываясь
одеялом, начинал уже один, в самом полном уединении, без ходящих кругом людей и без единого от них звука, пересоздавать жизнь на иной лад. Самая яростная мечтательность сопровождала меня вплоть до открытия «идеи», когда все мечты из глупых разом стали разумными и из мечтательной формы романа перешли в рассудочную форму действительности.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже партию бумажных
одеял, а в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится
спать. Вся машина засыпает.
Собирая дрова, я увидел совсем в стороне, далеко от костра, спавшего солона. Ни
одеяла, ни теплой одежды у него не было. Он лежал на ельнике, покрывшись только одним своим матерчатым кафтаном. Опасаясь, как бы он не простудился, я стал трясти его за плечо, но солон
спал так крепко, что я насилу его добудился. Да Парл поднялся, почесал голову, зевнул, затем лег опять на прежнее место и громко захрапел.
Следующие два дня были дождливые, в особенности последний. Лежа на кане, я нежился под
одеялом. Вечером перед сном тазы последний раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой. Ночью я проснулся от сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я
сплю в лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь темноту я чуть-чуть увидел свет потухающих углей и испугался.
Я отвел ему маленькую комнату, в которой поставил кровать, деревянный стол и два табурета. Последние ему, видимо, совсем были не нужны, так как он предпочитал сидеть на полу или чаще на кровати, поджав под себя ноги по-турецки. В этом виде он напоминал бурхана из буддийской кумирни. Ложась
спать, он по старой привычке поверх сенного тюфяка и ватного
одеяла каждый раз подстилал под себя козью шкурку.
Подбросив еще раз дров в огонь, мы завернулись в
одеяла и легли
спать.
Тут только я спохватился, что
сплю не в лесу, а в фанзе, на кане и под теплым
одеялом. Со сладостным сознанием я лег опять на свое ложе и под шум дождя уснул крепким-крепким сном.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня большого развести было нельзя, и потому все зябли и почти не
спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил то плечо, то бок, то спину. Дрова были плохие, они трещали и бросали во все стороны искры. У Дерсу прогорело
одеяло. Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди».
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять
попал в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя
одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня
спал Дерсу.
Заночевали мы по ту сторону Сихотэ-Алиня, на границе лесных насаждений. Ночью было сыро и холодно; мы почти не
спали. Я все время кутался в
одеяло и никак не мог согреться. К утру небо затянулось тучами, и начал накрапывать дождь.
После ужина люди начали устраиваться на ночь. Некоторые из них поленились ставить комарники и легли
спать на открытом воздухе, покрывшись
одеялами. Они долго ворочались, охали, ахали, кутались с головой, но это не спасало их от гнуса. Мелкие насекомые пробирались в каждую маленькую складку. Наконец один из них не выдержал.
Во время путешествия скучать не приходится. За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое
одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким
спят только усталые.
— Проклятый басурман, — проворчал Спицын, закутываясь в
одеяло. — Нужно ему было свечку тушить. Ему же хуже. Я
спать не могу без огня. — Мусье, мусье, — продолжал он, — же ве авек ву парле. [Я хочу с вами говорить (фр.).] — Но француз не отвечал и вскоре захрапел.
— Ведь врешь, поди, разбойник, не
спишь? — тихонько говорит она. — Не
спишь, мол, голуба́ душа? Ну-ко, давай
одеяло!
— Как забил? — говорит он, не торопясь. — А так: ляжет
спать с ней, накроет ее
одеялом с головою и тискает, бьет. Зачем? А он, поди, и сам не знает.
Я, с полатей, стал бросать в них подушки,
одеяла, сапоги с печи, но разъяренный дед не замечал этого, бабушка же свалилась на пол, он бил голову ее ногами, наконец споткнулся и
упал, опрокинув ведро с водой. Вскочил, отплевываясь и фыркая, дико оглянулся и убежал к себе, на чердак; бабушка поднялась, охая, села на скамью, стала разбирать спутанные волосы. Я соскочил с полатей, она сказала мне сердито...
Когда с мальчика, начитавшегося Майн-Рида,
падает ночью
одеяло, он зябнет, и тогда ему снится именно такое море.
Таисья
спала прямо на голом полу у самой кровати, свернувшись клубочком, а на кровати под байковым
одеялом лежал совсем большой мужчина.
Во второй комнате стояла желтая деревянная кроватка, покрытая кашемировым
одеялом, с одною подушкою в довольно грязной наволочке, черный столик с большою круглою чернильницею синего стекла, полки с книгами, три стула и старая, довольно хорошая оттоманка, на которой обыкновенно, заезжая к Помаде,
спал лекарь Розанов.
Обычная обстановка бедного холостого студента: провисшая, неубранная кровать со скомканным
одеялом, хромой стол и на нем подсвечник без свечи, несколько книжек на полу и на столе, окурки повсюду, а напротив кровати, вдоль другой стены — старый-престарый диван, на котором сейчас
спал и храпел, широко раскрыв рот, какой-то чернокудрый и черноусый молодой человек.
Володя поклонился и вышел. Полковничий денщик провел его вниз и ввел в голую, грязную комнату, в которой валялся разный хлам и стояла железная кровать без белья и
одеяла. На кровати, накрывшись толстой шинелью,
спал какой-то человек в розовой рубашке.
Ветхий потолок и дырявые стены карцера в обилии пропускали дождевую воду. Александров лег
спать, закутавшись в байковое
одеяло, а проснулся при первых золотых лучах солнца весь мокрый и дрожащий от холода, но все-таки здоровый, бодрый и веселый. Отогрелся он окончательно лишь после того, как сторожевой солдат принес ему в медном чайнике горячего и сладкого чая с булкой, после которых еще сильнее засияло прекрасное, чистое, точно вымытое небо и еще сладостнее стало греть горячее восхитительное солнце.
Я шел быстро, хотелось поскорее начать и кончить все это. Меня сопровождали Валёк, Кострома и еще какие-то парни. Перелезая через кирпичную ограду, я запутался в
одеяле,
упал и тотчас вскочил на ноги, словно подброшенный песком. За оградой хохотали. Что-то екнуло в груди, по коже спины пробежал неприятный холодок.
Ее вопли будили меня; проснувшись, я смотрел из-под
одеяла и со страхом слушал жаркую молитву. Осеннее утро мутно заглядывает в окно кухни, сквозь стекла, облитые дождем; на полу, в холодном сумраке, качается серая фигура, тревожно размахивая рукою; с ее маленькой головы из-под сбитого платка осыпались на шею и плечи жиденькие светлые волосы, платок все время
спадал с головы; старуха, резко поправляя его левой рукой, бормочет...
— Храни тебя господь до завтра, а я уж буду
спать, — повторяла девочка, кутаясь в
одеяло, обшитое кружевом.
Матвей хотел ответить что-то очень внушительное, но в это время с одной из кроватей послышался сердитый окрик какого-то американца. Дыма разобрал только одно слово devil, но и из него понял, что их обоих посылают к дьяволу за то, что они мешают
спать… Он скорчился и юркнул под
одеяло.
Через несколько минут лакей закричал: «Барыню увозят!.. увезли!..» — «Ложись
спать», — сказал Михайла Максимович, завернулся в
одеяло и заснул или притворился заснувшим.
По смятой подушке и обитому
одеялу я мог сделать предположение, что на ней кто-то
спал и вышел, а следовательно, должен вернуться.
— Теперь
спи. В шкафе лежит войлок, подушка и
одеяло. Это — твоё. Завтра я куплю тебе хорошую одежду. Иди!
Долинский тоже лег в постель, но как было еще довольно рано, то он не
спал и просматривал новую книжку. Прошел час или два. Вдруг дверь из коридора очень тихо скрипнула и отворилась. Долинский опустил книгу на
одеяло и внимательно посмотрел из-под ладони.
Тут на кровати, укрывшись байковым
одеялом,
спал заказчик, в котором она узнала вчерашнего незнакомца.
Извинился и вышел. Над постелью, крытой белым тканевым
одеялом, поблескивал маленький золоченый образок, был привязан к железному пруту — сразу и не заметишь. В порядке лежали на столе книги в переплетах и тетради; на толстой, по-видимому, давнишней, оправленной в дерево резине было вырезано ножичком: «Александр Погодин, уч…» — дальше состругано. Так хорошо изучил дом Колесников, а теперь, казалось, что в первый раз
попал.
Не дожидаясь ответа, Карнаухов боязливо посмотрел на входную дверь и с поспешностью нашалившего школьника нырнул под свое
одеяло. Такой маневр оказался нелишним, потому что дверь в контору приотворилась и в ней показалась усатая голова Феди. Убедившись, что барин
спит, голова скрылась: Карнаухов действительно уже
спал, как зарезанный.
— Да, мой друг, да; хорошо, мой друг, хорошо. Вот и я теперь, мой друг, уезжаю… Путь всякому разный лежит, милый мой, и неизвестно, на какую дорогу каждый человек
попасть может. Ну, мой друг, дай же ты мне одеться теперь; да, ты вицмундир мой тоже положишь… брюки другие, простыни,
одеяла, подушки…
Она переходит через Кедронский мост, огибает окраину Силоамской деревни и каменистой дорогой взбирается постепенно на южный склон Ватн-эль-Хава, в свой виноградник. Брат ее
спит еще между лозами, завернувшись в шерстяное
одеяло, все мокрое от росы. Суламифь будит его, но он не может проснуться, окованный молодым утренним сном.
Граф невольно отвернул глаза от образа и взглянул на кровать: Анна Павловна крепко
спала; на бледном лице ее видна была улыбка, как будто бы ей снились приятные грезы; из-под белого
одеяла выставлялась почти до плеча голая рука, несколько прядей волос выбивались из-под ночного чепчика.
— А очень просто. Накроют голову
одеялом или подушкой, чтобы не кричал, и отдуют по чем
попало… И так и нужно, — добавил он, нарочно разогревая в себе злобное чувство. — Так и нужно. В другой раз пусть не фискалит, каналья.