Неточные совпадения
Это было уже давно решено: «Бросить все в канаву, и концы в воду, и дело с концом». Так порешил он еще ночью, в бреду, в те мгновения, когда, он помнил это, несколько раз порывался встать и идти: «Поскорей, поскорей, и все выбросить». Но выбросить
оказалось очень
трудно.
Да, могила
оказалась далеко, и
трудно было добраться к ней по дорожкам, капризно изломанным, плохо очищенным от снега.
— Да ведь сказать —
трудно! Однако — как не скажешь? Народу у нас
оказывается лишнего много, а землишки — мало. На сытую жизнь не хватает земли-то. В Сибирь крестьяне самовольно не идут, а силком переселять у начальства… смелости нет, что ли? Вы простите! Говорю, как думаю.
Его, однако, нигде не
оказывалось, и не к нему же было бежать;
трудно было представить, чтоб он так просто отправился домой. Вдруг одна мысль заблестела предо мною, и я стремглав бросился к Анне Андреевне.
Вот это и начал эксплуатировать Федор Павлович, то есть отделываться малыми подачками, временными высылками, и в конце концов так случилось, что когда, уже года четыре спустя, Митя, потеряв терпение, явился в наш городок в другой раз, чтобы совсем уж покончить дела с родителем, то вдруг
оказалось, к его величайшему изумлению, что у него уже ровно нет ничего, что и сосчитать даже
трудно, что он перебрал уже деньгами всю стоимость своего имущества у Федора Павловича, может быть еще даже сам должен ему; что по таким-то и таким-то сделкам, в которые сам тогда-то и тогда пожелал вступить, он и права не имеет требовать ничего более, и проч., и проч.
Производить съемку во время ненастья
трудно. Бумага становится дряблой, намокшие рукава размазывают карандаш. Зонтика у меня с собой не было, о чем я искренно жалел. Чтобы защитить планшет от дождя, каждый раз, как только я открывал его, Чан Лин развертывал над ним носовой платок. Но скоро и это
оказалось недостаточным: платок намокал и стал сочить воду.
Оказалось, что это был тот же самый Балмашевский, но… возмутивший всех циркуляр он принялся применять не токмо за страх, но и за совесть: призывал детей, опрашивал, записывал «число комнат и прислуги». Дети уходили испуганные, со слезами и недобрыми предчувствиями, а за ними исполнительный директор стал призывать беднейших родителей и на точном основании циркуляра убеждал их, что воспитывать детей в гимназиях им
трудно и нецелесообразно. По городу ходила его выразительная фраза...
Оказалось не очень
трудно, и мы с младшим братом много хохотали, следя за приключениями трех молодых повес и одного воспитателя.
Одним словом, Анфуса Гавриловна
оказалась настоящим полководцем, хотя гость уже давно про себя прикинул в уме всех трех сестер: младшая хоть и взяла и красотой и удалью, а еще невитое сено, икона и лопата из нее будет; средняя в самый раз, да только ленива, а растолстеет — рожать будет
трудно; старшая, пожалуй, подходящее всех будет, хоть и жидковата из себя и модничает лишнее.
[Припек — это демон-искуситель, перед чарами которого устоять, как
оказывается, очень
трудно.
Да,
трудно оказалось венскому инструменту победить хохлацкую дудку.
Это свойство не могло происходить из моей природы, весьма сообщительной и слишком откровенной, как
оказалось в юношеских годах; это происходило, вероятно, от долговременной болезни, с которою неразлучно отчужденье и уединенье, заставляющие сосредоточиваться и малое дитя, заставляющие его уходить в глубину внутреннего своего мира, которым
трудно делиться с посторонними людьми.
Когда известная особа любила сначала Постена, полюбила потом вас… ну, я думала, что в том она ошиблась и что вами ей не увлечься было
трудно, но я все-таки всегда ей говорила: «Клеопаша, это последняя любовь, которую я тебе прощаю!» — и, положим, вы изменили ей, ну, умри тогда, умри, по крайней мере, для света, но мы еще, напротив, жить хотим… у нас сейчас явился доктор, и мне всегда давали такой тон, что это будто бы возбудит вашу ревность; но вот наконец вы уехали, возбуждать ревность стало не в ком, а доктор все тут и
оказывается, что давно уж был такой же amant [любовник (франц.).] ее, как и вы.
Оказалось, однако, что скамейка была слишком узка и
трудно было удержать на ней корчившегося истязуемого.
Когда таким образом Феня
оказалась достаточно подготовленной, Алена Евстратьевна приказала братцу Гордею Евстратычу объясниться с ней самому. Девушка ждала этого визита и со страхом думала о том, что она скажет Гордею Евстратычу. Он пришел к ней бледный, но спокойный и важный, как всегда. Извинившись за старое, он повел степенную и обстоятельную речь, хотя к сказанному уже Аленой Евстратьевной и о. Крискентом
трудно было прибавить что-нибудь новое.
Ни хвалить, ни бранить этих людей нечего, но нужно обратить внимание на ту практическую почву, на которую переходит вопрос; надо признать, что человеку, ожидающему наследства от дяди,
трудно сбросить с себя зависимость от этого дяди, и затем надо отказаться от излишних надежд на племянников, ожидающих наследства, хотя бы они и были «образованны» по самое нельзя. Если тут разбирать виноватого, то виноваты
окажутся не столько племянники, сколько дяди, или, лучше сказать, их наследство.
Если б я не сам видел этот Диковинный случай — я бы не вдруг ему поверил; кухня была заперта; кроме трубы, которая
оказалась не закрытою, другого отверстия в кухне не было; должно предположить, что сова попала в кухню через трубу для дневки и что она залетела недавно, на самом рассвете, но как поймал ее ястреб, привязанный на двухаршинном должнике, — придумать
трудно; во всяком случае жадность, злобность и сила ястреба удивительны.
Иван Петрович думает, что взял бы, но Александр Иваныч уверяет, что нет, потому что, говорит, «у Лукьяна Федосеича была семерка, и никоим образом нельзя было бы взять в руку…» Таким образом дело
оказывается очень сложным, и разобрать его
трудно…
Положение Савелия
оказалось сквернее самого скверного: и единственного наследника злобинских миллионов нельзя было обижать, и Тарас Ермилыч мог все узнать, и денег было достать
трудно. Долго молчал Савелий, переминаясь с ноги на ногу, пока не заметил...
Полина (идет). Слышали? Конторщик Синцов
оказался социалистом! А Захар был с ним откровенен и даже хотел сделать его помощником бухгалтера! Это, конечно, пустяки, но подумайте, как
трудно становится жить! Рядом с вами — ваши принципиальные враги, а вы их не замечаете!
А между тем вникните в этот характер и припомните своих знакомых деловых людей, с честью подвизающихся для пользы общей; наверное многие из них
окажутся хуже Курнатовского, а найдутся ли лучше — за это поручиться
трудно.
Трилецкий. Ну и ничего… Что собственно тянет меня к ней, определить
трудно. Скука ли то, любовь ли, или что-либо другое прочее, не могу знать… Знаю, что после обеда мне бывает страшно скучно за ней… По случайно наведенным справкам
оказывается, что и она скучает за мной…
И вот к человеку подходят только с известною возможностью, что применяемое средство поможет ему или не повредит; тут всегда больший или меньший риск, расчеты могут не оправдаться, и притом это не всегда сразу делается очевидным: клиническое наблюдение
трудно и сложно; часто бывает, что средство долго производит благоприятное впечатление, а затем
оказывается, что это было лишь результатом самовнушения.
Вот почему, вообще говоря, так
трудно определить момент уверования или утраты веры, ибо и действительности уверование всегда и непрерывно вновь совершается, есть единый растянутый во времени акт, и всегда неверие, как темная трясина, подстерегает каждое неверное движение, каждое колебание на пути веры [Отсюда следует, между прочим, в какой иллюзии находятся некоторые протестантские секты (баптисты, методисты), внушающие последователям своим умеренность в их совершившейся уже спасенности; и насколько мудрее и здесь
оказывается православие, которое остерегает от этой уверенности как гибельной иллюзии («прелести»), указывая на необходимость постоянной борьбы с миром, «списания», но не «спасенности».].
Саня до сих пор не знает: богат ее отец или беден, какой у него доход. Федосеевна пугает ее, что она
окажется бесприданницей; на то же намекает тетка Павла Захаровна; самой ей
трудно остановиться серьезно на этом вопросе. Расспросить обо всем она могла бы тетю Марфу или Федосеевну; ее что-то удерживает. Непременно узнает она от одной из них что-нибудь такое, что ее совсем спутает.
— По скольку? По пятнадцати или по двадцати капель? Э-ге-ге! Выходит, вовсе мне уж не так было бы
трудно в качестве домашнего врача. Пульс-то,
оказывается… существует!
Оказалось, большинство в вагоне ехало без билетов. С этой поры и я стал ездить без билета и сам просвещал неопытных новичков. Получить билет было
трудно и хлопотливо, нужно было проходить целый ряд инстанций: в одном помещении выдавали удостоверение, в другом прикладывали печать, в третьем снабжали билетом; коменданты держались надменно и грубо. Ехать же без билета было удивительно легко и просто.
Я пошел ходить по платформе. Стоит что-то вроде барака, я зашел в него.
Оказывается, фельдшерский пункт для приемки больных с санитарных поездов. Дежурит фельдшер и два солдата. Я попросился у них посидеть и обогреться. Но обогреться было
трудно, в бараке градусник показывал 3° мороза, отовсюду дуло. Солдат устроил мне из двух скамеек кровать, я постелил бурку, покрылся полушубком. Все-таки было так холодно, что за всю ночь только раза два я забылся на полчаса.
Уговорить князя Владимира
оказалось не
трудно, хотя по возвращении Агнессы Михайловны домой, он набросился на нее чуть не с кулаками, как она смела оставаться в том доме, где ему нанесли такое тяжкое оскорбление, и изрекал почти целую ночь и утро по адресу Николая Леопольдовича всевозможные угрозы.
Лелька была ловкая на руки. Не так страшно
оказалось и не так
трудно работать на конвейере. Она скоро обучилась всем нехитрым операциям сборки галоши. Ее сняли с «номеров» и посадили на конвейер начинающих. На бордюр. Из чувства спорта, из желания достигнуть совершенства Лелька все силы вкладывала в работу. Скоро она обогнала соработниц в быстроте исполнения своей операции. Торжествующе сложив руки на кожаном нагруднике, Лелька ждала, пока к ней подплывет на ленте следующая колодка.
— А только эти московские красавицы всегда напоминают мне запоздалые фрукты: сорвать их
трудно, а сорвешь —
оказывается, что они далеко не так вкусны, чтобы стоило трудов их добывать.
По странной случайности, это назначение — самое трудное и самое важное, как
оказалось впоследствии, получил Дохтуров; тот самый, скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого, во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до 13-го года, мы находим начальствующим везде, где только положение
трудно.
И вдруг
оказывается, что мы говорим, что учение Христа прекрасно, но что оно неисполнимо, потому что
трудно.