Неточные совпадения
— Это все мне? — тихо спросила девочка. Ее серьезные
глаза, повеселев, просияли доверием.
Опасный волшебник, разумеется, не стал бы говорить так; она подошла ближе. — Может быть, он уже пришел… тот корабль?
Эта сцена, испугав, внушила ему более осторожное отношение к Варавке, но все-таки он не мог отказывать себе изредка посмотреть в
глаза Бориса взглядом человека, знающего его постыдную тайну. Он хорошо видел, что его усмешливые взгляды волнуют мальчика, и это было приятно видеть, хотя Борис все так же дерзко насмешничал, следил за ним все более подозрительно и кружился около него ястребом. И
опасная эта игра быстро довела Клима до того, что он забыл осторожность.
Видя, что Спивак настроена необщительно, прихмурилась, а взгляд ее голубых
глаз холоден и необычно остр, Клим ушел, еще раз подумав, что это человек двуличный,
опасный. Откуда она могла узнать о поступке статистика? Неужели она играет значительную роль в конспиративных делах?
Наконец, если и постигнет такое несчастие — страсть, так это все равно, как случается попасть на избитую, гористую, несносную дорогу, по которой и лошади падают, и седок изнемогает, а уж родное село в виду: не надо выпускать из
глаз и скорей, скорей выбираться из
опасного места…
И какой
опасной, безотрадной красотой блестит тогда ему в
глаза эта сияющая, таинственная ночь!
На Имане, как на всех горных речках, много порогов. Один из них, тот самый, который находится на половине пути между Сидатуном и Арму, считается самым
опасным. Здесь шум воды слышен еще издали, уклон дна реки заметен прямо на
глаз. С противоположного берега нависла скала. Вода с пеной бьет под нее. От брызг она вся обмерзла.
Наружность у Антония (так звали ябедника) была необыкновенно сладостная. Круглая фигура, большой живот, маленькая лысая голова, сизый нос и добродушные
глаза, светившиеся любовью к ближним. Когда он сидел в кресле, сложив пухлые руки на животе, вращая большими пальцами, и с тихой улыбкой глядел на собеседника, — его можно было бы принять за олицетворение спокойной совести. В действительности это был
опасный хищник.
Нечего и говорить уже о разных его выходках, которые везде повторялись; например, однажды в Царском Селе Захаржевского медвежонок сорвался с цепи от столба, [После этого автором густо зачеркнуто в рукописи несколько слов.] на котором устроена была его будка, и побежал в сад, где мог встретиться
глаз на
глаз, в темной аллее, с императором, если бы на этот раз не встрепенулся его маленький шарло и не предостерег бы от этой
опасной встречи.
Губернатор послал его в этот раз на довольно даже
опасное поручение: помощник его, непременный член суда (сам исправник схитрил и сказался больным), был очень еще молодой человек, с оловянными, тусклыми
глазами и с отвислыми губами.
— Я не про это, — с лица вам можно больше дать. А посмотришь в
глаза ваши, послушаешь вас и даже удивляешься, — как будто вы девушка. Жизнь ваша беспокойная и трудная,
опасная, а сердце у вас — улыбается.
Если приведет Бог драться моему корпусу под моим начальством, —
глаза генерала заморгали и засветились слезами, — то помните, капитан, первое
опасное дело поручу вам.
Ну, а лучше, мол, попробовать… зайду посмотрю, что здесь такое: если тут настоящие люди, так я у них дорогу спрошу, как мне домой идти, а если это только обольщение
глаз, а не живые люди… так что же
опасного? я скажу: «Наше место свято: чур меня» — и все рассыпется.
Елена забралась с ногами на скамейку, положила локти на буковые перила и, угнездив между ними голову, закрыла
глаза. Моряк вдруг стал в ее
глазах ничуть не
опасным, а смешным и жалким трусом. Ей вспомнились какие-то глупые куплеты о пароходном капитане, которые пел ее брат, студент Аркадий — «сумасшедший студент», как его звали в семье. Там что-то говорилось о даме, плывшей на пароходе в Одессу, о внезапно поднявшейся буре и морской болезни.
Шибко скакал Варнава по пустой улице, а с ним вместе скакали, прыгали и разлетались в разные стороны кости, уложенные на его плоских ночвах; но все-таки они не столько уходили от одной беды, сколько спешили навстречу другой, несравненно более
опасной: на ближайшем перекрестке улицы испуганным и полным страха
глазам учителя Варнавы предстал в гораздо большей против обыкновенного величине своей грозный дьякон Ахилла.
— И уже было несколько встреч, совершенно неприятных и даже
опасных, — так что Чашин, например, должен был угрожать револьвером, потому что его ударили в
глаз. Он стоит спокойно, как посторонний человек, вдруг подходит дама и оглашает публике: вот — шпион! Так как Чашин подражать животным не умеет, то пришлось обороняться оружием…
Шпионы ходили вяло, стали чужими друг другу, хмуро замолчали, и каждый смотрел в
глаза товарища подозрительно, как бы ожидая чего-то
опасного для себя.
Сначала они будто отправились к северу вместе, но на дороге расстались: Брянчанинов поехал в Петербург, где пребывание его казалось очень
опасным, потому что он тут беспрестанно рисковал попасть в
глаза императору, а Чихачев приехал к своей сестре Ольге Васильевне, по мужу Кутузовой.
То, что хозяин беседует со мною по ночам, придало мне в
глазах крендельщиков особое значение: на меня перестали смотреть одни — как на человека беспокойного и
опасного, другие — как на блаженного и чудака; теперь большинство, неумело скрывая чувство зависти и вражды к моему благополучию, явно считало меня хитрецом и пройдохой, который сумел ловко добиться своей цели.
— Это, братцы мои, речи
опасные! — и, хитро улыбаясь, подмигивал
глазом.
Глаза смотрели сосредоточенно и важно, отражение огня свечи оживляло их, казалось, что свет истекает из их глубины, что он и есть — жизнь, через некоторое время он выльется до конца — тогда старик перестанет дышать и прекратится это
опасное качание свечи, готовой упасть и поджечь серые волосы на груди умирающего.
Весь этот разговор, близкий ссоре, навеял на душу мне и грусть и бодрость: жалко было мужиков, моргали они
глазами, как сычи на свету, и понимал я, что каждый из них много перемолол в душе тоски и горя, прежде чем решиться пойти к парням, которых они помнили бесштанными. Нравилось мне внимательное и грустное молчание Вани, смущал Авдей жадными
глазами своими, и не совсем понятна была
опасная прямота Егора.
Краса змии, цветов разнообразность,
Ее привет, огонь лукавых
глазПонравились Марии в тот же час.
Чтоб усладить младого сердца праздность,
На сатане покоя нежный взор,
С ним завела
опасный разговор...
«Кто ты, змия? По льстивому напеву,
По красоте, по блеску, по
глазам —
Я узнаю того, кто нашу Еву
Привлечь успел к таинственному древу
И там склонил несчастную к грехам.
Ты погубил неопытную деву,
А с нею весь адамов род и нас.
Мы в бездне бед невольно потонули.
Не стыдно ли?»
«Попы вас обманули,
И Еву я не погубил, а спас!»
«Cпас! от кого?»
«От бога»
«Враг
опасный!»
«Он был влюблен...
Словно не сознавая неловкости своего положения, он смотрел в
глаза каждому глубоко и спокойно, но даже и в ту минуту, когда взгляд был ласков, в нем чудилось что-то затаенное и
опасное, что видится всегда в
глазах ласкающегося хищника.
— Что ж из того, что доверенность при мне, — сказал Зиновий Алексеич. — Дать-то он мне ее дал, и по той доверенности мог бы я с тобой хоть сейчас по рукам, да боюсь, после бы от Меркулова не было нареканья… Сам понимаешь, что дело мое в этом разе самое
опасное. Ну ежели продешевлю, каково мне тогда будет на Меркулова-то
глаза поднять?.. Пойми это, Марко Данилыч. Будь он мне свой человек, тогда бы еще туда-сюда; свои, мол, люди, сочтемся, а ведь он чужой человек.
А Одиссей двадцать лет жизни провел в кровавых боях под Троей и в смертно-опасных скитаниях по миру; смерть несчетное число раз заглядывала ему в самые
глаза.
Все помутилось у меня в
глазах — доски, кафедра, карта и сам Алексей Иванович, — все завертелось, закружилось передо мною. Я видела только одну полубесчувственную княжну на руках фрейлейн. Спустя несколько минут ее унесли в лазарет… Разом светлое настроение куда-то исчезло, и на место его тяжелый мрак воцарился у меня на душе… Я инстинктом чувствовала, что Нина больна, и
опаснее, чем мы предполагали.
У мамы стало серьезное лицо с покорными светящимися
глазами. «Команда» моя была в восторге от «подвига», на который я шел.
Глаза Инны горели завистью. Маруся радовалась за меня, по-обычному не воспринимая
опасных сторон дела. У меня в душе был жутко-радостный подъем, было весело и необычно.
Фекла слушала о похождениях своих подруг, их забавные и
опасные приключения, дивилась их выразительным
глазам и лихорадочно дрожащим губам.
В
глазах этого приказчика он был все же нужный человек, да и
опасный — «постоянный гость» и «газетчик».
— Позвольте вам представить, божественная Эстер, и всем вам, господа, — подвел силой Караулова Владимир Петрович к великолепной брюнетке,
глаза которой были полны обещаний, — доктора Караулова, современную знаменитость, только что одержавшего блестящую победу над самой страшной и
опасной при первом ее объятии женщиной — холерой… Но что для меня дороже всего — это мой лучший друг.
Толстых застонал и снова безмолвно опустился на диван. Огонь в
глазах его совершенно потух — он преклонился перед новым могуществом строго судьи, могуществом представителя возмездия, он перестал быть главою дома, нравственную власть над ним захватил Гладких. Петр Иннокентьевич все еще продолжал держать в руке револьвер, но Гладких спокойно взял его у него, как берут у ребенка
опасную игрушку.
Сотоварищество бедного Петьки с таким сильным зверем, с
глазу на
глаз, было не только неприятное, но и довольно
опасное.
Несмотря на все это, когда уже после окончательного выздоровления молодого Воротынского князь Василий, во время беседы в своей опочивальне с
глазу на
глаз с приемышем, коснулся своих забот о дочери, как девушки в возрасте невесты, возрасте,
опасном в переживаемое время, а затем весьма прозрачно перешел к выхвалению достоинств сына его покойного друга и вопросу, чем отблагодарить ему Владимира за спасение жизни, Яков Потапович побледнел и задрожал.
Оно уже и теперь очаровывало меня, но это было очарование тоски и страха,
опасный и смертельный яд, — от которого надо бежать… но разве поймет это Норден — он уже рассказывает новый анекдот, и просительно заглядывает в
глаза, и клещами тащит из меня нелепый, надорванный смех. И оба мы сидим
глаз на
глаз и смеемся — боже мой, как это было глупо и унизительно!