Неточные совпадения
Я
остановился, запыхавшись, на краю горы и, прислонясь к
углу домика, стал рассматривать живописную окрестность, как вдруг слышу
за собой знакомый голос...
Раскольников дошел до Садовой и повернул
за угол. Разумихин смотрел ему вслед задумавшись. Наконец, махнув рукой, вошел в дом, но
остановился на средине лестницы.
— Дальше я не пойду, — шепнул Самгин, дойдя до
угла,
за которым его побили. Варвара пошла дальше, а он
остановился, послушал, как скрипят полозья саней по обнаженным камням, подумал, что надо бы зайти в зеленый домик, справиться о Любаше, но пошел домой.
Обыватели уже вставили в окна зимние рамы, и, как всегда, это делало тишину в городе плотнее, безответней. Самгин свернул в коротенький переулок, соединявший две улицы, — в лицо ему брызнул дождь, мелкий, точно пыль, заставив
остановиться, надвинуть шляпу, поднять воротник пальто. Тотчас же
за углом пронзительно крикнули...
Он не заметил, откуда выскочила и, с разгона,
остановилась на
углу черная, тонконогая лошадь, — остановил ее Судаков, запрокинувшись с козел назад, туго вытянув руки; из-за
угла выскочил человек в сером пальто, прыгнул в сани, — лошадь помчалась мимо Самгина, и он видел, как серый человек накинул на плечи шубу, надел мохнатую шапку.
Человек дошел до
угла,
остановился и, согнувшись, стал поправлять галошу, подняв ногу; поправил, натянул шляпу еще больше и скрылся
за углом.
Размахивая палкой, делая даме в
углу приветственные жесты рукою в желтой перчатке, Корвин важно шел в
угол, встречу улыбке дамы, но, заметив фельетониста,
остановился, нахмурил брови, и концы усов его грозно пошевелились, а матовые белки глаз налились кровью. Клим стоял, держась
за спинку стула, ожидая, что сейчас разразится скандал, по лицу Робинзона, по его растерянной улыбке он видел, что и фельетонист ждет того же.
— Черт побери — слышите? — спросил Правдин, ускоряя шаг, но, свернув
за угол,
остановился, поднял ногу и, спрятав ее под пальто, пробормотал, держась
за стену, стоя на одной ноге: — Ботинок развязался.
Райский бросился вслед
за ней и из-за
угла видел, как она медленно возвращалась по полю к дому. Она
останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое выражение ее лица. Место покорного ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела в глаза своей «беде».
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь
за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь в
угол, пожалуй на пушку,
остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его
за ветром не слыхать. Луны не было.
Не
останавливаясь, рабочие пошли, торопясь и наступая друг другу на ноги, дальше к соседнему вагону и стали уже, цепляясь мешками
за углы и дверь вагона, входить в него, как другой кондуктор от двери станции увидал их намерение и строго закричал на них.
Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники
останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что
за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший
уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.
Я добрался наконец до
угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а
за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять
остановился. «Что
за притча?.. Да где же я?» Я стал припоминать, как и куда ходил в течение дня… «Э! да это Парахинские кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща… Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо взять».
Мы начали торговаться тут же на улице, как вдруг из-за
угла с громом вылетела мастерски подобранная ямская тройка и лихо
остановилась перед воротами Ситникова дома.
В начале зимы его перевезли в Лефортовский гошпиталь; оказалось, что в больнице не было ни одной пустой секретной арестантской комнаты;
за такой безделицей
останавливаться не стоило: нашелся какой-то отгороженный
угол без печи, — положили больного в эту южную веранду и поставили к нему часового. Какова была температура зимой в каменном чулане, можно понять из того, что часовой ночью до того изнемог от стужи, что пошел в коридор погреться к печи, прося Сатина не говорить об этом дежурному.
Тройки вскачь неслись по коридорам и комнатам; шагом взбирались по лестницам, изображавшим собой горы, и наконец, наскакавшись и набегавшись,
останавливались на кормежку, причем «лошадей» расставляли по
углам, а кучера отправлялись
за «овсом» и, раздобывшись сластями, оделяли ими лошадей.
Через две-три минуты, однако ж, из-за
угла дома вынырнула человеческая фигура в затрапезном сюртуке,
остановилась, приложила руку к глазам и на окрик наш: «Анфиса Порфирьевна дома?» — мгновенно скрылась.
Мало — помалу, однако, сближение начиналось. Мальчик перестал опускать глаза,
останавливался, как будто соблазняясь заговорить, или улыбался, проходя мимо нас. Наконец однажды, встретившись с нами
за углом дома, он поставил на землю грязное ведро, и мы вступили в разговор. Началось, разумеется, с вопросов об имени, «сколько тебе лет», «откуда приехал» и т. д. Мальчик спросил в свою очередь, как нас зовут, и… попросил кусок хлеба.
Однажды я влез на дерево и свистнул им, — они
остановились там, где застал их свист, потом сошлись не торопясь и, поглядывая на меня, стали о чем-то тихонько совещаться. Я подумал, что они станут швырять в меня камнями, спустился на землю, набрал камней в карманы,
за пазуху и снова влез на дерево, но они уже играли далеко от меня в
углу двора и, видимо, забыли обо мне. Это было грустно, однако мне не захотелось начать войну первому, а вскоре кто-то крикнул им в форточку окна...
Прыгая с тряской взбуравленной мусорной насыпи в болотистые колдобины и потом тащась бесконечною полосою жидкой грязи, дрожки повернули из пустынной улицы в узенький кривой переулочек, потом не без опасности повернули
за угол и
остановились в начале довольно длинного пустого переулка.
Простившись с Помадою, он завернул
за угол и
остановился среди улицы. Улица, несмотря на ранний час, была совершенно пуста; подслеповатые московские фонари слабо светились, две цепные собаки хрипло лаяли в подворотни, да в окна одного большого купеческого дома тихо и безмятежно смотрели строгие лики окладных образов, ярко освещенных множеством теплящихся лампад.
Анатомический театр представлял из себя длинное, одноэтажное темно-серое здание, с белыми обрамками вокруг окон и дверей. Было в самой внешности его что-то низкое, придавленное, уходящее в землю, почти жуткое. Девушки одна
за другой
останавливались у ворот и робко проходили через двор в часовню, приютившуюся на другом конце двора, в
углу, окрашенную в такой же темно-серый цвет с белыми обводами.
Я не отвечал ему; он попросил у меня табаку. Чтобы отвязаться от него (к тому же нетерпение меня мучило), я сделал несколько шагов к тому направлению, куда удалился отец; потом прошел переулочек до конца, повернул
за угол и
остановился. На улице, в сорока шагах от меня, пред раскрытым окном деревянного домика, спиной ко мне стоял мой отец; он опирался грудью на оконницу, а в домике, до половины скрытая занавеской, сидела женщина в темном платье и разговаривала с отцом; эта женщина была Зинаида.
— Я не хотел этого, ты ведь знаешь, Павел. Случилось так: когда ты ушел вперед, а я
остановился на
углу с Драгуновым — Исай вышел из-за утла, — стал в стороне. Смотрит на нас, усмехается… Драгунов сказал: «Видишь? Это он
за мной следит, всю ночь. Я изобью его». И ушел, — я думал — домой… А Исай подошел ко мне…
Мать
остановилась у порога и, прикрыв глаза ладонью, осмотрелась. Изба была тесная, маленькая, но чистая, — это сразу бросалось в глаза. Из-за печки выглянула молодая женщина, молча поклонилась и исчезла. В переднем
углу на столе горела лампа.
Он в волнении схватил себя руками
за волосы и опять метнулся в
угол, но, дойдя до него,
остановился, повернулся лицом к Ромашову и весело захохотал. Подпоручик с тревогой следил
за ним.
Николаев
остановился и грубо схватил Ромашова
за рукав. Видно было, что внезапный порыв гнева сразу разбил его искусственную сдержанность. Его воловьи глаза расширились, лицо налилось кровью, в
углах задрожавших губ выступила густая слюна. Он яростно закричал, весь наклоняясь вперед и приближая свое лицо в упор к лицу Ромашова...
Саша прошел
за угол, к забору, с улицы,
остановился под липой и, выкатив глаза, поглядел в мутные окна соседнего дома. Присел на корточки, разгреб руками кучу листьев, — обнаружился толстый корень и около него два кирпича, глубоко вдавленные в землю. Он приподнял их — под ними оказался кусок кровельного железа, под железом — квадратная дощечка, наконец предо мною открылась большая дыра, уходя под корень.
На лице женщины неподвижно, точно приклеенная, лежала сладкая улыбка, холодно блестели её зубы; она вытянула шею вперёд, глаза её обежали двумя искрами комнату, ощупали постель и, найдя в
углу человека,
остановились, тяжело прижимая его к стене. Точно плывя по воздуху, женщина прокрадывалась в
угол, она что-то шептала, и казалось, что тени, поднимаясь с пола, хватают её
за ноги, бросаются на грудь и на лицо ей.
Играя, Гез встал, смотря в
угол,
за мою спину; затем его взгляд, блуждая,
остановился на портрете.
А вот
за чем: из-под земли, что ли, или из-под арок гостиного двора явился какой-то хожалый или будочник с палочкой в руках, и песня, разбудившая на минуту скучную дремоту, разом подрезанная,
остановилась, только балалайка показал палец будочнику; почтенный блюститель тишины гордо отправился под арку, как паук, возвращающийся в темный
угол, закусивши мушиными мозгами.
Потом Пепко
остановился на
углу улицы, взял меня
за пуговицу и сообщил мне трагическим шепотом...
Зная нрав Глеба, каждый легко себе представит, как приняты были им все эти известия. Он приказал жене остаться в избе, сам поднялся с лавки, провел ладонью по лицу своему, на котором не было уже заметно кровинки, и вышел на крылечко. Заслышав голос Дуни, раздавшийся в проулке, он
остановился. Это обстоятельство дало, по-видимому, другое направление его мыслям. Он не пошел к задним воротам, как прежде имел намерение, но выбрался на площадку, обогнул навесы и притаился
за угол.
Естественно, опасаясь быть обнаруженным, я ждал, что они проследуют мимо, хотя искушение выйти и заявить о себе было сильно, — я надеялся остаться снова один, на свой риск и страх и, как мог глубже, ушел в тень. Но, пройдя тупик, где я скрывался, Дигэ и Ганувер
остановились —
остановились так близко, что, высунув из-за
угла голову, я мог видеть их почти против себя.
Едва мы подошли к
углу, как Дюрок посмотрел назад и
остановился. Я стал тоже смотреть. Скоро из ворот вышел Варрен. Мы спрятались
за углом, так что он нас не видел, а сам был виден нам через ограду, сквозь ветви. Варрен посмотрел в обе стороны и быстро направился через мостик поперек оврага к поднимающемуся на той стороне переулку.
— Вот и приехали! — сказал Вернер любопытно и весело, когда карета
остановилась, и выпрыгнул легко. Но с Янсоном дело затянулось: молча и как-то очень вяло он упирался и не хотел выходить. Схватится
за ручку — жандарм разожмет бессильные пальцы и отдерет руку; схватится
за угол,
за дверь,
за высокое колесо — и тотчас же, при слабом усилии со стороны жандарма, отпустит. Даже не хватался, а скорее сонно прилипал ко всякому предмету молчаливый Янсон — и отдирался легко и без усилий. Наконец встал.
Через несколько минут страшная сцена совершилась на могилковском дворе. Двое лакеев несли бесчувственную Анну Павловну на руках; сзади их шел мальчик с чемоданом. Дворовые женщины и даже мужики, стоя
за углами своих изб, навзрыд плакали, провожая барыню. Мановский стоял на крыльце; на лице его видна была бесчувственная холодность. Мщение его было удовлетворено. Он знал, что обрекал жену или на нищету, или на позор. Между тем двое слуг, несших Анну Павловну, прошли могилковское поле и
остановились.
Все молчали. Егор Михайлович велел принесть, к завтрашнему дню рекрутские деньги, по семи копеек с тягла, и, объявив, что всё кончено, распустил сходку. Толпа двинулась, надевая шапки
за углом и гудя говором и шагами. Приказчик стоял на крыльце, глядя на уходивших. Когда молодежь-Дутловы прошли за-угол, он подозвал к себе старика, который сам
остановился и вошел с ним в контору.
— Я, Акулина, деньги отдал барыне, как благодарила! — сказал он вдруг и еще беспокойнее стал оглядываться и улыбаться. Два предмета особенно останавливали его беспокойные, лихорадочно-открытые глаза: веревки, привязанные к люльке, и ребенок. Он подошел к люльке и своими тонкими пальцами торопливо стал распутывать узел веревки. Потом глаза его
остановились на ребенке; но тут Акулина с лепешками на доске вошла в
угол. Ильич быстро спрятал веревку
за пазуху и сел на кровать.
(Входят Николай, Бобоедов. Садятся
за стол. Генерал усаживается в кресло в
углу, сзади него поручик. В дверях — Клеопатра и Полина. Потом сзади них Татьяна и Надя. Через их плечи недовольно смотрит Захар. Откуда-то боком и осторожно идет Пологий, кланяется сидящим
за столом, и растерянно
останавливается посреди комнаты. Генерал манит его к себе движением пальца. Он идет на носках сапог и становится рядом с креслом генерала. Вводят Рябцова.)
Яков мешает
угли в камине, она прислушивается к шуму, медленно идёт в комнату Яков а,
за шкафом нерешительно
останавливается.
На Дуэском рейде на Сахалине поздно вечером
остановился иностранный пароход и потребовал
угля. Просили командира подождать до утра, но он не пожелал ждать и одного часа, говоря, что если
за ночь погода испортится, то он рискует уйти без
угля. В Татарском проливе погода может резко измениться в какие-нибудь полчаса, и тогда сахалинские берега становятся опасны. А уже свежело и разводило порядочную волну.
Власич, без шляпы, в ситцевой рубахе и высоких сапогах, согнувшись под дождем, шел от
угла дома к крыльцу;
за ним работник нес молоток и ящик с гвоздями. Должно быть, починяли ставню, которая хлопала от ветра. Увидев Петра Михайлыча, Власич
остановился.
Еле слышный, донесся грохот экипажа по мостовой и сразу смолк, точно экипаж
остановился или свернул
за угол; но долго еще ухо ловило его отголоски.
Татьяна Николаевна
остановилась в какой-то внутренней, сосредоточенной борьбе со своим собственным раздумьем. Решить ли так, или эдак? высказывалось в ее взоре, в ее суровой морщинке над бровями, в ее медленном и редком подергивании
углами губ. Видно было, что обвинение, павшее на Хвалынцева, слишком успело задеть ее
за живое.
Михаил Андреевич чувствовал, что дело становится неладно, и велел кучеру
остановиться на
углу поляны,
за густою купой деревьев.
Это старая школа, м-р Вандергуд; для устранения препятствий на своем пути он не
остановится перед ядом, перед убийством из-за
угла, которое будет иметь все черты несчастной случайности.
Придя на квартиру, Рябович поскорее разделся и лег. В одной избе с ним
остановились Лобытко и поручик Мерзляков, тихий, молчаливый малый, считавшийся в своем кружке образованным офицером и всегда, где только было возможно, читавший «Вестник Европы», который возил всюду с собой. Лобытко разделся, долго ходил из
угла в
угол, с видом человека, который не удовлетворен, и послал денщика
за пивом. Мерзляков лег, поставил у изголовья свечу и погрузился в чтение «Вестника Европы».
И вслед
за тем, как бы прося прощения
за повелительный жест, кротко улыбнулся и с этой улыбкой оглянул публику. Вскинув волосы рукой, которой он держал смычок, Альберт
остановился перед
углом фортепьяно и плавным движением смычка провел по струнам. В комнате пронесся чистый, стройный звук, и сделалось совершенное молчание.
Сергей Петрович. Карета их; узнаю ее между тысячи.
Остановились… из нее выходит она!.. Дает знать человеку чтобы
за ней не следовал… У
угла встретил… он… ее любезник!.. Не пойти ли им навстречу? не убить ли ее позором?..