Неточные совпадения
Иван Кузмич,
оставшись полным
хозяином, тотчас послал
за нами, а Палашку запер в чулан, чтоб она не могла нас подслушать.
За отсутствием Татьяны Марковны Тушин вызвался быть
хозяином Малиновки. Он называл ее своей зимней квартирой, предполагая ездить каждую неделю, заведовать домом, деревней и прислугой, из которой только Василиса, Егор, повар и кучер уезжали с барыней в Новоселово. Прочие все
оставались на месте, на своем положении. Якову и Савелью поручено было состоять в распоряжении Тушина.
Никто ни слова не говорил о Ляховских, как ожидал Привалов, и ему
оставалось только удивляться, что
за странная фантазия была у Веревкина тащить его сюда смотреть, как лакей внушительной наружности подает кушанья, а
хозяин работает своими челюстями.
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он
за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение, не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям
хозяина. Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Дубровский один
остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил.
Один из последних опытов «гостиной» в прежнем смысле слова не удался и потух вместе с хозяйкой. Дельфина Гэ истощала все свои таланты, блестящий ум на то, чтоб как-нибудь сохранить приличный мир между гостями, подозревавшими, ненавидевшими друг друга. Может ли быть какое-нибудь удовольствие в этом натянутом, тревожном состоянии перемирия, в котором
хозяин,
оставшись один, усталый, бросается на софу и благодарит небо
за то, что вечер сошел с рук без неприятностей.
У Лиодора мелькнула мысль: пусть Храпун утешит старичонку. Он молча передал ему повод и сделал знак Никите выпустить чумбур. Все разом бросились в стороны. Посреди двора
остались лошадь и бродяга. Старик отпустил повод, смело подошел к лошади, потрепал ее по шее, растянул душивший ее чумбур, еще раз потрепал и спокойно пошел вперед, а лошадь покорно пошла
за ним, точно
за настоящим
хозяином. Подведя успокоенного Храпуна к террасе, бродяга проговорил...
Барин наш терпел, терпел, — и только раз, когда к нему собралась великая компания гостей, ездили все они медведя поднимать, подняли его, убили, на радости, без сумнения, порядком выпили; наконец, после всего того, гости разъехались,
остался один
хозяин дома, и скучно ему: разговоров иметь не с кем, да и голова с похмелья болит; только вдруг докладывают, что священник этот самый пришел там
за каким-то дельцем маленьким…
— Имение его Пантелей Егоров, здешний
хозяин, с аукциона купил. Так,
за ничто подлецу досталось. Дом снес, парк вырубил, леса свел, скот выпродал… После музыкантов какой инструмент
остался — и тот в здешний полк спустил. Не узнаете вы Грешищева! Пантелей Егоров по нем словно француз прошел! Помните, какие караси в прудах были — и тех всех до одного выловил да здесь в трактире мужикам на порции скормил! Сколько деньжищ выручил — страсть!
Друг по какому-то давнишнему капризу ни
за что не хотел лазить в речную воду, а теми обливаниями на суше, какими его угощал
хозяин, он всегда
оставался недоволен — фыркал, рычал, вырывался из рук, убегал домой и даже при всей своей ангельской кротости иногда угрожал укусом.
Хозяин дома в другом новом доме своем и в другой улице содержал трактир, а эта старуха, кажется родственница его,
осталась смотреть
за всем старым домом.
За ужином Егор Егорыч по своему обыкновению, а gnadige Frau от усталости — ничего почти не ели, но зато Сверстов все ел и все выпил, что было на столе, и, одушевляемый радостью свидания с другом, был совершенно не утомлен и нисколько не опьянел. Gnadige Frau скоро поняла, что мужу ее и Егору Егорычу желалось
остаться вдвоем, чтобы побеседовать пооткровеннее, а потому, ссылаясь на то, что ей спать очень хочется, она попросила у
хозяина позволения удалиться в свою комнату.
Остается брамин;
хозяин долго ищет его, наконец находит в углу
за шкафом, вежливо откланивается ему и
за бороду вытягивает на середину сцены.
Часто, бывало,
хозяин уходил из магазина в маленькую комнатку
за прилавком и звал туда Сашу; приказчик
оставался глаз на глаз с покупательницей. Раз, коснувшись ноги рыжей женщины, он сложил пальцы щепотью и поцеловал их.
(Прим. автора.)] которые год-другой заплатят деньги, а там и платить перестанут, да и
останутся даром жить на их землях, как настоящие
хозяева, а там и согнать их не смеешь и надо с ними судиться;
за такими речами (сбывшимися с поразительной точностью) последует обязательное предложение избавить добрых башкирцев от некоторой части обременяющих их земель… и
за самую ничтожную сумму покупаются целые области, и заключают договор судебным порядком, в котором, разумеется, нет и быть не может количества земли: ибо кто же ее мерил?
— Да-с, у каждого есть своя веревочка… Верно-с!.. А канатчик-то все-таки повесился… Кончено… finita la commedia… [комедия окончена… (итал.)] Xe-xe!.. Теперь, брат, шабаш… Не с кого взять. И жена, которая пилила беднягу с утра до ночи, и
хозяин из мелочной лавочки, и
хозяин дома — все с носом
остались. Был канатчик, и нет канатчика, а Порфир Порфирыч напишет рассказ «Веревочка» и получит
за оный мзду…
— Жалеть его — не
за что. Зря орал, ну и получил, сколько следовало… Я его знаю: он — парень хороший, усердный, здоровый и — неглуп. А рассуждать — не его дело: рассуждать я могу, потому что я —
хозяин. Это не просто, хозяином-то быть!.. От зуботычины он не помрет, а умнее будет… Так-то… Эх, Фома! Младенец ты… ничего не понимаешь… надо учить тебя жить-то… Может, уж немного
осталось веку моего на земле…
По утрам
хозяин уходил в лавку, а Евсей
оставался в квартире, чтобы привести комнаты в должный порядок. Кончив это, он умывался, шёл в трактир
за кипятком и потом в лавку — там они с
хозяином пили утренний чай. И почти всегда старик спрашивал его...
За короткое время розысков Иванов потратил несколько рублей, бывших при нем, и распродал остатки гардероба; у него
осталось одно военное, сильно поношенное пальто и то без погон, которые он не имел права носить в отставке, и продал барышнику «на выжигу». Дошло до того, что
хозяин гостиницы, где остановился Иванов, без церемонии выгнал его
за неплатеж нескольких рублей, и он вышел на улицу полуголодный, оскорбленный…
За неделю, даже накануне, он и не мечтал о таком положении, в каком очутился.
Наш табор тоже зашевелился.
Хозяева ночевавших возов вели
за чёлки лошадей и торопливо запрягали, боясь, очевидно, что уреневцы не станут дожидаться и они опять
останутся на жертву тюлинского самовластия.
Хозяин-немец побледнел, начал пятиться назад и исчез
за дверьми другой комнаты; но дочь его
осталась на прежнем месте и с детским любопытством устремила свои простодушные голубые глаза на обоих офицеров.
Бледный, встревоженный
хозяин, вздыхая и покачивая головой, вернулся к себе в спальню. Тетке жутко было
оставаться в потемках, и она пошла
за ним. Он сел на кровать и несколько раз повторил...
Гости
остались в столовой, шопотом толкуя об этом неожиданном посещении, и опасаясь быть нескромными, вскоре разъехались один
за другим, не поблагодарив
хозяина за его хлеб-соль.
Гаврила чувствовал себя раздавленным этой мрачной тишиной и красотой и чувствовал, что он хочет видеть скорее
хозяина. А если он там
останется?.. Время шло медленно, медленнее, чем ползли тучи по небу… И тишина, от времени, становилась все зловещей… Но вот
за стеной мола послышался плеск, шорох и что-то похожее на шепот. Гавриле показалось, что он сейчас умрет..
— Мадам Иванова, вы же смотрите
за собачкой. Может, я и не вернусь, так будет вам память о Сашке. Белинька, собачка моя! Смотрите, облизывается. Ах ты, моя бедная… И еще попрошу вас, мадам Иванова. У меня
за хозяином остались деньги, так вы получите и отправьте… Я вам напишу адреса. В Гомеле у меня есть двоюродный брат, у него семья, и еще в Жмеринке живет вдова племянника. Я им каждый месяц… Что же, мы, евреи, такой народ… мы любим родственников. А я сирота, я одинокий. Прощайте же, мадам Иванова.
Между прочим он употреблял следующую хитрость: когда отец его входил в свой постоянно запертый кабинет, в котором помещалась библиотека, и оставлял
за собою дверь незапертою, что случалось довольно часто, то Миша пользовался такими благоприятными случаями, прокрадывался потихоньку в кабинет и прятался
за ширмы, стоявшие подле дверей; когда же отец, не заметивши его, уходил из кабинета и запирал
за собою дверь — Миша
оставался полным
хозяином библиотеки и вполне удовлетворял своей страсти; он с жадностью читал все, что ни попадалось ему в руки, и не помнил себя от радости.
Когда уже меня все в городе святым почитали и даже дамы и хорошие господа стали приезжать ко мне потихоньку
за утешением, как-то пошел я к нашему
хозяину Осипу Варламычу прощаться — тогда прощеный день был, — а он этак запер на крючочек дверь и
остались мы вдвоем, с глазу на глаз.
На другой день эскадрон выступил. Офицеры не видали
хозяев и не простились с ними. Между собой они тоже не говорили. По приходе на первую дневку предположено было драться. Но ротмистр Шульц, добрый товарищ, отличнейший ездок, любимый всеми в полку и выбранный графом в секунданты, так успел уладить это дело, что не только не дрались, но никто в полку не знал об этом обстоятельстве, и даже Турбин и Полозов хотя не в прежних дружеских отношениях, но
остались на «ты» и встречались
за обедами и
за партиями.
Покончивши лошадку со всеми экипажами,
за одежу принялся и к утру
остался в одной только поддевке, так что
хозяина жалость взяла.
Шишкин
остался один в убогой квартиришке,
за которую было уже заплачено
хозяевам за месяц вперед.
А в дому Луповицких меж тем убирали столы, украшали их, уставляли ценными напитками и плодами своих теплиц. Входили в столовую гости веселые, говорливые, садились
за столы по местам. Шуткам и затейным разговорам конца не было, одни
хозяева, кроме Андрея Александрыча, все время
оставались сдержанны и холодны. Изронят изредка словечко, а ни
за что не улыбнутся.
Увидев, что
хозяин один в саду
остался, Корней бегом подбежал к нему. Василий Фадеев пошел было
за ним вслед, но тот, грубо оттолкнув его, запер калитку на задвижку.
Обо всем стал Корней подробно
хозяину докладывать, и просидели они далеко
за полночь. Марко Данилыч
остался Корнеем во всем доволен.
— Здоровье ничего, спасибо! — с угрюмой усмешкою ответил Андрей Иванович. — Если до лета доживу, так отслужу благодарственный молебен…
За друзей!
За товарищество! Да и
за хозяина кстати… Как же! Ведь он мне большую милость оказал: меня в его мастерской избили, а он ничего, не рассердился на меня, позволил
остаться.
Я удивляюсь, что в резолюции ничего не упомянуто о том, что тут заявил товарищ Бутыркин, Он обещается воротить новому
хозяину те тысячу восемьсот рублей, что получил от него
за этот дом, только бы дом
остался за яслями.
— Стыдно же будет и мне, если
останусь у друга в долгу, — ответил Григорий Александрович. — Изволь, и я попытаюсь. Но чтобы не ударить в грязь лицом, пусть наш
хозяин мне укажет, как
за что приняться и как что делать? Дело мастера боится, а без ученья и аза в глаза не увидишь.