Неточные совпадения
Она звала его домой, говорила, что она воротилась, что «без него скучно», Малиновка опустела, все повесили нос, что Марфенька собирается ехать гостить за
Волгу, к матери своего жениха, тотчас после дня своего рождения, который будет
на следующей неделе, что бабушка
останется одна и пропадет с тоски, если он не принесет этой жертвы… и бабушке, и ей…
— Нет, — отвечал Коршун, — я не к тому вел речь. Уж если такая моя доля, чтобы в Слободе голову положить, так нечего
оставаться. Видно, мне так
на роду написано. А вот к чему я речь вел. Знаешь ли, атаман,
на Волге село Богородицкое?
Старики бурлаки еще помнили Собаку-барина. Называли даже его фамилию. Но я ее не упомнил, какая-то неяркая. Его имение было
на высоком берегу
Волги, между Ярославлем и Костромой. Помещик держал псарню и
на проходящих мимо имения бурлаков спускал собак. Его и прозвали Собака-барин, а после него кличка так и
осталась, перемена — Собака-барин!
В ноги кланяйся!» Ей хочется
остаться одной и погрустить тихонько, как бывало, а свекровь говорит; «Отчего не воешь?» Она ищет света, воздуха, хочет помечтать и порезвиться, полить свои цветы, посмотреть
на солнце,
на Волгу, послать свой привет всему живому, — а ее держат в неволе, в ней постоянно подозревают нечистые, развратные замыслы.
Мы опять потащились
на своих лошадях, сначала в Симбирскую губернию, где взяли сестру и брата, и потом пустились за
Волгу, в Новое Аксаково, где
оставалась новорожденная сестра Аннушка.
Хизнула шляпа,
остались сапоги с валенками, и те Кинешма с Решмой перебивают, а за Кинешмой да Решмой калязинцы [Город и большое село
на Волге в Костромской губернии.
Хизнул за
Волгой шляпный промысел, но заволжанин рук оттого не распустил, головы не повесил. Сапоги да валенки у него
остались, стал калоши горожанам работать по немецкому образцу, дамские ботинки, полусапожки да котики, охотничьи сапоги до пояса, — хорошо в них
на медведя по сугробам ходить, — да мало ль чего еще не придумал досужий заволжанин.
Свияга — та еще лучше куролесит: подошла к Симбирску, версты полторы до
Волги остается, — нет, повернула-таки в сторону и пошла с
Волгой рядом:
Волга на полдень, она
на полночь, и верст триста реки друг дружке навстречу текут, а слиться не могут.
Тихо, мирно пообедали и весело провели остаток дня. Сбирались было ехать
на ярманку, но небо стало заволакивать, и свежий ветер потянул.
Волга заволновалась, по оконным стеклам застучали крупные капли дождя.
Остались, и рад был тому Дмитрий Петрович. Так легко, так отрадно было ему. Век бы гостить у Дорониных.
— По нынешним обстоятельствам нашему брату чем ни торгуй, без Питера невозможно, — ответил Никита Федорыч. — Ежели дома
на Волге век свой сидеть, не то чтобы нажить что-нибудь, а и то, что после батюшки покойника
осталось, не увидишь, как все уплывет.
До железной дороги городок был из самых плохих. Тогда, недалеко от пристани, стояла в нем невзрачная гостиница, больше похожая
на постоялый двор. Там приставали фурщики, что верховый барочный лес с
Волги на Дон возили. Постояльцам, кои побогаче, хозяин уступал комнаты из своего помещенья и, конечно, оттого внакладе не
оставался. Звали его Лукой Данилычем, прозывался он Володеров.
Весь вечер и всю ночь, не смыкая глаз до утра, распоряжался он
на пожаре. Когда они с Хрящевым прискакали к дальнему краю соснового заказника, переехав
Волгу на пароме, огонь был еще за добрых три версты, но шел в их сторону. Начался он
на винокуренном заводе Зверева в послеобеденное время. Завод стоял без дела, и никто не мог сказать, где именно загорелось; но драть начало шибко в первые же минуты, и в два каких-нибудь часа
остались одни головешки от обширного — правда, старого и деревянного — здания.
Как ему жаль было ружья и собаки! Они
остались там,
на Волге, в посаде, где у него постоянная квартира, поблизости пароходной верфи. Там же и все остальное добро.
На «Сильвестре» погибла часть платья, туалетные вещи, разные бумаги. Но все-таки у него было такое чувство, точно он начинает жить сызнова, по выходе из школы, с самым легким багажом без кола, без двора.
Чего еще ей надо? Этот барин в несколько раз богаче Теркина. Первач дал ей полную роспись того, что у него еще
остается после продажи лесной дачи теркинской компании…
На целых два миллиона строевого лесу только по
Волге. Из этих миллионов сколько ей перепадет? Да все, если она захочет.
Все усилия воеводы привлечь население
остались без успеха; после чтения манифеста от польского короля, начинались обещания,
на которые воевода даже сделался щедр до нелепости: отдавал всю землю и все угодья, обещал уничтожение рекрутских наборов, беспошлинную продажу вина, с назначением только по 15 копеек серебром с души годовых повинностей; но ничто не произвело ни малейшего действия, и даже к уничтожению по кабакам патентов население не оказывало никакого сочувствия; воевода наконец мог убедиться, что
на мыльных пузырях не долететь ему до
Волги.
Строгановы, эти усердные знаменитые граждане, виновники столь важного приобретения для России, не
оставались без вознаграждения: царь Иоанн Васильевич за их службу и радение пожаловал Семену Строганову два местечка, Большую и Малую Соль
на Волге, а Максиму и Никите — право торговать во всех городах беспошлинно.