Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного
осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
Случись, работой, хлебушком
Ему бы помогли,
А вынуть два двугривенных —
Так сам
ни с чем останешься.
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать,
ни печалиться,
Дай Бог
с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда
останетсяОт старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
В краткий период безначалия (см."Сказание о шести градоначальницах"), когда в течение семи дней шесть градоначальниц вырывали друг у друга кормило правления, он
с изумительною для глуповца ловкостью перебегал от одной партии к другой, причем так искусно заметал следы свои,
что законная власть
ни минуты не сомневалась,
что Козырь всегда
оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее.
Словом сказать, в полчаса, да и то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир,
что времени
остается много (отбытие
с этого пункта было назначено только на другой день), и зачал тужить и корить глуповцев,
что нет у них
ни мореходства,
ни судоходства,
ни горного и монетного промыслов,
ни путей сообщения,
ни даже статистики — ничего,
чем бы начальниково сердце возвеселить. А главное, нет предприимчивости.
Он прочел письмо и
остался им доволен, особенно тем,
что он вспомнил приложить деньги; не было
ни жестокого слова,
ни упрека, но не было и снисходительности. Главное же — был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт
с деньгами, он
с удовольствием, которое всегда возбуждаемо было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила
с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях
с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил,
что она
ни за
что не хотела вне его провести лишний день и решила,
что завтра непременно уедет.
И она стала говорить
с Кити. Как
ни неловко было Левину уйти теперь, ему всё-таки легче было сделать эту неловкость,
чем остаться весь вечер и видеть Кити, которая изредка взглядывала на него и избегала его взгляда. Он хотел встать, но княгиня, заметив,
что он молчит, обратилась к нему.
Ноздрев, возвратившись, повел гостей осматривать все,
что ни было у него на деревне, и в два часа
с небольшим показал решительно все, так
что ничего уж больше не
осталось показывать.
— Всенепременно. У него теперь приращенье должно идти
с быстротой невероятной. Это ясно. Медленно богатеет только тот, у кого какие-нибудь сотни тысяч; а у кого миллионы, у того радиус велик:
что ни захватит, так вдвое и втрое противу самого себя. Поле-то, поприще слишком просторно. Тут уж и соперников нет.
С ним некому тягаться. Какую цену
чему ни назначит, такая и
останется: некому перебить.
— Слушайте ж теперь войскового приказа, дети! — сказал кошевой, выступил вперед и надел шапку, а все запорожцы, сколько их
ни было, сняли свои шапки и
остались с непокрытыми головами, утупив очи в землю, как бывало всегда между козаками, когда собирался
что говорить старший.
Если мне, например, до сих пор говорили: «возлюби» и я возлюблял, то
что из того выходило? — продолжал Петр Петрович, может быть
с излишнею поспешностью, — выходило то,
что я рвал кафтан пополам, делился
с ближним, и оба мы
оставались наполовину голы, по русской пословице: «Пойдешь за несколькими зайцами разом, и
ни одного не достигнешь».
Но тем не менее ему опять-таки было ясно,
что Соня
с своим характером и
с тем все-таки развитием, которое она получила,
ни в каком случае не могла так
оставаться.
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое, и вместе
с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения,
что хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом мире, хотя бы в каком бы то
ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он
с удовольствием
оставался теперь в распивочной.
Вымылся он в это утро рачительно, — у Настасьи нашлось мыло, — вымыл волосы, шею и особенно руки. Когда же дошло до вопроса: брить ли свою щетину иль нет (у Прасковьи Павловны имелись отличные бритвы, сохранившиеся еще после покойного господина Зарницына), то вопрос
с ожесточением даже был решен отрицательно: «Пусть так и
остается! Ну как подумают,
что я выбрился для… да непременно же подумают! Да
ни за
что же на свете!
Разговор на этом прекратился. Оба молодых человека уехали тотчас после ужина. Кукшина нервически-злобно, но не без робости, засмеялась им вослед: ее самолюбие было глубоко уязвлено тем,
что ни тот,
ни другой не обратил на нее внимания. Она
оставалась позже всех на бале и в четвертом часу ночи протанцевала польку-мазурку
с Ситниковым на парижский манер. Этим поучительным зрелищем и завершился губернаторский праздник.
Она
ни перед кем никогда не открывает сокровенных движений сердца, никому не поверяет душевных тайн; не увидишь около нее доброй приятельницы, старушки,
с которой бы она шепталась за чашкой кофе. Только
с бароном фон Лангвагеном часто
остается она наедине; вечером он сидит иногда до полуночи, но почти всегда при Ольге; и то они все больше молчат, но молчат как-то значительно и умно, как будто что-то знают такое,
чего другие не знают, но и только.
От этого она только сильнее уверовала в последнее и убедилась,
что — как далеко человек
ни иди вперед, он не уйдет от него, если только не бросится
с прямой дороги в сторону или не пойдет назад,
что самые противники его черпают из него же,
что, наконец, учение это — есть единственный, непогрешительный, совершеннейший идеал жизни, вне которого
остаются только ошибки.
—
С тобой случилось что-нибудь, ты счастлива и захотела брызнуть счастьем на другого:
что бы
ни было за этим, я все принимаю, все вынесу — но только позволь мне быть
с тобой, не гони, дай
остаться…
— Да, насчет денег. У него сегодня в окружном суде решается их дело, и я жду князя Сережу,
с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он
останется победителем, а князья
ни при
чем. Закон!
Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А
что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли
с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется
с туманом и исчезнет как дым, и
останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?» Одним словом, не могу выразить моих впечатлений, потому
что все это фантазия, наконец, поэзия, а стало быть, вздор; тем не менее мне часто задавался и задается один уж совершенно бессмысленный вопрос: «Вот они все кидаются и мечутся, а почем знать, может быть, все это чей-нибудь сон, и
ни одного-то человека здесь нет настоящего, истинного,
ни одного поступка действительного?
Она пришла, однако же, домой еще сдерживаясь, но маме не могла не признаться. О, в тот вечер они сошлись опять совершенно как прежде: лед был разбит; обе, разумеется, наплакались, по их обыкновению, обнявшись, и Лиза, по-видимому, успокоилась, хотя была очень мрачна. Вечер у Макара Ивановича она просидела, не говоря
ни слова, но и не покидая комнаты. Она очень слушала,
что он говорил.
С того разу
с скамейкой она стала к нему чрезвычайно и как-то робко почтительна, хотя все
оставалась неразговорчивою.
А может быть и то,
что Ламберт совсем не хитрил
с этою девицею, даже
ни минуты, а так-таки и брякнул
с первого слова: «Mademoiselle, или
оставайтесь старой девой, или становитесь княгиней и миллионщицей: вот документ, а я его у подростка выкраду и вам передам… за вексель от вас в тридцать тысяч».
Из приваловского дома Хина, конечно, не ушла, а как
ни в
чем не бывало явилась в него на другой же день после своей размолвки
с Приваловым. Хозяину ничего не
оставалось, как только по возможности избегать этой фурии, чтобы напрасно не подвергать нареканиям и не отдавать в жертву городским сплетням
ни в
чем не повинные женские имена, а
с другой — не восстановлять против себя Зоси. Хиония Алексеевна в случае изгнания, конечно, не остановилась бы
ни перед
чем.
Так вот теперь это взямши, рассудите сами, Иван Федорович,
что тогда
ни Дмитрию Федоровичу,
ни даже вам-с
с братцем вашим Алексеем Федоровичем уж ничего-то ровно после смерти родителя не
останется,
ни рубля-с, потому
что Аграфена Александровна для того и выйдут за них, чтобы все на себя отписать и какие
ни на есть капиталы на себя перевести-с.
Что же, Григорий Васильевич, коли я неверующий, а вы столь верующий,
что меня беспрерывно даже ругаете, то попробуйте сами-с сказать сей горе, чтобы не то чтобы в море (потому
что до моря отсюда далеко-с), но даже хоть в речку нашу вонючую съехала, вот
что у нас за садом течет, то и увидите сами в тот же момент,
что ничего не съедет-с, а все
останется в прежнем порядке и целости, сколько бы вы
ни кричали-с.
— Я нарочно и сказал, чтобы вас побесить, потому
что вы от родства уклоняетесь, хотя все-таки вы родственник, как
ни финтите, по святцам докажу; за тобой, Иван Федорович, я в свое время лошадей пришлю,
оставайся, если хочешь, и ты. Вам же, Петр Александрович, даже приличие велит теперь явиться к отцу игумену, надо извиниться в том,
что мы
с вами там накутили…
Что эта дрянная кляча не Малек-Адель,
что между ею и Малек-Аделем не существовало
ни малейшего сходства,
что всякий мало-мальски путный человек должен был
с первого разу это увидеть,
что он, Пантелей Чертопханов, самым пошлым образом обманулся — нет!
что он нарочно, преднамеренно надул самого себя, напустил на себя этот туман, — во всем этом теперь уже не
оставалось ни малейшего сомнения!
Кроме Митрофана
с его семьей да старого глухого ктитора Герасима, проживавшего Христа ради в каморочке у кривой солдатки,
ни одного дворового человека не
осталось в Шумихине, потому
что Степушку,
с которым я намерен познакомить читателя, нельзя было считать
ни за человека вообще,
ни за дворового в особенности.
Ну, Василий Дмитрич, — проговорил он наконец, — жаль мне тебя, сердечного, а ведь дело-то твое неладно; ты болен не на шутку; оставайся-ка здесь у меня; я,
с своей стороны, все старание приложу, а впрочем,
ни за
что не ручаюсь».
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться,
что совесть его чиста и всегда будет чиста,
что мужество никогда
ни в
чем не изменит ему,
что во всех испытаниях, всяких, каких бы то
ни было, он
останется спокоен и тверд,
что судьба почти не властна над миром его души,
что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам
ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
Но он был слишком ловкий артист в своей роли, ему не хотелось вальсировать
с Верою Павловною, но он тотчас же понял,
что это было бы замечено, потому от недолгого колебанья, не имевшего никакого видимого отношения
ни к Вере Павловне,
ни к кому на свете,
остался в ее памяти только маленький, самый легкий вопрос, который сам по себе
остался бы незаметен даже для нее, несмотря на шепот гостьи — певицы, если бы та же гостья не нашептывала бесчисленное множество таких же самых маленьких, самых ничтожных вопросов.
И действительно, он исполнил его удачно: не выдал своего намерения
ни одним недомолвленным или перемолвленным словом,
ни одним взглядом; по-прежнему он был свободен и шутлив
с Верою Павловною, по-прежнему было видно,
что ему приятно в ее обществе; только стали встречаться разные помехи ему бывать у Лопуховых так часто, как прежде,
оставаться у них целый вечер, как прежде, да как-то выходило,
что чаще прежнего Лопухов хватал его за руку, а то и за лацкан сюртука со словами: «нет, дружище, ты от этого спора не уйдешь так вот сейчас» — так
что все большую и большую долю времени, проводимого у Лопуховых, Кирсанову приводилось просиживать у дивана приятеля.
— Соберитесь
с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите,
что если он
останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите,
что богатство не доставит вам и одной минуты счастия; роскошь утешает одну бедность, и то
с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь
ни его гнева,
ни угроз, пока
останется хоть тень надежды, ради бога, не отставайте.
Поехал и Григорий Иванович в Новоселье и привез весть,
что леса нет, а есть только лесная декорация, так
что ни из господского дома,
ни с большой дороги порубки не бросаются в глаза. Сенатор после раздела, на худой конец, был пять раз в Новоселье, и все
оставалось шито и крыто.
За домом, знаете, большой сад, мы туда, думаем, там
останемся сохранны; сели, пригорюнившись, на скамеечках, вдруг откуда
ни возьмись ватага солдат, препьяных, один бросился
с Павла Ивановича дорожный тулупчик скидывать; старик не дает, солдат выхватил тесак да по лицу его и хвать, так у них до кончины шрам и
остался; другие принялись за нас, один солдат вырвал вас у кормилицы, развернул пеленки, нет ли-де каких ассигнаций или брильянтов, видит,
что ничего нет, так нарочно, озорник, изодрал пеленки, да и бросил.
Я выпил, он поднял меня и положил на постель; мне было очень дурно, окно было
с двойной рамой и без форточки; солдат ходил в канцелярию просить разрешения выйти на двор; дежурный офицер велел сказать,
что ни полковника,
ни адъютанта нет налицо, а
что он на свою ответственность взять не может. Пришлось
оставаться в угарной комнате.
Как бы то
ни было, но на вечере у дяди матушка,
с свойственною ей проницательностью, сразу заметила,
что ее Надёха «начинает шалеть». Две кадрили подряд танцевала
с Клещевиновым, мазурку тоже отдала ему. Матушка хотела уехать пораньше, но сестрица так решительно этому воспротивилась,
что оставалось только ретироваться.
Заварили майорский чай, и, несмотря на отвычку, все
с удовольствием приняли участие в чаепитии. Майор пил пунш за пуншем, так
что Калерии Степановне сделалось даже жалко. Ведь он
ни чаю,
ни рому назад не возьмет — им бы
осталось, — и вдруг, пожалуй, всю бутылку за раз выпьет! Хоть бы на гогель-могель оставил! А Клобутицын продолжал пить и в то же время все больше и больше в упор смотрел на Машу и про себя рассуждал...
У меня всегда была большая чуткость ко всем направлениям и системам мысли, особенно к тоталитарным, способность вживаться в них. Я
с большой чуткостью мог вжиться в толстовство, буддизм, кантианство, марксизм, ницшеанство, штейнерианство, томизм, германскую мистику, религиозную ортодоксию, экзистенциальную философию, но я
ни с чем не мог слиться и
оставался самим собой.
Мальчик
оставался все тем же медвежонком, смотрел так же искоса не то угрюмо, не то насмешливо и, видимо, предоставлял мосье Одифре делать
с собой
что угодно, нимало не намереваясь оказывать ему в этих облагораживающих усилиях какое бы то
ни было содействие…
Дешерт стал одеваться, крича,
что он умрет в дороге, но не
останется ни минуты в доме, где смеются над умирающим родственником. Вскоре лошади Дешерта были поданы к крыльцу, и он, обвязанный и закутанный,
ни с кем не прощаясь, уселся в бричку и уехал. Весь дом точно посветлел. На кухне говорили вечером, каково-то у такого пана «людям», и приводили примеры панского бесчеловечья…
Что было делать Замараеву? Предупредить мужа, поговорить откровенно
с самой, объяснить все Анфусе Гавриловне, —
ни то,
ни другое,
ни третье не входило в его планы.
С какой он стати будет вмешиваться в чужие дела? Да и доказать это трудно, а он может
остаться в дураках.
Лопахин. Вы будете брать
с дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину, и если теперь же объявите, то, я ручаюсь
чем угодно, у вас до осени не
останется ни одного свободного клочка, все разберут. Одним словом, поздравляю, вы спасены. Местоположение чудесное, река глубокая. Только, конечно, нужно поубрать, почистить, например, скажем, снести все старые постройки, вот этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…
Принятое решение засело в его голове крепко, но как-то не связалось
ни с чем в его мыслях и понятиях и
осталось для него чужим и мертвым.
Но во всяком случае мне всего удивительнее и даже огорчительнее, если только можно так выразиться грамматически,
что вы, молодой человек, и того даже не умели понять,
что Лизавета Прокофьевна теперь
осталась с вами, потому
что вы больны, — если вы только в самом деле умираете, — так сказать, из сострадания, из-за ваших жалких слов, сударь, и
что никакая грязь
ни в каком случае не может пристать к ее имени, качествам и значению…
Мы знаем,
что у Епанчиных, пока они
оставались в Павловске, его не принимали, в свидании
с Аглаей Ивановной ему постоянно отказывали;
что он уходил,
ни слова не говоря, а на другой же день шел к ним опять, как бы совершенно позабыв о вчерашнем отказе, и, разумеется, получал новый отказ.
Переговоры
с Ониковым по этому поводу тоже
ни к
чему не повели. Он
остался при своем мнении, ссылаясь на прямой закон, воспрещающий старательские работы. Конечно, здесь дело заключалось только в игре слов: старательские работы уставом о частной золотопромышленности действительно запрещены, но в виде временной меры разрешались работы «отрядные» или «золотничные»,
что в переводе значило то же самое.
Так Анна и ушла
ни с чем для первого раза, потому
что муж был не один и малодушно прятался за других.
Оставалось выжидать случая, чтобы поймать его
с глазу на глаз и тогда рассчитаться за все.
С Никитичем действительно торопливо семенила ножками маленькая девочка
с большими серыми глазами и серьезным не по летам личиком. Когда она уставала, Никитич вскидывал ее на одну руку и шел
с своею живою ношей как
ни в
чем не бывало. Эта Оленка очень заинтересовала Нюрочку, и девочка долго оглядывалась назад, пока Никитич не
остался за поворотом дороги.