Неточные совпадения
Но на четвертом курсе я женился, жена из солидной судейской семьи,
отец ее — прокурор в провинции, дядя —
профессор.
— Мать увезла его в Германию, женила там на немке, дочери какого-то
профессора, а теперь он в санатории для нервнобольных.
Отец у него был алкоголик.
—
Отец мой —
профессор, физиолог, он женился, когда ему было уже за сорок лет, я — первый ребенок его.
Отец Андрюши был агроном, технолог, учитель. У
отца своего, фермера, он взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучил технологию, а в ближайшем университете, где было около сорока
профессоров, получил призвание к преподаванию того, что кое-как успели ему растолковать сорок мудрецов.
Голицын был удивительный человек, он долго не мог привыкнуть к тому беспорядку, что когда
профессор болен, то и лекции нет; он думал, что следующий по очереди должен был его заменять, так что
отцу Терновскому пришлось бы иной раз читать в клинике о женских болезнях, а акушеру Рихтеру — толковать бессеменное зачатие.
Отец Фогта — чрезвычайно даровитый
профессор медицины в Берне; мать из рода Фолленов, из этой эксцентрической, некогда наделавшей большого шума швейцарско-германской семьи.
Я так же плохо представлял себя в роли
профессора и академика, как и в роли офицера и чиновника или
отца семейства, вообще в какой бы то ни было роли в жизни.
Вскоре после описанных событий члены «дурного общества» рассеялись в разные стороны. Остались только «
профессор», по-прежнему, до самой смерти, слонявшийся по улицам города, да Туркевич, которому
отец давал по временам кое-какую письменную работу. Я с своей стороны пролил немало крови в битвах с еврейскими мальчишками, терзавшими «
профессора» напоминанием о режущих и колющих орудиях.
А юнкера в это время подзубривали военные науки для близкой репетиции, чертили профили и фасы, заданные
профессорами артиллерии и фортификации, упражнялись в топографическом искусстве, читали книжки Дюма-отца или попросту срисовывали лысую, почти голую мощную голову прославленного пастыря.
По приезде в Кузьмищево Егор Егорыч ничего не сказал об этом свидании с архиереем ни у себя в семье, ни
отцу Василию из опасения, что из всех этих обещаний владыки, пожалуй, ничего не выйдет; но Евгений, однако, исполнил, что сказал, и Егор Егорыч получил от него письмо, которым преосвященный просил от его имени предложить
отцу Василию место ключаря при кафедральном губернском соборе, а также и должность
профессора церковной истории в семинарии.
Елена Андреевна. Неблагополучно в этом доме. Ваша мать ненавидит все, кроме своих брошюр и
профессора;
профессор раздражен, мне не верит, вас боится; Соня злится на
отца, злится на меня и не говорит со мною вот уже две недели; вы ненавидите мужа и открыто презираете свою мать; я раздражена и сегодня раз двадцать принималась плакать… Неблагополучно в этом доме.
— При
отце не надо упоминать фамилии
профессора N и особенно его жены; на этот раз папа не расслышал. Не удивляйтесь, господа… У меня есть свои, очень уважительные причины…
— Никого мне так не жаль, как нашу бедную Лизу. Учится девочка в консерватории, постоянно в хорошем обществе, а одета бог знает как. Такая шубка, что на улицу стыдно показаться. Будь она чья-нибудь другая, это бы еще ничего, но ведь все знают, что ее
отец знаменитый
профессор, тайный советник!
В непродолжительном времени Любиньку отвезли в Екатерининский институт, а по отношению ко мне Жуковский, у которого
отец был без меня, положительно посоветовал везти меня в Дерпт, куда дал к
профессору Моеру рекомендательное письмо.
Сын этот был молодой
профессор, неверующий, которого мать, горячо верующая и преданная
отцу Сергию, привезла сюда и упросила
отца Сергия поговорить с ним.
Надо вам заметить, что в детстве и в юности я не был знаком с Котловичами, так как мой
отец был
профессором в N. и мы долго жили в провинции, а когда я познакомился с ними, то этой девушке было уже двадцать два года, и она давно успела и институт кончить, и пожить года два-три в Москве, с богатой теткой, которая вывозила ее в свет.
Но до этой первой исповеди — в чужой церкви, в чужой стране, на чужом языке — была первая православная, честь честью, семилетняя, в московской университетской церкви, у знакомого священника
отца, «
профессора академии».
— Ну, уж я думаю! Не притворяйся, брат, умником-то! Что там может быть приятного с
профессорами? А к нам к
отцу вчера пришли гости, молодые чиновники из дворянского собрания и из гражданской палаты, и все говорили, как устроить республику.
Старый
профессор собирался на лекцию, но встретил меня очень ласково, наскоро закусил с нами и ушел, поручив меня попечениям дочери; но бедной девушке было, кажется, совсем не до забот обо мне. Она, видимо, перемогалась и старалась улыбаться
отцу и мне, но от меня не скрылось, что у нее подергивало губы — и лицо ее то покрывалось смертною бледностию, то по нем выступали вымученные сине-розовые пятна.
Елена Андреевна. Неблагополучно в этом доме. Ваша мать ненавидит все, кроме своих брошюр и
профессора;
профессор раздражен, мне не верит, вас боится; Соня злится на
отца и не говорит со мною; вы ненавидите мужа и открыто презираете свою мать; я нудная, тоже раздражена и сегодня раз двадцать принималась плакать. Одним словом, война всех против всех. Спрашивается, какой смысл в этой войне, к чему она?
Мой товарищ по гимназии, впоследствии заслуженный
профессор Петербургского университета В.А.Лебедев, поступил к нам в четвертый класс и прямо стал слушать законоведение. Но он был дома превосходно приготовлен
отцом, доктором, по латинскому языку и мог даже говорить на нем. Он всегда делал нам переводы с русского в классы словесности или математики, иногда нескольким плохим латинистам зараз. И кончил он с золотой медалью.
Отрок, из которого бывший
профессор вифанской семинарии и будущий синодальный секретарь должен был, по желанию его
отца, в три года «образовать дипломата», обнаруживал склонности совсем не дипломатические, а такие, что ни себе посмотреть, ни людям показать.
Напоминаю, что это было в самый превосходный, погожий день. Покойный владыка Филарет тогда уже был близок к закату дней и постоянно прихварывал, и даже очень мучительно и тяжко. Страдания его облегчал
профессор Вл. Аф. Караваев, а еще чаще его помощник, г. Заславский, которого покойный в шутку звал «
отец Заславский». Промежутки, когда он был здоровее и мог обходиться без визитов «
отца Заславского», были непродолжительны и нечасты, но, однако, бывали — и тогда он бодрился и даже выходил на воздух.
— Что вы, Катечка! Меня даже
отец так зовет: Процентик, Процентик! Клянусь вам
профессором Бергом и святой статистикой!
Поэтому он считал себя хорошим
отцом, и когда начинал разговаривать с Павлом, то чувствовал себя как
профессор на кафедре.