Неточные совпадения
Эта карикатура сатирического журнала была ответом
на запрещение курить
на улицах, виновных
отправляли в полицию, «несмотря
на чин и звание», как было напечатано в приказе обер-полицмейстера, опубликованном в газетах.
Рядом с воротами стояло низенькое каменное здание без окон, с одной дверью
на двор. Это — морг. Его звали «часовня». Он редко пустовал. То и дело сюда привозили трупы, поднятые
на улице, или жертвы преступлений. Их
отправляли для судебно-медицинского вскрытия в анатомический театр или, по заключению судебных властей, отдавали родственникам для похорон. Бесприютных и беспаспортных отпевали тут же и везли
на дрогах, в дощатых гробах
на кладбище.
Сейчас надобно
отправлять почту, она и сегодня действует, хоть птица гнезда не вьет, [По народному поверью — 25 марта (благовещенье) «Птица гнезда не вьет».] а настает надобность хватить еще словечко, тебе, добрый друг Таврило Степанович, — жена кричит с лестницы, что завтра чествуют твоего патрона и чтоб я непременно хоть невидимкой со всем теперешним нашим обществом явился к имениннику, который, верно, задает пир
на дворянской
улице. — От души обнимаю тебя и желаю тебе того, что ты сам себе желаешь.
Когда человек пять таких тузов
отправил он в госпиталь, все начали чистить, мыть, перестраивать и кормить рабочих и служащих свежей пищей в чистых столовых. В две недели Нижнего стало не узнать: чистота
на улицах и
на дворах.
На другой день мне дали пятиалтынный и
отправили меня причащаться. Пасха была поздняя, уже давно стаял снег,
улицы просохли, по дорогам курилась пыль; день был солнечный, радостный.
Его выгнали, больного, измученного, из биллиардной и отобрали у него последние деньги.
На улице бедняка подняли дворники и
отправили в приемный покой. Прошло несколько месяцев; о капитане никто ничего не слыхал, и его почти забыли. Прошло еще около года. До биллиардной стали достигать слухи о капитане, будто он живет где-то в ночлежном доме и питается милостыней.
Тучи громадных событий скоплялись
на Востоке: славянский вопрос все более и более начинал заинтересовывать общество; газеты кричали, перебранивались между собой: одни, которым и в мирное время было хорошо, желали мира; другие, которые или совсем погасали, или начинали погасать, желали войны; телеграммы изоврались и изолгались до последней степени; в комитеты славянские сыпались сотни тысяч; сборщицы в кружку с красным крестом появились
на всех сборищах, торжищах и
улицах; бедных добровольцев, как баранов
на убой,
отправляли целыми вагонами в Сербию; портрет генерала Черняева виднелся во всех почти лавочках.
— Ага, — сказал он, внимательно выслушав меня, — ну, знаете, если бы я говорил с ними об этом, да еще
на улице, — меня бы снова
отправили к якутам…
Она жила теперь
на отдельной квартире, но Ляхов не оставлял ее в покое. Он поджидал ее при выходе из мастерской, подстерегал
на улице и требовал, чтоб она снова шла жить к нему. Однажды он даже ворвался пьяным в ее квартиру и избил бы Катерину Андреевну насмерть, если бы квартирный хозяин не позвал дворника и не
отправил Ляхова в участок. Катерина Андреевна со страхом покидала свою квартиру и в мастерскую ходила каждый раз по разным
улицам.
Ломаным русским языком, долго проживавший в Москве — он прибыл в царствование Алексея Михайловича — Краузе объяснил Петру Ананьеву, что нашел его
на улице, недалеко от дома, в бесчувственном состоянии и перетащил к себе и стал расспрашивать, кто он и что с ним. Петр Ананьев хотел было пуститься в откровенность, но блеснувшая мысль, что его
отправят назад к помещику, оледенила его мозг, и он заявил попросту, что он не помнит, кто он и откуда попал к дому его благодетеля. Немец лукаво улыбнулся и сказал...
— Я опять бросилась к Агафье, но места подходящего долго не выходило, и я пошла искать приключений
на улице, где меня и сцапала полиция и
отправила на прядильный двор.