Неточные совпадения
Как хватило их с
корабля — половина челнов закружилась и перевернулась, потопивши не одного в воду, но привязанные
к бокам камыши спасли челны
от потопления.
Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже
к морю, подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось на волоске. Вне себя
от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали
от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова увидев
корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.
Корабль подойдет величественно
к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет
от него быстрая лодка.
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли
от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки
к высокому
кораблю.
Пантен, крича как на пожаре, вывел «Секрет» из ветра; судно остановилось, между тем как
от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу
корабля, изумленно оглянулся и прошел с Грэем в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно
к синему крейсеру.
В сопровождении боцмана Грэй осмотрел
корабль, велел подтянуть ванты, ослабить штуртрос [Штуртрос — цепной, из троса или комбинированный, привод
от рулевого колеса
к румпелю.], почистить клюзы, переменить кливер [Кливер — косой парус впереди фок-мачты.], просмолить палубу, вычистить компас, открыть, проветрить и вымести трюм. Но дело не развлекало Грэя. Полный тревожного внимания
к тоскливости дня, он прожил его раздражительно и печально: его как бы позвал кто-то, но он забыл, кто и куда.
На этот раз ему удалось добраться почти
к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда
от одной крыши
к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый
корабль с алыми парусами.
Был туман и свежий ветер, потом пошел дождь. Однако ж мы в трубу рассмотрели, что судно было под английским флагом. Адмирал сейчас отправил навстречу
к нему шлюпку и штурманского офицера отвести
от мели. Часа через два
корабль стоял уже близ нас на якоре.
Переход
от качки и холода
к покою и теплу был так ощутителен, что я с радости не читал и не писал, позволял себе только мечтать — о чем? о Петербурге, о Москве, о вас? Нет, сознаюсь, мечты опережали
корабль. Индия, Манила, Сандвичевы острова — все это вертелось у меня в голове, как у пьяного неясные лица его собеседников.
Когда мы сели в шлюпку,
корабль наш был верстах в пяти; он весь день то подходил
к берегу, то отходил
от него. Теперь чуть видны были паруса.
К нам наехали, по обыкновению, разные лица, с рекомендательными письмами
от датских, голландских и прочих
кораблей, портные, прачки мужеского пола и т. п.
Это зависит
от привычки или непривычки
к морю, то есть
от знакомства или незнакомства с его характером, с устройством и управлением
корабля и, наконец,
от нервозности характера или
от воспитания плавателя.
Говорить ли о теории ветров, о направлении и курсах
корабля, о широтах и долготах или докладывать, что такая-то страна была когда-то под водою, а вот это дно было наруже; этот остров произошел
от огня, а тот
от сырости; начало этой страны относится
к такому времени, народ произошел оттуда, и при этом старательно выписать из ученых авторитетов, откуда, что и как?
Удовольствие мое переменилося в равное негодование с тем, какое ощущаю, ходя в летнее время по таможенной пристани, взирая на
корабли, привозящие
к нам избытки Америки и драгие ее произращения, как-то: сахар, кофе, краски и другие, не осушившиеся еще
от пота, слез и крови, их омывших при их возделании.
— Это одна полька, прелестнейшее и чудное существо; но, как все польки, существо кокетливое, чего я не понял, или, лучше сказать,
от любви
к ней, не рассудив этого, сразу же изломал и перековеркал все и, как говорится, неизвестно для чего сжег свои
корабли, потом, одумавшись и опомнившись, хотел было воротить утраченное счастие, но было уже поздно.
Потому что, когда
корабль раскачивало направо и налево, то
от кормы
к носу, то опять
от носа
к корме, — тогда небо, казалось, вот-вот опрокинется на море, а потом опять море все разом лезло высоко
к небу.
От этого у бедного Дымы страшно кружилась голова, что-то тосковало под ложечкой, и он все подходил
к борту
корабля и висел книзу головой, точно тряпка, повешенная на плетне для просушки.
Плещет волна, ходят туманные облака, летают за
кораблем чайки, садятся на мачты, потом как будто отрываются
от них ветром и, колыхаясь с боку на бок, как клочки белой бумаги, отстают, отстают и исчезают назади, улетая обратно,
к европейской земле, которую наши лозищане покинули навеки.
Как те, которые когда-то, так же отрываясь
от мачт
корабля, неслись туда… назад…
к Европе, унося с собой из Нового света тоску по старой родине…
Вместе с этим кто-то громко крикнул, молодая девушка рванулась
к морю, и Матвей услышал ясно родное слово: «Отец, отец!» Между тем,
корабль, тихо работавший винтами, уже отодвинулся
от этого места, и самые волны на том месте смешались с белым туманом.
Мы признаем нехристианскими и незаконными не только самые войны — как наступательные, так и оборонительные, — но и все приготовления
к войнам: устройство всяких арсеналов, укреплений, военных
кораблей; признаем нехристианским и незаконным существование всяких постоянных армий, всякого военного начальства, всяких памятников, воздвигнутых в честь побед или павших врагов, всяких трофеев, добытых на поле сражения, всяких празднований военных подвигов, всяких присвоений, совершенных военной силой; признаем нехристианским и незаконным всякое правительственное постановление, требующее военной службы
от своих подданных.
Я позавтракал и уложил вещи, устав
от мыслей, за которые ни один дельный человек не дал бы ломаного гроша; затем велел вынести багаж и приехал
к кораблю в то время, когда Гез сходил на набережную.
Как она обернулась и мимоходом повела глазами на Дон-Кихота, так он и намагнетизировался. Та смотрит на него, потому что видит его смотрящим в первый раз после долгого беспамятства, а он
от нее глаз оторвать не может. Глаза большие, иссера-темные, под черною бровью дужкою, лицо горит жизнью, зубы словно перл, зерно
к зерну низаны, сочные алые губы полуоткрыты, шея башенкой, на плечах — эполет клади, а могучая грудь как
корабль волной перекачивает.
— Не довольствуется вами, на суше пребывающими, но и здесь, на Нептунусову державу дерзнул, и едва не все суда, в Кончукорье лежащие,
к ярмонке с товары все пожег; обаче чрез наши труды весьма разорен…» Шутливый тон письма показывает, что, под влиянием радостного впечатления
от спуска
корабля, Петр вовсе не принял
к сердцу известия о московских пожарах.
«По возвращении
от невзятия Азова, — пишет он, — с консилии генералов указано мне
к будущей войне делать галеи, для чего удобно мню быть шхиптиммерманам (корабельным плотникам) всем
от вас сюды: понеже они сие зимнее время туне будут препровождать, а здесь тем временем великую пользу
к войне учинить; а корм и за труды заплата будет довольная, и ко времени отшествия
кораблей (то есть ко времени открытия навигации в Архангельске) возвращены будут без задержания, и тем их обнадежь, и подводы дай, и на дорогу корм».
О сеньор, нам очень плохо!
Случайно я проведал стороною,
Что
к ним из Рима будет новый член,
Какой-то дон Йеронимо. Он в Кадикс
На
корабле на днях приехать должен.
Святых он братий хочет подтянуть;
Они его со страхом ожидают;
Чтоб избежать в бездействии упрека,
Формальный вам готовится процесс;
Арестовать должны вас очень скоро.
Меж тем разосланы во все концы
Глашатаи, чтоб ваше отлученье
От церкви и закона объявить.
Пропали мы совсем!
— Тысячи женщин до тебя, о моя прекрасная, задавали своим милым этот вопрос, и сотни веков после тебя они будут спрашивать об этом своих милых. Три вещи есть в мире, непонятные для меня, и четвертую я не постигаю: путь орла в небе, змеи на скале,
корабля среди моря и путь мужчины
к сердцу женщины. Это не моя мудрость, Суламифь, это слова Агура, сына Иакеева, слышанные
от него учениками. Но почтим и чужую мудрость.
Откладывать поездку было неудобно и по отношению
к Матвееву и ко мне, без того потерявшему много лет в университете. Поэтому, получивши
от отца небольшую сумму денег, я тем же путем вернулся в Москву
к старикам Григорьевым и, доехав в дилижансе до Петербурга, немедля взял место на отходившем в Штетин пароходе «Николай». Зная, что платье несравненно дешевле за границей, я сел на
корабль в студенческом сюртуке.
На берегу, бросив лодку, Аян выпрямился. Дремлющий, одинокий
корабль стройно чернел в лазури. Прошла минута — и небо дрогнуло
от удара. Большая, взмыленная волна пришла
к берегу, лизнула ноги Аяна и медленно, как кровь с побледневших щек, вернулась в родную глубь.
— Все зависит
от того, какие требования
от жизни, — спорил брат Ираклий. — Богатому жаль
корабля, а нищему кошеля… Вот богатому-то и умному и трудно быть счастливым. Вот вы, например — я уверен, что вы были очень богатым человеком, все вам надоело и вот вы пришли
к нам в обитель.
— По счастию, оно далеко… Вызовите всех наверх, — обратился капитан
к вахтенному офицеру, — убирать паруса и спускать брам-стеньги и стеньги, ставить штормовые паруса и лечь на левый галс [На левый галс, то есть таким образом, чтобы ветер дул в правую сторону
корабля. Этим способом можно уйти
от центра урагана.].
Приведя
к присяге капитана, фельдмаршал приказал ему тою же ночью ехать с командой в Кронштадт, принять с
корабля «Трех иерархов»
от адмирала Грейга женщину с несколькими ее служителями и тайным образом отвезти их в Петропавловскую крепость, где сдать коменданту Чернышеву.
Когда собрались в путь и
корабль был уже готов
к отплытию, князь Радзивил поручил мне проводить на него «иностранную даму», сказав, что это русская «великая княжна», рожденная покойною императрицей Елизаветою Петровною
от тайного, но законного брака.
Флот, под командою Грейга, состоящий в пяти
кораблях и одном фрегате, сейчас под парусами, о чем дано знать в Англию
к министру, чтоб оный, по прибытии в порт английский, был всем
от него снабжен.
Видя, что дело плохо, я велел грести изо всех сил, чтоб уйти
от кораблей; мои люди хорошо исполнили мое приказание, но один из
кораблей догнал меня,
к нему подошли другие, и моя шлюпка была окружена со всех сторон.
Он просил у своего приятеля книг, достал их еще где-то и порядочный запас для чтения отправил
от своего имени на
корабль к пленнице.
На другой день по отправлении донесения
к императрице, то есть 1 июня, князь Голицын получил
от пленницы письмо. Она писала, что нисколько не чувствует себя виновною против России и против государыни императрицы, иначе не поехала бы с графом Орловым на русский
корабль, зная, что на палубе его она будет находиться в совершенной власти русских.
Императрица сама была не прочь
от мира, но потребовала
от султана независимости крымских татар, свободного плавания русским
кораблям по Черному морю и Архипелагу и присоединения
к России Молдавии с Валахией.
Они живучи, как рыбы, и им нужны целые столетия…Мария привыкла
к своему новому житью-бытью и уже начала посмеиваться над монахами, которых называла воронами…Она прожила бы еще долго и, пожалуй, уплыла бы вместе с починенным
кораблем, как говорил Христофор, в далекие страны, подальше
от глупой Испании, если бы не случилось одного страшного, непоправимого несчастья.
Вечером Мария сидела уже на самом дне
корабля и, дрожа
от холода и страха, прислушивалась
к шуму волн и с нетерпением ожидала того невозможного времени, о котором говорил отец Спаланцо.
«Однако ж, — подумал он, — одарил же меня Господь кой-каким рассудком, правил я успешно хозяйством на
корабле, вынес и собственное хозяйство
от крушения,
к тому ж, грех таить, писать охотник, да и отказываться
от чести, мне сделанной, постыдно» — и решился принять должность, на которую вызвал его голос дворянства целого уезда.
Окружив себя лицами, враждебными всесильному графу, он увидал, что эти лица далее глумления над царским любимцем «за стеною» не идут и
от них ему нечего ждать нужной протекции, а между тем, чувствовать себя выкинутым за борт государственного
корабля для честолюбивого Зарудина стало невыносимым, и он решил обратиться
к тому же, как он уверял всех, злейшему врагу его — графу Аракчееву.
Посол взял ответ и цветы и отправился с тем ответом
к правителю, а патриарх сию же минуту оделся, взял свои драгоценности и свою свиту и поскакал на быстрых мулах вон из города через Ворота Солнца, а за стеною повернул
к востоку, надеясь в каком-либо из семи нильских гирл найти греческую трирему или быстроходный чужеземный
корабль и бежать на нем
от возмущенной страны и
от коварного правителя, с надеждою отплатить ему издали за его издевательство.