Неточные совпадения
Я вскочил на четвереньки, живо представляя
себе ее личико, закрыл
голову одеялом, подвернул его под
себя со всех сторон и, когда нигде не осталось отверстий, улегся и,
ощущая приятную теплоту, погрузился в сладкие мечты и воспоминания.
Прислушиваясь к
себе, Клим
ощущал в груди, в
голове тихую, ноющую скуку, почти боль; это было новое для него ощущение. Он сидел рядом с матерью, лениво ел арбуз и недоумевал: почему все философствуют? Ему казалось, что за последнее время философствовать стали больше и торопливее. Он был обрадован весною, когда под предлогом ремонта флигеля писателя Катина попросили освободить квартиру. Теперь, проходя по двору, он с удовольствием смотрел на закрытые ставнями окна флигеля.
Не поднимая
головы, Клим посмотрел вслед им. На ногах Дронова старенькие сапоги с кривыми каблуками, на
голове — зимняя шапка, а Томилин — в длинном, до пят, черном пальто, в шляпе с широкими полями. Клим усмехнулся, найдя, что костюм этот очень характерно подчеркивает странную фигуру провинциального мудреца. Чувствуя
себя достаточно насыщенным его философией, он не
ощутил желания посетить Томилина и с неудовольствием подумал о неизбежной встрече с Дроновым.
Клим согласно кивнул
головой. Когда он не мог сразу составить
себе мнения о человеке, он чувствовал этого человека опасным для
себя. Таких, опасных, людей становилось все больше, и среди них Лидия стояла ближе всех к нему. Эту близость он сейчас
ощутил особенно ясно, и вдруг ему захотелось сказать ей о
себе все, не утаив ни одной мысли, сказать еще раз, что он ее любит, но не понимает и чего-то боится в ней. Встревоженный этим желанием, он встал и простился с нею.
Она обняла его за шею и нежно привлекла его
голову к
себе на грудь. Она была без корсета. Ромашов почувствовал щекой податливую упругость ее тела и услышал его теплый, пряный, сладострастный запах. Когда она говорила, он
ощущал ее прерывистое дыхание на своих волосах.
Между тем в доме купчихи Облепихиной происходила сцена довольно мрачного свойства. Его высокородие изволил проснуться и чувствовал
себя мучительно. На обеде у
головы подали такое какое-то странное кушанье, что его высокородие
ощущал нестерпимую изжогу, от которой долгое время отплевывался без всякого успеха.
Дело состояло в том, что помпадур отчасти боролся с своею робостью, отчасти кокетничал. Он не меньше всякого другого
ощущал на
себе влияние весны, но, как все люди робкие и в то же время своевольные, хотел, чтобы Надежда Петровна сама повинилась перед ним. В ожидании этой минуты, он до такой степени усилил нежность к жене, что даже стал вместе с нею есть печатные пряники. Таким образом дни проходили за днями; Надежда Петровна тщетно ломала
себе голову; публика ожидала в недоумении.
Я
ощущал ее личность так живо, что мог говорить с ней, находясь один, без чувства странности или нелепости, но когда воспоминание повторяло ее нежный и горячий порыв, причем я не мог прогнать ощущение прильнувшего ко мне тела этого полуребенка, которого надо было, строго говоря, гладить по
голове, — я спрашивал
себя...
Но вдруг, повернув
голову влево, Илья увидел знакомое ему толстое, блестящее, точно лаком покрытое лицо Петрухи Филимонова. Петруха сидел в первом ряду малиновых стульев, опираясь затылком о спинку стула, и спокойно поглядывал на публику. Раза два его глаза скользнули по лицу Ильи, и оба раза Лунёв
ощущал в
себе желание встать на ноги, сказать что-то Петрухе, или Громову, или всем людям в суде.
На
голову Лунёва падали тяжёлые слёзы,
ощущая их прикосновение к
себе, он сам заплакал свободно и легко.
Представьте
себе пропойца, который встает с постели с разбитым лицом, с угнетенною винными парами
головой, весь подавленный чувством тупого самоотсутствия, которое не дает ему возможности не только что-нибудь
ощущать, но просто даже разобрать, где он и кто он.
Я вышел в зал и увидел перед
собою представительного Пенькновского,
ощутил всю трудность возложенного на меня поручения, тем более что не знал, чем оно вызвано. Одну минуту мне пришло в
голову, уж не сделал ли он предложения моей maman, но, вспомнив, что он в последнее время усвоил
себе привычку говорить с женщинами с особенной тихой развязностью, я счел свою догадку преждевременной и просто попросил его в свою комнату.
Я была слишком уверена в
себе, чтобы бояться… но невольно дыхание мое сперло в груди, когда я потянула к
себе беленький билетик… На билетике стоял Э 12: «Бегство иудеев из Египта». Эту историю я знала отлично, и,
ощутив в душе сладостное удовлетворение, я не спеша, ровно и звонко рассказала все, что знала. Лицо Maman ласково улыбалось; отец Филимон приветливо кивал мне
головою, даже инспектор и отец Дмитрий, скептически относившийся к экзаменам «седьмушек», не без удовольствия слушали меня…
Войдя, Виктор Павлович остановился перед ней, не доходя шагов двух и опустил
голову, как бы болезненно
ощущая на
себе молниеносные взгляды посетительницы.
И я як вернулся знову до
себя в постель, то лег под одеяло и враз же
ощутил в
себе такое благоволение опочить, что уже думал, будто теперь даже вci ангелы божии легли опочивать на облачках, як на подушечках, а притомленные сельские люди, наработавшись, по всему селу так храпят, що аж земля стогнет, и тут я сам поклал
голову на подушку и заплющил очи…