Неточные совпадения
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво
падали с блестящих волос на покатые плечи легкие
ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Яблоко сорвалось
с ветки,
упало в траву, и — как будто розовый цветок вдруг расцвел в траве.
Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится сильнее
с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой
ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда
упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом,
с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!..
Но как объяснить всего себя, всю свою болезнь, записанную на этих страницах. И я потухаю, покорно иду… Лист, сорванный
с дерева неожиданным ударом ветра, покорно
падает вниз, но по пути кружится, цепляется за каждую знакомую
ветку, развилку, сучок: так я цеплялся за каждую из безмолвных шаров-голов, за прозрачный лед стен, за воткнутую в облако голубую иглу аккумуляторной башни.
Сообразив все это, Аггей Никитич взобрался на акацию, а
с нее шагнул на верхний брус забора и, ухватившись за
ветку той же акации, попробовал спрыгнуть на землю, до которой было аршина четыре;
ветка при этом обломилась, и Аггей Никитич
упал, но сейчас же и поднялся
с земли, причем он, как это после уже припомнил, почувствовал, что что-то такое обронил, и вместе
с тем раздались громкие голоса: «Кто это?
Вместе
с землёю в могилу
падали светлые, крупные капли
с тонких
веток берёзы,
с широких лап празднично нарядной, чисто омытой сосны.
Тут было тихо и торжественно. Деревья, окутанные в свои белые ризы, дремали в неподвижном величии. Иногда
с верхней
ветки срывался кусочек снега, и слышно было, как он шуршал,
падая и цепляясь за другие ветви. Глубокая тишина и великое спокойствие, сторожившие сад, вдруг пробудили в истерзанной душе Мерцалова нестерпимую жажду такого же спокойствия, такой же тишины.
Оленин еще был сзади, когда старик остановился и стал оглядывать дерево. Петух тордокнул
с дерева на собаку, лаявшую на него, и Оленин увидал фазана. Но в то же время раздался выстрел, как из пушки, из здоровенного ружья Ерошки, и петух вспорхнул, теряя перья, и
упал наземь. Подходя к старику, Оленин спугнул другого. Выпростав ружье, он повел и ударил. Фазан взвился колом кверху и потом, как камень, цепляясь за
ветки,
упал в чащу.
— Однажды, когда девушка собирала срезанные
ветки лоз, — сын грека, как будто оступившись, свалился
с тропы над стеною ее виноградника и
упал прямо к ногам ее, а она, как хорошая христианка, наклонилась над ним, чтоб узнать, нет ли ран. Стоная от боли, он просил ее...
Они сидели в лучшем, самом уютном углу двора, за кучей мусора под бузиной, тут же росла большая, старая липа. Сюда можно было
попасть через узкую щель между сараем и домом; здесь было тихо, и, кроме неба над головой да стены дома
с тремя окнами, из которых два были заколочены, из этого уголка не видно ничего. На
ветках липы чирикали воробьи, на земле, у корней её, сидели мальчики и тихо беседовали обо всём, что занимало их.
Они бежали все быстрее.
Ветка лиственницы сдернула шапку
с головы Алешки, но тому некогда было подымать ее: Макар уже настигал его
с яростным криком. Но Алешка всегда был хитрее бедного Макара. Он вдруг остановился, повернулся и нагнул голову. Макар ударился в нее животом и кувыркнулся в снег. Пока он
падал, проклятый Алешка схватил
с головы Макара шапку и скрылся в тайге.
Минут через пять сытый гнедко Лукич солидной, развалистой рысцой бежал по извилистой мягкой дороге,
с обеих сторон глухо заросшей кустами орешника и калины. Гибкие
ветки задевали Тихона Павловича за голову, заглядывали ему в лицо, и, когда лист
попадал в губы, мельник поворачивал головой, отплёвывался и всё думал о своей пошатнувшейся жизни.
С утра дул неприятный холодный ветер
с реки, и хлопья мокрого снега тяжело
падали с неба и таяли сразу, едва достигнув земли. Холодный, сырой, неприветливый ноябрь, как злой волшебник, завладел природой… Деревья в приютском саду оголились снова. И снова
с протяжным жалобным карканьем носились голодные вороны, разыскивая себе коры… Маленькие нахохлившиеся воробышки, зябко прижавшись один к другому, качались на сухой
ветке шиповника, давно лишенного своих летних одежд.
Она вела себя неспокойно, все время вертелась, задирая хвост кверху, прыгала
с одной
ветки на другую и вдруг совершенно неожиданно камнем
упала в траву, но вскоре опять появилась на одной из нижних ветвей дерева.
Мы вышли на берег. Спуск весь зарос лозняком и тальником. Приходилось прокладывать дорогу сквозь чащу. Миша и Соня недовольно ворчали на Наташу; Вера шла покорно и только охала, когда оступалась о пенек или тянувшуюся по земле
ветку. Петька зато был совершенно доволен: он продирался сквозь кусты куда-то в сторону, вдоль реки,
с величайшим удовольствием
падал, опять поднимался и уходил все дальше.
— Это пчелиный рой, — учит Терентий. — Он летал и искал себе жилья, а как дождь-то брызнул на него, он и присел. Ежели рой летит, то нужно только водой на него брызнуть, чтоб он сел. Таперя, скажем, ежели захочешь их забрать, то опусти
ветку с ними в мешок, потряси, они все и
попадают.
Она была такая же стройная, как Донька… Эта осинка стоит тут, ее сечет градом, треплет ветром, ребята обламывают на ней
ветки, а она стоит, робкая и тихая, и
с нерассуждающею покорностью принимает все, что на нее посылает судьба. Придет чужой человек, подрубит топором ее стройный ствол, и
с тою же покорностью она
упадет на землю, и останется от нее только сухой, мертвый пенек.
Оказывается, и вчерашнего приказания эвакуировать раненых они тоже не исполнили, а всю ночь оперировали. У одного солдата, раненного в голову, осколок височной кости повернулся ребром и врезался в мозг; больной рвался, бился, сломал под собою носилки. Ему сделали трепанацию, вынули осколок, — больной сразу успокоился; может быть, был спасен. Если бы он
попал к нам, его
с врезавшимся в мозг осколком повезли бы в тряской повозке на Фушунскую
ветку, кость врезывалась бы в мозг все глубже…
Осень успела уже порядочно общипать листья
с дерев, да и те, которые держались еще на
ветках своими больными стеблями, уступали слабой струе ветерка и, кружась,
падали на землю.
Темно-каштановые волосы густым бандо
падали на ее спину из-под легкой черной кружевной шляпы
с веткой темной сирени. Темно-лиловое платье красиво облегало ее стан, говоря, впрочем, более об искусстве корсетницы и портнихи, нежели о дарах природы.
Дождик прошел, только
падал туман и капли воды
с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который легко и беззвучно ступая по кореньям и мокрым листьям своими вывернутыми ногами в лаптях, вел к опушке леса.