Неточные совпадения
Что же вы ответите ему, когда невинный малютка спросит у вас: «
папаша! кто сотворил всё, что прельщает меня в этом мире, — землю, воды, солнце, цветы, травы?» Неужели вы скажете ему: «я не
знаю»?
— Али вы не
знаете? — удивилась она. — Семен Васильич,
папаша его, знаменитый человек в Москве.
— Хвастал мудростью отца, который писал против общины, за фермерское — хуторское — хозяйство, и называл его поклонником Иммануила Канта, а папаша-то Огюсту Конту поклонялся и даже сочиненьишко написал о естественно-научных законах в области социальной. Я,
знаете, генеалогией дворянских фамилий занимался, меня интересовала роль иностранцев в строительстве российской империи…
— Ну, я не
знаю,
папаши нет. Да зайдите, пожалуйста, — опять позвала она его из маленькой передней. — А то обратитесь к помощнику, он теперь в конторе, с ним поговорите. Ваша как фамилия?
В глубине души она считала себя очень счастливой женщиной, потому что очень хорошо
знала по своему
папаше Ивану Яковличу, какие иногда бывают оригинальные мужья.
Впрочем, если бы
папаша о нем и вспомнил (не мог же он в самом деле не
знать о его существовании), то и сам сослал бы его опять в избу, так как ребенок все же мешал бы ему в его дебоширстве.
Испугалась ужасно: «Не пугайте, пожалуйста, от кого вы слышали?» — «Не беспокойтесь, говорю, никому не скажу, а вы
знаете, что я на сей счет могила, а вот что хотел я вам только на сей счет тоже в виде, так сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у
папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него не окажется, так чем под суд-то, а потом в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки, пожалуй, и отвалю и в святости секрет сохраню».
—
Папаша,
знаете, неудобно просить за своих… Этого у нас не водится. В банке все равны и нет родственников.
— Случайно
узнал,
папаша, что вы больны. Отчего вы мне ничего не написали? Я сейчас же приехал бы…
—
Знаете,
папаша, лучше бы вам не ходить! Съест! Третий день носа не кажете, а она денег ждет. Вы зачем ей денег-то обещали? Вечно-то вы так! Теперь и разделывайтесь.
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и
папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё
узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
— Это я
знаю,
папаша.
Папаша, голубчик, воротимтесь домой к мамаше! Она бежала за нами. Ну что вы стали? Точно не понимаете… Ну чего вы-то плачете?
Скажи мамаше большой поклон, поцелуй ручки за меня, а
папаше [Так Аннушка должна была называть М. К. и М, И. Муравьевых-Апостолов.] скажи, что я здесь сейчас
узнал, что Черносвитова поймали в Тюкале и повезли в Петербург. Я думал про него, когда
узнал, что послали кого-то искать в Красноярск по петербургскому обществу, но, признаюсь, не полагал, чтобы он мог принадлежать к комюнизму,
зная, как он делил собственность, когда был направником.
Раз у отца, в кабинете,
Саша портрет увидал,
Изображен на портрете
Был молодой генерал.
«Кто это? — спрашивал Саша. —
Кто?..» — Это дедушка твой. —
И отвернулся
папаша,
Низко поник головой.
«Что же не вижу его я?»
Папа ни слова в ответ.
Внук, перед дедушкой стоя,
Зорко глядит на портрет:
«Папа, чего ты вздыхаешь?
Умер он… жив? говори!»
— Вырастешь, Саша,
узнаешь. —
«То-то… ты скажешь, смотри!..
— А то
знаете еще что, — продолжала она, расходившись, — у
папаши работал плотник и какой ведь неосторожный народ! — рубил да топором себе все четыре пальца и отрубил; так и валяются пальцы-то в песке! Я сама видела.
— Другие подметут; наконец, я сама… Пожалуйста! Я
знаю,
папаше будет приятно, что я хоть чем-нибудь занята.
— Да. Так вот танцевал я больше с нею и не видал, как прошло время. Музыканты уж с каким-то отчаянием усталости,
знаете, как бывает в конце бала, подхватывали всё тот же мотив мазурки, из гостиных поднялись уже от карточных столов
папаши и мамаши, ожидая ужина, лакеи чаще забегали, пронося что-то. Был третий час. Надо было пользоваться последними минутами. Я еще раз выбрал ее, и мы в сотый раз прошли вдоль залы.
— Ночью он не спит и все думает, думает, думает, а о чем он думает, бог его
знает. Подойдешь к нему ночью, а он сердится и смеется. Он и меня не любит… И ничего он не хочет!
Папаша, когда помирал, оставил ему и мне по шести тысяч рублей. Я купил себе постоялый двор, женился и таперичка деточек имею, а он спалил свои деньги в печке. Так жалко, так жалко! Зачем палить? Тебе не надо, так отдай мне, а зачем же палить?
Взяли мы его и спрятали у приказчиков, и жил он так цельный год, и
папаша не
знал.
—
Знаю! Всяк себя чем-нибудь украшает, но это — маска! Вижу я — дядюшка мой с богом торговаться хочет, как приказчик на отчёте с хозяином. Твой
папаша хоругви в церковь пожертвовал, — заключаю я из этого, что он или объегорил кого-нибудь, или собирается объегорить… И все так, куда ни взгляни… На тебе грош, а ты мне пятак положь… Так и все морочат глаза друг другу да оправданья себе друг у друга ищут. А по-моему — согрешил вольно или невольно, ну и — подставляй шею…
Глафира. Но вот однажды, когда ваша нежность уж не
знает пределов, я говорю вам со слезами: «Милый
папаша, мне стыдно своих родных, своих знакомых, мне стыдно людям в глаза глядеть. Я должна прятаться от всех, заживо похоронить себя, а я еще молода, мне жить хочется…»
Лидия. Я не
знаю,
папаша.
Анфиса. Сидят теперь внизу под лестницей… Я говорю — «пожалуйте наверх, нешто, говорю, можно так», — плачут. «
Папаша, говорят, не
знаем где. Не дай бог, говорят, сгорел». Выдумали! И на дворе какие-то… тоже раздетые.
— Не затевайте скандала. Доказать вы ничего не можете, хотя и богатый. Я говорю: пошутить хотел. Я
папашу вашего
знаю, много раз на гармонии играл ему.
Татьяна.
Папаша! Пожалуйста… пожалуйста, оставьте это! Петр… Уйди!.. или — молчи! Я ведь вот — молчу! Слушайте… Я — не понимаю ничего… Отец!.. Когда вы говорите — я чувствую — вы правы! Да, вы правы,
знаю! Поверьте, я… очень это чувствую! Но ваша правда — чужая нам… мне и ему… понимаете? У нас уже своя… вы не сердитесь, постойте! Две правды,
папаша…
— Разве так можно? — убеждал
папаша. — Не дай бог,
узнают в гимназии, вас исключат. А вам стыдно, господин Чечевицын! Нехорошо-с! Вы зачинщик, и, надеюсь, вы будете наказаны вашими родителями. Разве так можно! Вы где ночевали?
— Делай, как
знаешь, только не остаться бы нищими! Жалко, — говорит, —
папашу: хочет он тебе добра и много принял греха на душу ради нас…
— Напрасно ты на людей столько внимания обращаешь; каждый живёт сам собой — видишь? Конечно, теперь ты один на земле, а когда заведёшь семью себе, и никого тебе не нужно, будешь жить, как все, за своей стеной. А
папашу моего не осуждай; все его не любят, вижу я, но чем он хуже других — не
знаю! Где любовь видно?
— Ну, вот видишь, он все говорит неправду. Меня сколько он раз маленькую обманывал: пойдет в город куда-нибудь: «Погоди, Мари, говорит, я принесу тебе конфет», — и воротится с пустыми руками. Я уж и
знаю, но нарочно и пристану: «Дай,
папаша, конфет». — «Забыл», говорит, и все каждый раз забывает, такой смешной!
— Я
знала, что вы ему не друг и что он налгал! — пылко и скоро перебила его Надя. — Я никогда не выйду за него замуж,
знайте это! Никогда! Я не понимаю даже, как он осмелился… Только вы все-таки должны передать ему его гадкий браслет, а то как же мне быть? Я непременно, непременно хочу, чтоб он сегодня же, в тот же день, получил обратно и гриб съел. А если он нафискалит
папаше, то увидит, как ему достанется.
Пяти-шестилетний Анатоль был свидетелем грубых, отвратительных сцен; нервный и нежный мальчик судорожно хватался за платье матери и не плакал, а после ночью стонал во сне и, проснувшись, дрожа всем телом, спрашивал няню: «
Папаша еще тут, ушел
папаша?» Марья Валериановна чувствовала необходимость положить предел этому и не
знала как. Обстоятельства, как всегда бывает, помогли ей.
Любочка. А вот угадайте! С Анатолием Дмитриевичем. Я иду с девочками, а он едет, и пошел со мной. Какие мы два белых гриба нашли —
знаете, под дворовыми, в канавке. Чудо! такие прелести! А Анатолий Дмитриевич ничего не видит, только один мухомор нашел. Посмотрите, какие душки! Катенька, посмотри. Машка, у тебя, дай сюда. (Берет корзинку у девочки и достает грибы.) А березовиков-то, Сашка, посмотри, сколько! А ты говорил — нету в березовой аллее!
Папаша, видел?
Она и сама
знала, что цена им гривенник, но я по лицу видел, что они для нее драгоценность, — и действительно, это всё, что оставалось у ней от
папаши и мамаши, после
узнал.
— Одно только противно: ежели эта барыня точно
знала отца, — продолжал граф, открывая улыбкой свои белые, блестящие зубы, — как-то всегда совестно за
папашу покойного: всегда какая-нибудь история скандальная или долг какой-нибудь. От этого я терпеть не могу встречать этих отцовских знакомых. Впрочем, тогда век такой был, — добавил он уже серьезно.
Людмила. Не сердитесь на
папашу! Он что-то не любит вас. Это оттого, что он вас не
знает.
«Ваня, а у нас был сын Памятник-Пушкина». — «Что, барышня?» — «У нас был сын Памятник-Пушкина, и папа сказал, чтобы я это тебе сказала». — «Ну, значит, что-нибудь от
папаши нужно было, раз пришли…» — неопределенно отозвался Ваня. «Ничего не нужно было, просто с визитом к нашему барину, — вмешалась няня. — Небось сами — полный енерал. Ты Пушкина-то на Тверском
знаешь?» — «
Знаю». — «Ну, сынок их, значит. Уже в летах, вся борода седая, надвое расчесана. Ваше высокопревосходительство».
Лизавета Ивановна. Неужели вы, Аграфена Платоновна, до сих пор меня не
знаете? Я ни за какие сокровища не захочу терпеть унижения. Ведь они за каждую копейку выместят оскорблением; а я не хочу их переносить ни от кого. То ли дело, как мы живем с
папашей! Хоть бедно, да независимо. Мы никого не трогаем, и нас никто не смеет тронуть. (Работает.)
Молодая хныкала, готова была щипаться, но ослушаться не посмела: у
папаши был костыль, ей очень знакомый, и она
знала, что
папаша непременно завтра потребует кой в чем подробного отчета.
Вы, конечно,
знали, синьор Алессандро, цирк
папаши Сура?
— Не
знаю.
Папаша все равно хочет продать.
Не
знаю, сказал ли он что-нибудь смешное, но только помню, что
папаша ежеминутно толкал меня в бок и говорил...
В пятницу на масленой все отправились есть блины к Алексею Иванычу Козулину. Козулина вы не
знаете; для вас, быть может, он ничтожество, нуль, для нашего же брата, не парящего высоко под небесами, он велик, всемогущ, высокомудр. Отправились к нему все, составляющие его, так сказать, подножие. Пошел и я с
папашей.
Ни я ничего не
знаю, ни вы ничего же не
знаете,
папаша».
— А
знаешь ли,
папаша, что она неравнодушна к нему?
Вскипела барыня, плечом в зубы тюкнула, так пулеметным огнем и кроет… Откудова ж Кучерявому
знать, что у них вечером парад-бал назначен, батальонный адъютант дочке предложение нацелился сделать. Упаси Господи, хоть из дому удирай, да некуда. А барыня дочку из бильярдной кличет, полюбуйся, мол, на
папашу. Забыть изволил — «жирафлемонпасье»! Может, оно по-французски и хорошее что обозначает, а может, француз за такие слова чайный прибор разбить должен…
Папаша ему доподлинно про исправника да про колокольчик и доложил. Разбульонился тут генерал, не
знает, в какую кнопку и звонить…
Папашу моего в нашем округе кажный козел
знает: лабаз у него на выгоне, супротив больницы, первеющий на селе. Крыша с накатцем, гремучего железа. В бочке кот сибирский на пшене преет, — чистая попадья. Чуть праздник, — в хороводе королевича вертят, — беспременно все у нас рожки да подсолнухи берут.
— Я,
папаша, резоны ваши понимаю. Совсем я от хозяйства отбилась, вас, старика, без попечения оставляю. Не могу с собой совладать… Пойду в монастырь, а то как бы чего не вышло. Девушка я, сам
знаешь, горячая… Лучше вы меня и не отговаривайте.