Неточные совпадения
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел. Не всякому открыл Господь науку: так кто сам не смыслит, меня нанимает то счетец
поверить, то итоги подвести. Тем и питаюсь; праздно жить не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с
парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и то правда, человек на человека не приходит.
— Странно все. Появились какие-то люди… оригинального умонастроения. Недавно показали мне поэта — здоровеннейший
парень! Ест так много, как будто извечно голоден и не
верит, что способен насытиться. Читал стихи про Иуду, прославил предателя героем. А кажется, не без таланта. Другое стихотворение — интересно.
— Обнаружили решение ваше. Дескать, ты, ваше благородие, делай свое дело, а мы будем делать — свое. Хохол тоже хороший
парень. Иной раз слушаю я, как он на фабрике говорит, и думаю — этого не сомнешь, его только смерть одолеет. Жилистый человек! Ты мне, Павел,
веришь?
— Хотел я к
парням пристегнуться, чтобы вместе с ними. Я в это дело — гожусь, — знаю, что надо сказать людям. Вот. Ну, а теперь я уйду. Не могу я
верить, должен уйти.
— Чтоб она не давала
парням обниматься с нею и трогать ее за груди и никак! Пиши: если кто говорит ласково, ты ему не
верь, это он хочет обмануть вас, испортить…
— Да, батенька, подумайте! Надо! Иначе
парня не укротить, — превосходный
парень,
поверьте мне! Такая грустная штука, право!
Поверите ль, ребята? как я к нему подходил, гляжу: кой прах! мужичонок небольшой — ну, вот не больше тебя, — прибавил Суета, показывая на одного молодого
парня среднего роста, — а как он выступил вперед да взглянул, так мне показалось, что он целой головой меня выше!
Лука. И я скажу — иди за него, девонька, иди! Он —
парень ничего, хороший! Ты только почаще напоминай ему, что он хороший
парень, чтобы он, значит, не забывал про это! Он тебе —
поверит… Ты только поговаривай ему: «Вася, мол, ты — хороший человек… не забывай!» Ты подумай, милая, куда тебе идти окроме-то? Сестра у тебя — зверь злой… про мужа про ее — и сказать нечего: хуже всяких слов старик… И вся эта здешняя жизнь… Куда тебе идти? А
парень — крепкий…
— Да, из твоего дома, — продолжал между тем старик. — Жил я о сю пору счастливо, никакого лиха не чая, жил, ничего такого и в мыслях у меня не было; наказал, видно, господь за тяжкие грехи мои! И ничего худого не примечал я за ними. Бывало, твой
парень Ваня придет ко мне либо Гришка — ничего за ними не видел.
Верил им, словно детям своим. То-то вот наша-то стариковская слабость! Наказал меня создатель, горько наказал. Обманула меня… моя дочка, Глеб Савиныч!
— Не
верьте ей, братцы, не
верьте! Она так… запужалась… врет… ей-богу, врет! Его ловите… обознались… — бессвязно кричал между тем Захар, обращая попеременно то к тому, то к другому лицо свое, обезображенное страхом. — Врет, не
верьте… Кабы не я… парень-то, что она говорит… давно бы в остроге сидел… Я… он всему голова… Бог тебя покарает, Анна Савельевна, за… за напраслину!
Судья мог сказать эдак: он у нас очень добрый, очень умный человек и сочиняет хорошие стихи, но — я не
верю, чтобы Чиротта ходил к нему и показывал это письмо. Нет, Чиротта порядочный
парень все-таки, он не сделал бы еще одну бестактность, ведь его за это осмеяли бы.
Несколько секунд Илья пристально смотрел на Грачёва с недоверчивым удивлением. В его ушах звучала складная речь, но ему было трудно
поверить, что её сложил этот худой
парень с беспокойными глазами, одетый в старую, толстую рубаху и тяжёлые сапоги.
Лунёв слушал и молчал. Он почему-то жалел Кирика, жалел, не отдавая себе отчёта, за что именно жаль ему этого толстого и недалёкого
парня? И в то же время почти всегда ему хотелось смеяться при виде Автономова. Он не
верил рассказам Кирика об его деревенских похождениях: ему казалось, что Кирик хвастает, говорит с чужих слов. А находясь в дурном настроении, он, слушая речи его, думал...
Рога вожатого имели поперечные ребра необыкновенно толстые. Глядя на них, можно было действительно
поверить не раз слышанной даже от кавказских охотников легенде, что старый тур в минуту опасности бросается с огромной высоты, падает на рога и встает невредимым. Может быть, действительно таково их устройство, что оно распределяет и ослабляет силу удара? А эти
парные поперечные ребра рога сломаться ему не дадут.
— Эх, Ваня, Ваня! Да есть ли земля, где б поборов не было? Что вы
верите этим нехристям; теперь-то они так говорят, а дай Бонапарту до нас добраться, так последнюю рубаху стащит; да еще заберет всех молодых
парней и ушлет их за тридевять земель в тридесятое государство.
Иной раз как будто отойдёшь в сторону от себя и видишь: вот стоит на распутье здоровый
парень, и всем он чужой, ничто ему не нравится, никому он не
верит.
Не думал я, ушам своим не
верю.
Такая ты веселая, все шутишь,
Смеешься с нами,
парней молодых
Не обегаешь…
— Женится — переменится, — молвил Патап Максимыч. — А он уж и теперь совсем переменился. Нельзя узнать супротив прошлого года, как мы в Комарове с ним пировали. Тогда у него в самом деле только проказы да озорство на уме были, а теперь
парень совсем выровнялся… А чтоб он женины деньги нá ветер пустил, этому я в жизнь не
поверю. Сколько за ним ни примечал, видится, что из него выйдет добрый, хороший хозяин, и не то чтоб сорить денежками, а станет беречь да копить их.
— А ты,
парень, не черкайся, коли говоришь про хорошее дело, — внушительно сказал ему Патап Максимыч. — Зачем супротивного поминать? Говорю тебе — женись.
Поверь, совсем тогда другая жизнь у тебя будет.
— Да вы думаете, мы много брали, што ли? — ответил
парень и отчаянно махнул рукой. — Вот вам крест, коли не
верите!..
Герасим — стройный
парень, высокий и широкоплечий, с мелким веснущатым лицом; волосы в скобку, прямые, совсем невьющиеся; на губах и подбородке — еле заметный пушок, а ему уж за двадцать лет. Очень силен и держится прямо, как солдат. Он из дальнего уезда, из очень бедной Деревни. Ходит в лаптях и мечтает купить сапоги. Весь он для меня, со своими взглядами, привычками, — человек из нового, незнакомого мне мира, в который когда заглянешь — стыдно становится, и не
веришь глазам, что это возможно.
— Известно, твой. Чей же?.. Любит тебя больше души своей. Я
парням не
верю, языки из них многие точить умеют, а Ермаку Тимофеевичу
верю.
— Да ты может не
веришь мне,
парень, крале-то своей
верить охоты больше?..