Неточные совпадения
Именно эта интеллигенция, возглавляемая Павлом Николаевичем Милюковым, человеком исключительной
политической прозорливости, задолго до того, как сложиться в мощную
партию конституционалистов-демократов, самозабвенно вела работу культурного воспитания нашей страны.
— Мы, интеллигенты, аристократы духа, аристократия демоса, должны бы стоять впереди, у руля, единодушно, не разбиваясь на
партии, а как единая культурно-политическая сила и, прежде всего, как сила культурная. Мы — не собственники, не корыстны, не гонимся за наживой…
Трудно представить членом
политической, даже игрушечной
партии фокусника и почти шута.
— Пред нами развернуты программы нескольких
политических партий, — рассказывал оратор.
— Папашей именует меня, а право на это — потерял, жена от него сбежала, да и не дочью она мне была, а племянницей. У меня своих детей не было: при широком выборе не нашел женщины, годной для материнства, так что на перекладных ездил… — Затем он неожиданно спросил: — К
политической партии какой-нибудь принадлежите?
Самгин молчал. Да,
политического руководства не было, вождей — нет. Теперь, после жалобных слов Брагина, он понял, что чувство удовлетворения, испытанное им после демонстрации, именно тем и вызвано: вождей — нет,
партии социалистов никакой роли не играют в движении рабочих. Интеллигенты, участники демонстрации, — благодушные люди, которым литература привила с детства «любовь к народу». Вот кто они, не больше.
— Неужели возможна серьезная
политическая партия, которая способна будет организовать интеллигенцию, взять в свои руки студенческое и рабочее движение и отмести прочь болтунов, истериков, анархистов?
Когда голова
партии проходила мимо дворника, он перестал работать, но, пропустив мимо себя каторжан, быстро начал пылить метлой на
политических.
— Знаете, это все-таки — смешно! Вышли на улицу, устроили драку под окнами генерал-губернатора и ушли, не предъявив никаких требований. Одиннадцать человек убито, тридцать два — ранено. Что же это? Где же наши
партии? Где же
политическое руководство массами, а?
— Нет, вы подумайте: XIX век мы начали Карамзиным, Пушкиным, Сперанским, а в XX у нас — Гапон, Азеф, Распутин… Выродок из евреев разрушил сильнейшую и, так сказать, национальную
политическую партию страны, выродок из мужиков, дурак деревенских сказок, разрушает трон…
— Из этой шаткости основного критерия мы получаем такие факты, как смену марксизма Петра Струве его неославянофильским патриотизмом, смену его «Критических заметок» сборником «Вехи», разложение
партии социал-демократов на две враждебные фракции, провокатора в центральном комитете
партии террористов и вообще обилие
политических провокаторов, обилие фактов предательства…
Жизнь становилась все более щедрой событиями, каждый день чувствовался кануном новой драмы. Тон либеральных газет звучал ворчливей, смелее, споры — ожесточенней, деятельность
политических партий — лихорадочнее, и все чаще Самгин слышал слова...
Другой
политический арестант в этой
партии из народа, Маркел Кондратьев, был человек иного склада.
Партия, с которой шла Маслова, прошла около пяти тысяч верст. До Перми Маслова шла по железной дороге и на пароходе с уголовными, и только в этом городе Нехлюдову удалось выхлопотать перемещение ее к
политическим, как это советовала ему Богодуховская, шедшая с этой же
партией.
— Другая моя просьба, — продолжал Нехлюдов, — касается
политического арестанта, идущего в этой же
партии.
Он особенно поторопился это сделать потому, что из всех
политических этой
партии один этот человек был неприятен ему.
За
политические ошибки он, как журналист, конечно, повинен ответом, но и тут он виноват не перед собой; напротив, часть его ошибок происходила от того, что он верил своим началам больше, чем
партии, к которой он поневоле принадлежал и с которой он не имел ничего общего, а был, собственно, соединен только ненавистью к общему врагу.
Лишь в конце 70-х годов, когда образовалась
партия Народной Воли, социалистическое движение становится
политическим и переходит к террористической борьбе.
Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных
политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной жизнью.
Он был из числа тех людей, которые, после того как оставят студенческие аудитории, становятся вожаками
партий, безграничными властителями чистой и самоотверженной совести, отбывают свой
политический стаж где-нибудь в Чухломе, обращая острое внимание всей России на свое героически-бедственное положение, и затем, прекрасно опираясь на свое прошлое, делают себе карьеру благодаря солидной адвокатуре, депутатству или же женитьбе, сопряженной с хорошим куском черноземной земли и с земской деятельностью.
Там партикуляризма, в смысле
политической партии, не существует вовсе; борьба же с католицизмом ведется совсем не во имя того, что он служит помехою для исполнения начальственных предписаний, а во имя освобождения человеческой мысли от призраков, ее угнетающих.
И все мои наблюдения сводятся к следующему: 1) люди культуры видят в идее государственности базис для известного рода профессии, дающей или прямые выгоды в виде жалованья, или выгоды косвенные — в виде премии за принадлежность к той или другой
политической партии, и 2) массы либо совсем игнорируют эту идею, либо относятся к ней крайне робко и безалаберно.
Течения эти полагают начало
политическим партиям; они же лежат и в основе журналистики.
Люди всходят на трибуну и говорят Но не потому говорят, что слово, как долго сдержанный поток, само собой рвется наружу, а потому что, принадлежа к известной
политической партии, невозможно, хоть от времени до времени, не делать чести знамени.
Во-первых, скромностью своею она снискала уважение всей Европы; во-вторых, почти сразу свела на нет внутренние
политические партии.
Что же касается до бонапартистов, то, со смертью Лулу 42, в среде этих людей началась такая суматоха, которая несомненно кончится тем, что шайка эта, утратив последние признаки
политической партии, просто-напросто увеличит собою ряды обыкновенных хищников, наказуемых общими судами.
Обойти этих основных элементов человеческого общества масоны не могли, ибо иначе им пришлось бы избегать всего, что составляет самое глубокое содержание жизни людей; но вместе с тем они не образуют из себя ни
политических, ни религиозных
партий.
Затем, так как все необходимое уже выполнено и поводов для огорчений не существует, то
политические и литературные
партии, раздиравшие наше общество двадцать пять лет тому назад, исчезли сами собой.
Против же того, чтобы подозревать Бенни в польском эмиссарстве, служила, во-первых, его с самого первого шага видимая неспособность к
политической интриге, к которой в польской
партии была надобность и были великие мастера.
Савонарола, следуя инстинкту жизни романских народов, сделался главою
политической партии [«Романские народы имеют характеристику резче германцев, они определенные цели свои исполняют с чрезвычайной твердостью, обдуманностью и ловкостью».
Она, разумеется, не принадлежала ни к одной из ярко очерченных в России
политических партий и хотя носила «панье» и соблюдала довольно широкую фантазию, но в вопросах высших мировых coterie [ценностей — франц.] держалась взглядов Бежецкого уезда, откуда происходила родом и оттуда же вынесла запас русских истин. Ей не понравилось легкомыслие и шутливость, с которыми все мы отнессились к Шерамуру; она не стерпела и заметила это.
Оставалось ему примкнуть к одной из
политических партий, и всех ближе к его стремлениям были радикалы.
Весь этот вечер, в своей камере, я думал об этом случае и о своем положении. Помню, что это было во вторник. В среду обыкновенно проходил мимо Тобольска пароход с арестантской баржей. Запирая меня на ночь, Гаврилов тихо сказал мне, что «может, завтра вы уедете. Завтра провезут
политическую партию».
Захотел Иосаф Платонович быть вождем
политической партии, — был, и не доволен: подчиненные не слушаются; захотел показать, что для него брак гиль, — и женился для других, то есть для жены, и об этом теперь скорбит; брезговал собственностью, коммуны заводил, а теперь душа не сносит, что карман тощ; взаймы ему человек тысченок десяток дал, теперь, зачем он дал? поблагородничал, сестре свою часть подарил, и об этом нынче во всю грудь провздыхал: зачем не на общее дело отдал, зачем не бедным роздал? зачем не себе взял?
Говорила, что она воспитана в Персии, где до сих пор имеет многочисленную и сильную своим влиянием на внутренние и внешние
политические дела
партию, что по достижении совершеннолетия она уехала в Европу, проезжала при этом через места, населенные татарами, по Волге, была тайно в Петербурге, а оттуда через Ригу проехала в Пруссию.
Не стоит и говорить о том, что почти вся политика и взаимоотношения
политических партий основаны на лжи.
В Мадриде я как газетный корреспондент поставлен был сразу в довольно выгодные условия. Всем этим я был обязан Наке. Он сейчас же познакомился в самом бойком
политическом клубе со всеми иностранными корреспондентами, завел знакомство и с испанцами вплоть до выдающихся депутатов левой парламентской
партии, где были уже не только республиканцы, но и социалисты, хотя и в ничтожном меньшинстве.
Но это значит, что социал-демократия не хочет быть «миросозерцанием», она хочет быть лишь
политической партией, лишь системой социальных реформ.
Уже возникновение
партии «Народная воля», которая ставила себе прежде всего чисто
политическую цель свержения самодержавной монархии путем террора, было кризисом народничества.
Среди бесчисленных и пошлых клевет, которым я долговременно подвергался в литературе за мою неспособность и нехотение рабствовать презренному и отвратительному деспотизму
партий, меня сурово укоряли также за то, что я не разделял неосновательных мнений Афанасья Прокофьевича Щапова, который о ту пору прослыл в Петербурге историком и, вращаясь среди неповинных в знаниях церковной истории литераторов, вещал о
политических задачах, которые скрытно содержит будто наш русский раскол.
Вооруженный наукою профессор доказал нам: достоинство серьезной
политической партии определяется не тем, чего она требует, а тем, чем она жертвует.
Философ не может служить государству или
политическим партиям, академиям или профессиональным целям.
Партии с их программами и тактиками не могут сейчас предстать в чистом виде, все они не таковы, какими были бы в мирное время, в спокойных условиях
политической деятельности и социального реформирования общества.
Слова старца прозвучали как голос из иного мира, в котором нет «правых» и «левых», нет борьбы
политических партий за власть и борьбы классов за свои материальные интересы.
Борьба
партий и классов,
политические и социальные страсти многих заставляют забывать, что русская революция протекает в атмосфере страшной войны и что все партийные группировки с их громкими лозунгами создаются под давлением войны.
В демократических республиках правит совсем не народ, а незначительное меньшинство вожаков
политических партий, банкиров, газетчиков и т. п.
Все произойдет иначе, чем думает большая часть эмигрантов и представителей
политических партий.
Поэтому рассчитывать в будущем на какую-либо
политическую деятельность раскольников, как гражданской
партии, как status in statu, значит не понимать ни бывшего, ни тем еще менее современного духа раскола…
Большинство таких людей, считая себя нравственными и образованными людьми, будут серьезно говорить и спорить о троичности бога, о божественности Христа, об искуплении, таинствах и т. п., или о том, какая из двух
политических партий имеет более шансов на успех, какой союз государств более желателен, чьи предположения более основательны: социал-демократов или социалистов-революционеров, — но и те и другие совершенно согласно убеждены в том, что о непротивлении злу насилием нельзя говорить серьезно.