Неточные совпадения
Либеральная
партия говорила, что брак есть отжившее учреждение и что необходимо перестроить его, и действительно, семейная
жизнь доставляла мало удовольствия Степану Аркадьичу и принуждала его лгать и притворяться, что было так противно его натуре.
— Жена тоже любит учить, да! Видите ли,
жизнь нужно построить по типу оркестра: пусть каждый честно играет свою
партию, и все будет хорошо.
К его вескому слову прислушиваются политики всех
партий, просветители, озабоченные культурным развитием низших слоев народа, литераторы, запутавшиеся в противоречиях критиков, критики, поверхностно знакомые с философией и плохо знакомые с действительной
жизнью.
Он внимательно следил за
жизнью Думы, посещал ее, и ему казалось, что все
партии реорганизуются, подвигаясь в общем налево.
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой
жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной
партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
Да, с ней было легко, просто. А вообще
жизнь снова начала тревожить неожиданностями. В Киеве убили Столыпина. В квартире Дронова разгорелись чрезвычайно ожесточенные прения на тему — кто убил: охрана? или террористы
партии эсеров? Ожесточенность спора удивила Самгина: он не слышал в ней радости, которую обычно возбуждали акты террора, и ему казалось, что все спорящие недовольны, даже огорчены казнью министра.
Он чувствовал себя окрепшим. Все испытанное им за последний месяц утвердило его отношение к
жизни, к людям. О себе сгоряча подумал, что он действительно независимый человек и, в сущности, ничто не мешает ему выбрать любой из двух путей, открытых пред ним. Само собою разумеется, что он не пойдет на службу жандармов, но, если б издавался хороший, независимый от кружков и
партий орган, он, может быть, стал бы писать в нем. Можно бы неплохо написать о духовном родстве Константина Леонтьева с Михаилом Бакуниным.
Варвара — чужой человек. Она живет своей, должно быть, очень легкой
жизнью. Равномерно благодушно высмеивает идеалистов, материалистов. У нее выпрямился рот и окрепли губы, но слишком ясно, что ей уже за тридцать. Она стала много и вкусно кушать. Недавно дешево купила на аукционе
партию книжной бумаги и хорошо продала ее.
Жизнь становилась все более щедрой событиями, каждый день чувствовался кануном новой драмы. Тон либеральных газет звучал ворчливей, смелее, споры — ожесточенней, деятельность политических
партий — лихорадочнее, и все чаще Самгин слышал слова...
Она бы потосковала еще о своей неудавшейся любви, оплакала бы прошедшее, похоронила бы в душе память о нем, потом… потом, может быть, нашла бы «приличную
партию», каких много, и была бы хорошей, умной, заботливой женой и матерью, а прошлое сочла бы девической мечтой и не прожила, а протерпела бы
жизнь. Ведь все так делают!
Национальное единство глубже единства классов,
партий и всех других преходящих исторических образований в
жизни народов.
В такую-то кровожадную в тостах
партию сложились московские славяне во время нашей ссылки и моей
жизни в Петербурге и Новгороде.
Появление славянофилов как школы и как особого ученья было совершенно на месте; но если б у них не нашлось другого знамени, как православная хоругвь, другого идеала, как «Домострой» и очень русская, но чрезвычайно тяжелая
жизнь допетровская, они прошли бы курьезной
партией оборотней и чудаков, принадлежащие другому времени.
Как тяжело думать, что вот „может быть“ в эту самую минуту в Москве поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических
партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной
жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной
жизнью.
Женщин запирают на ночь в камере, заранее для того приготовленной, и потом всю ночь в тюрьме и в посту идут разговоры о новой
партии, о прелестях семейной
жизни, о невозможности вести хозяйство без бабы и т. п.
Вообще надобно сказать, что только с помощью этого убеждения и поддерживается некоторая
жизнь в нашем «темном царстве»: через него здесь и карьеры делаются, и выгодные
партии составляются, и капиталы наживаются, и общее уважение приобретается.
Мы не хотим никому навязывать своих мнений; но нам кажется, что Островский погрешил бы против правды, наклепал бы на русскую
жизнь совершенно чуждые ей явления, если бы вздумал выставлять наших взяточников как правильно организованную, сознательную
партию.
В этих двух противоположных отрывках можно найти ключ к тому, отчего критика до сих пор не могла прямо и просто взглянуть на Островского как на писателя, изображающего
жизнь известной части русского общества, а все усмотрели на него как на проповедника морали, сообразной с понятиями той или другой
партии.
В Москве жил один старик, один «генерал», то есть действительный статский советник, с немецким именем; он всю свою
жизнь таскался по острогам и по преступникам; каждая пересыльная
партия в Сибирь знала заранее, что на Воробьевых горах ее посетит «старичок генерал».
Искренно ответили только Арапов и Бычков, назвавшие себя прямо красными. Остальные, даже не исключая Райнера, играли словами и выходили какими-то пестрыми. Неприкосновенную белизну сохранили одни феи, да еще Брюхачев с Белоярцевым не солгали. Первый ничего не ответил и целовал женину руку, а Белоярцев сказал, что он в
жизни понимает только одно прекрасное и никогда не будет принадлежать ни к какой
партии.
Чувство это в продолжение 3-месячного странствования по станциям, на которых почти везде надо было ждать и встречать едущих из Севастополя офицеров, с ужасными рассказами, постоянно увеличивалось и наконец довело до того бедного офицера, что из героя, готового на самые отчаянные предприятия, каким он воображал себя в П., в Дуванкòй он был жалким трусом и, съехавшись месяц тому назад с молодежью, едущей из корпуса, он старался ехать как можно тише, считая эти дни последними в своей
жизни, на каждой станции разбирал кровать, погребец, составлял
партию в преферанс, на жалобную книгу смотрел как на препровождение времени и радовался, когда лошадей ему не давали.
Обойти этих основных элементов человеческого общества масоны не могли, ибо иначе им пришлось бы избегать всего, что составляет самое глубокое содержание
жизни людей; но вместе с тем они не образуют из себя ни политических, ни религиозных
партий.
В первый год, или, лучше сказать, в первые же месяцы моей острожной
жизни, весной, я ходил с одной
партией на работу за две версты, в кирпичный завод, с печниками, подносчиком.
Какая бы из этих
партий ни восторжествовала, для введения в
жизнь своих порядков, так же как и для удержания власти, она должна употребить не только все существующие средства насилия, но и придумать новые.
Мы сделали самый подробный обзор всего Парголова и имели случай видеть целый ряд сцен дачной
жизни. В нескольких местах винтили, на одной даче слышались звуки рояля и доносился певший женский голос, на самом краю составилась
партия в рюхи, причем играли гимназисты, два интендантских чиновника и дьякон. У Пепки чесались руки принять участие в последнем невинном удовольствии, но он не решился быть навязчивым.
И на суде — и этому, пожалуй, не поверили бы даже товарищи, хорошо знавшие его холодное бесстрашие и надменность, — он думал не о смерти и не о
жизни: он сосредоточенно, с глубочайшей и спокойной внимательностью, разыгрывал трудную шахматную
партию.
Но и после того как этот бедный юноша, бесплодно потратив здесь лучшие годы своей
жизни, был осужден на вечное отсюда изгнание и ни у народной, ни у государственной России не осталось ничего, в чем бы она хотела считаться с отвергнутым ею искреннейшим социалистом и демократом, известная петербургская литературная
партия еще не хотела покончить с ним своих счетов. Самый арест его считали или по крайней мере выдавали за подвох и после высылки его предсказывали «второе его пришествие во славе его»…
Савонарола, следуя инстинкту
жизни романских народов, сделался главою политической
партии [«Романские народы имеют характеристику резче германцев, они определенные цели свои исполняют с чрезвычайной твердостью, обдуманностью и ловкостью».
Рассчитав в одно прекрасное утро, что он уже никак не может жить долее таким образом, решился сразу переменить образ
жизни и, убедя почти вполне своих приятелей, что он в сплину и что ему все надоело, скрылся из общества и принялся, для поправления ресурсов, составлять себе выгодную
партию.
Сказать, что Иван Ильич женился потому, что он полюбил свою невесту и нашел в ней сочувствие своим взглядам на
жизнь, было бы так же несправедливо, как и сказать то, что он женился потому, что люди его общества одобряли эту
партию.
Сначала Иван Ильич надеялся освободиться от неприятности этого положения тем самым легким и приличным отношением к
жизни, которое выручало его прежде — он пробовал игнорировать расположение духа жены, продолжал жить попрежнему легко и приятно: приглашал к себе друзей составлять
партию, пробовал сам уезжать в клуб или к приятелям.
Совсем нет; мы хотели только сказать, что так как у нас до сих пор литература не считалась важной и существенной принадлежностью
жизни, то по большей части никто и не думал делать ее орудием своих планов, никто не обращал внимания на то, служит ли литература каким-нибудь
партиям и каким именно, к чему она расположена, против чего восстает.
— Русская поговорка, гора, дескать, с горой не сходится!.. Да-с… Вот она, судьба-то, сводит. Имейте в виду, господа, двадцать лет назад я вел
партию в первый раз. Понимаете, молодой прапорщик, первый мундир, эполеты, одним словом — начинал карьеру. А он в то время бежал во второй раз и был пойман. Он молодой, и я молодой… Оба молодые люди у порога, так сказать,
жизни… И вот судьба сводит опять… Знаете, для ума много, так сказать… Понимаете, для размышления…
Высокая, вечно зеленая елка судьбы увешана благами
жизни… От низу до верху висят карьеры, счастливые случаи, подходящие
партии, выигрыши, кукиши с маслом, щелчки по носу и проч. Вокруг елки толпятся взрослые дети. Судьба раздает им подарки…
Нет, ибо она после Екатерининского института поступила на Женские курсы Герье в Мерзляковском переулке, а потом в социал-демократическую
партию, а потом в учительницы Козловской гимназии, а потом в танцевальную студию, — вообще всю
жизнь пропоступала.
Он похож на человека, который всю
жизнь играл в ералаш по половине копейки серебром; посадите этого искусного игрока за
партию, в которой выигрыш или проигрыш не гривны, а тысячи рублей, и вы увидите, что он совершенно переконфузится, что пропадет вся его опытность, спутается все его искусство; он будет делать самые нелепые ходы, быть может, не сумеет и карт держать в руках.
Прохожий. Известно. Да только не могли они меня обвинить. Прокурор на суде мне такое слово сказал: вы, говорит, украли деньги. А я сейчас ему в ответ: крадут воры, я говорю. А мы для
партии экспроприацию совершили. Так он и не мог мне ответа дать. Туды, сюды, ничего не мог ответить. Ведите, говорит, его в тюрьму, значит в заточение свободной
жизни.
Он имел от роду лет тридцать пять, происходил откуда-то из мещан; провел всю свою
жизнь в занятиях церковною живописью, был очень умен и наблюдателен; любил кутнуть и считал себя знатоком церковного пения, постоянно распевал разные херувимские и концерты, но пел их не сплошь, а только одни басовые
партии, отчего, если его слушать из-за стены, выходило похоже на пение сумасшедшего.
Ее нет в тех нравственных актах и суждениях, которые определяются наслоениями социальной среды, наследственности, общественного мнения,
партии и пр., т. е. нет в значительной части нравственной
жизни.
Вторая — люди ее
партии: тесная семья дорогих товарищей, занятых важным, единственно нужным для
жизни делом.
Опять — несколько шагов назад, но тот эмигрант, о котором сейчас пойдет речь, соединяет в своем лице несколько полос моей
жизни и столько же периодов русского литературного и общественного движения. Он так и умер эмигрантом, хотя никогда не был ни опасным бунтарем, ни вожаком
партии, ни ярым проповедником «разрывных» идей или издателем журнала с громкой репутацией.
С высот своего credo он одинаково клеймил и осмеивал ненавистный ему дух времени, не делая исключения ни для какой
партии, ни для какого направления, ни для какой стороны тогдашней французской, в особенности парижской,
жизни.
Партия должна иметь доктрину, в которой ничего нельзя изменить, и она должна готовить диктатуру над всей полнотой
жизни.
Только такая свобода, свобода коллективного строительства
жизни в генеральной линии коммунистической
партии, и признается в советской России.
Прорезываем горы, облетаем мир; электричество, микроскопы, телефоны, войны, парламент, филантропия, борьба
партий, университеты, ученые общества, музеи… это ли не
жизнь?
Жизнь в придворных сферах казалась ей до того заманчивой именно с точки зрения возможности сделать блестящую
партию, выйти замуж за сановного и титулованного жениха, особенно при ее выдающейся даже при дворе красоте, о которой не переставал нашептывать ей в уши Иван Павлович Кутайсов.
Одним словом, его положение было совсем особенное, и это положение он удержал до конца
жизни императрицы, несмотря на все усилия враждебной ему
партии.
(Красный дневничок. Почерк Нинки.) — Вчера была грусть. Вместо того чтобы пойти на лекцию, ходила в темноте по трамвайным путям и плакала о том, что есть комсомол,
партия, рациональная
жизнь, материалистический подход к вещам, а я тянусь быть шарлатаном-факиром, который показывает фокусы в убогом дощатом театре.
Кончил революцию во Франции «сын революции» Наполеон, а не дворяне, не эмигранты, не
партии, которые революция вытеснила из
жизни в своем стихийном потоке.
Борьба
партий, парламенты, митинги, газеты, программы и платформы, агитации и демонстрации, борьба за власть — все это не настоящая
жизнь, не имеет отношения к содержанию и целям
жизни, во всем этом трудно добраться до онтологического ядра.