Неточные совпадения
Мы
жизнью расходимся, и я делаю его несчастье, он мое, и
переделать ни его, ни меня нельзя.
— То есть погасил бы огонь и остался в темноте! Хороша
жизнь! Эх, Илья! ты хоть пофилософствовал бы немного, право!
Жизнь мелькнет, как мгновение, а он лег бы да заснул! Пусть она будет постоянным горением! Ах, если б прожить лет двести, триста! — заключил он, — сколько бы можно было
переделать дела!
Уныние поглотило его: у него на сердце стояли слезы. Он в эту минуту непритворно готов был бросить все, уйти в пустыню, надеть изношенное платье, есть одно блюдо, как Кирилов, завеситься от
жизни, как Софья, и мазать, мазать до упаду,
переделать Софью в блудницу.
— Не мы виноваты в этом, а природа! И хорошо сделала. Иначе если останавливаться над всеми явлениями
жизни подолгу — значит надевать путы на ноги… значит жить «понятиями»… Природу не
переделаешь!
— Бедная Наташа! — со вздохом отнесся он, наконец, к ее памяти, глядя на эскиз. — Ты и живая была так же бледно окрашена в цвета
жизни, как и на полотне моей кистью, и на бумаге пером! Надо
переделать и то, и другое! — заключил он.
— Все тот же! — заметил он, — я только
переделал. Как ты не видишь, — напустился он на Аянова, — что тот был без
жизни, без огня, сонный, вялый, а этот!..
— Это-то и возродило меня к новой
жизни. Я дал себе слово
переделать себя, переломить
жизнь, заслужить перед собой и перед нею, и — вот у нас чем кончилось! Кончилось тем, что мы с вами ездили здесь на рулетки, играли в банк; я не выдержал перед наследством, обрадовался карьере, всем этим людям, рысакам… я мучил Лизу — позор!
— А в самом деле, — сказала Женя, — берите Любку. Это не то, что я. Я как старая драгунская кобыла с норовом. Меня ни сеном, ни плетью не
переделаешь. А Любка девочка простая и добрая. И к
жизни нашей еще не привыкла. Что ты, дурища, пялишь на меня глаза? Отвечай, когда тебя спрашивают. Ну? Хочешь или нет?
Мне казалось так легко и естественно оторваться от всего прошедшего,
переделать, забыть все, что было, и начать свою
жизнь со всеми ее отношениями совершенно снова, что прошедшее не тяготило, не связывало меня.
Наталья. Все это
переделать надо — браки, всю
жизнь, все!
Аполлинария (Олешунину). Нет, нет, вы никогда меня не убедите, и напрасно вы проповедуете такие идеи! вам
жизнь не
переделать. (Подает руку Лупачеву и Пьеру, Зоя и Олешунин тоже.) Да вот мы спросим Никандра Семеныча, он не меньше вашего знает.
Это ясно из цели поэтического создания, от которого требуется верное воспроизведение известной стороны
жизни, а не какого-нибудь отдельного случая; посмотрим только, в чем необходимость вмешательства фантазии, как способности
переделывать (посредством комбинации) воспринятое чувствами и создавать нечто новое по форме.
Переводчик поэтического произведения с одного языка на другой должен до некоторой степени
переделывать переводимое произведение; как же не являться необходимости переделки при переводе события с языка
жизни на скудный, бледный, мертвый язык поэзии?
Я говорю: «Разве же это человеческая
жизнь?» — «Верно, отвечает, — всё надо
переделать!
Они готовы думать, что литература заправляет историей, что она [изменяет государства, волнует или укрощает народ,]
переделывает даже нравы и характер народный; особенно поэзия, — о, поэзия, по их мнению, вносит в
жизнь новые элементы, творит все из ничего.
Стало быть, для того, чтобы
жизнь перестала быть дурною, надо
переделать людей из плохих в хороших.
Жизнь только в том, чтобы из своего животного делать всё более и более духовное. А для этого нужно то, что мы называем злом. Только на том, что мы называем злом, на горестях, болезнях, страданиях мы учимся
переделывать свое животное яв духовное.
Мы
жизнью расходимся, и я делаю его несчастье, и
переделать ни его, ни меня нельзя.
Обстановку действия и диалогов доставила мне помещичья
жизнь, а характерные моменты я взял из впечатлений того лета, когда тамбовские ополченцы отправлялись на войну. Сдается мне также, что замысел выяснился после прочтения повести Н.Д.Хвощинской"Фразы". В первоначальной редакции комедия называлась"Шила в мешке не утаишь", а заглавие"Фразеры"я поставил уже на рукописи, которую
переделал по предложению Театрально-литературного комитета.
Александр Васильевич был нрава нетерпеливого, горячего, до вспышек бешенства, неуступчив, деспотичен и нетерпим. Он много и постоянно работал над обузданием своей чрезмерной пылкости, но мог только умерить себя, а не
переделать, и в домашней
жизни неуживчивые качества его характера становились вдвойне чувствительными и тяжелыми.