Неточные совпадения
Он хвалил направление нынешних писателей, направление умное, практическое, в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью в каждом здравомыслящем человеке могли только развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов к ней, к луне, к звездам; похвалил внешнюю блестящую сторону французской
литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая тем показать молодому литератору свою симпатию к художникам и любовь к искусствам, а вместе с тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным, великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно, в дружбу напрашивались после его смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже
печатные враги его, в силу той невинной слабости, что всякому маленькому смертному приятно стать поближе к великому человеку и хоть одним лучом его славы осветить себя.
На ее морщинистом лице, хранившем следы былой красивости, неизменно лежало брюзгливо-жадное выражение [Настоящие 13 отрывков составляют лишь часть дополнений и разночтений, выявленных нами сверкой
печатного текста «Мелкого беса» с текстом рукописным, xранящимся в Институте русской
литературы Академии Наук СССР, в архиве Ф. К. Сологуба.
Очевидно, что вход в
литературу закрыт для меня навсегда и что мне остается только скитаться по берегу вечно кипящего моря
печатного слова и лишь издали любоваться, как более счастливые пловцы борются с волнами его!
Так тут-то он, между прочим, сознается, что писал многое вследствие необходимости, писал к сроку, написывал по три с половиною
печатных листа в два дня и две ночи; называет себя почтовою клячею в
литературе; смеется над критиком, уверявшим, что от его сочинений пахнет потом и что он их слишком обделывает.
Некрасов, видимо, желал привязать меня к журналу, и, так как я предложил ему писать и статьи, особенно по иностранной
литературе, он мне назначил сверх гонорара и ежемесячное скромное содержание. А за роман я еще из-за границы согласился на весьма умеренный гонорар в 60 рублей за
печатный лист, то есть в пять раз меньше той платы, какую я получаю как беллетрист уже около десяти лет.