Неточные совпадения
Для Константина народ
был только главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно
с молоком бабы-кормилицы, он, как участник
с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
И Левину вспомнилась недавняя сцена
с Долли и ее детьми. Дети, оставшись одни, стали жарить малину на свечах и лить
молоко фонтаном в рот. Мать, застав их на деле, при Левине стала внушать им, какого труда стоит большим то, что они разрушают, и то, что труд этот делается для них, что если они
будут бить чашки, то им не из чего
будет пить чай, а если
будут разливать
молоко, то им нечего
будет есть, и они умрут
с голоду.
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили
молоко и т. д. Стали бы они шалить? Они бы
с голоду померли. Ну-ка, пустите нас
с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином Боге и Творце! Или без понятия того, что
есть добро, без объяснения зла нравственного».
Действительно, она не то что угадала (связь ее
с ребенком не
была еще порвана), она верно узнала по приливу
молока у себя недостаток пищи у него.
Чичиков, чинясь, проходил в дверь боком, чтоб дать и хозяину пройти
с ним вместе; но это
было напрасно: хозяин бы не прошел, да его уж и не
было. Слышно
было только, как раздавались его речи по двору: «Да что ж Фома Большой? Зачем он до сих пор не здесь? Ротозей Емельян, беги к повару-телепню, чтобы потрошил поскорей осетра.
Молоки, икру, потроха и лещей в уху, а карасей — в соус. Да раки, раки! Ротозей Фома Меньшой, где же раки? раки, говорю, раки?!» И долго раздавалися всё — раки да раки.
Свеж он
был, как кровь
с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало
с лица его.
Наконец подымался он
с постели, умывался, надевал халат и выходил в гостиную затем, чтобы
пить чай, кофий, какао и даже парное
молоко, всего прихлебывая понемногу, накрошивая хлеба безжалостно и насоривая повсюду трубочной золы бессовестно.
Попробовали
было заикнуться о Наполеоне, но и сами
были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не
будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши: «Черт знает что такое!» И все согласились в том, что как
с быком ни биться, а все
молока от него не добиться.
Набегавшись досыта, сидишь, бывало, за чайным столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно
выпил свою чашку
молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься
с места, сидишь и слушаешь.
Амалия Ивановна покраснела как рак и завизжала, что это, может
быть, у Катерины Ивановны «совсем фатер не буль; а что у ней буль фатер аус Берлин, и таки длинны сюртук носиль и всё делаль: пуф, пуф, пуф!» Катерина Ивановна
с презрением заметила, что ее происхождение всем известно и что в этом самом похвальном листе обозначено печатными буквами, что отец ее полковник; а что отец Амалии Ивановны (если только у ней
был какой-нибудь отец), наверно, какой-нибудь петербургский чухонец,
молоко продавал; а вернее всего, что и совсем отца не
было, потому что еще до сих пор неизвестно, как зовут Амалию Ивановну по батюшке: Ивановна или Людвиговна?
Господин этот
был лет тридцати, плотный, жирный, кровь
с молоком,
с розовыми губами и
с усиками и очень щеголевато одетый.
— Н… нет, — произнес
с запинкой Николай Петрович и потер себе лоб. — Надо
было прежде… Здравствуй, пузырь, — проговорил он
с внезапным оживлением и, приблизившись к ребенку, поцеловал его в щеку; потом он нагнулся немного и приложил губы к Фенечкиной руке, белевшей, как
молоко, на красной рубашечке Мити.
Макаров находил, что в этом человеке
есть что-то напоминающее кормилицу, он так часто говорил это, что и Климу стало казаться — да, Степа, несмотря на его бороду, имеет какое-то сходство
с грудастой бабой, обязанной
молоком своим кормить чужих детей.
Сейчас,
выпив стакан
молока, положив за щеку кусок сахара, разглаживая пальцем негустые, желтенькие усики так, как будто хотел сковырнуть их, Диомидов послушал беседу Дьякона
с Маракуевым и
с упреком сказал...
Самгин
с наслаждением
выпил стакан густого холодного
молока, прошел в кухню, освежил лицо и шею мокрым полотенцем, вышел на террасу и, закурив, стал шагать по ней, прислушиваясь к себе, не слыша никаких мыслей, но испытывая такое ощущение, как будто здесь его ожидает что-то новое, неиспытанное.
Там, среди других,
была Анюта, светловолосая, мягкая и теплая, точно парное
молоко. Серенькие ее глаза улыбались детски ласково и робко, и эта улыбка странно не совпадала
с ее профессиональной опытностью. Очень забавная девица. В одну из ночей она, лежа
с ним в постели, попросила...
— Не дам холодного, — сурово ответила Анфимьевна, входя
с охапкой стиранного белья. — Сначала
поесть надо, после —
молока принесу, со льда…
Наконец он взял кружку
молока и решительно подступил к ней, взяв ее за руку. Она поглядела на него, как будто не узнала, поглядела на кружку, машинально взяла ее дрожащей рукой из рук его и
с жадностью
выпила молоко до последней капли, глотая медленными, большими глотками.
Вера вечером пришла к ужину, угрюмая, попросила
молока,
с жадностью
выпила стакан и ни
с кем не сказала ни слова.
Кстати о кокосах. Недолго они нравились нам. Если их сорвать
с дерева, еще зеленые, и тотчас
пить, то сок прохладен; но когда орех полежит несколько дней,
молоко согревается и густеет. В зрелом орехе оно образует внутри скорлупы твердую оболочку, как ядро наших простых орехов. Мы делали из ядра
молоко, как из миндаля: оно жирно и приторно; так
пить нельзя;
с чаем и кофе хорошо, как замена сливок.
Печка истопилась, согрелась, чай
был заварен и paзлит по стаканам и кружкам и забелен
молоком,
были выложены баранки, свежий ситный и пшеничный хлеб, крутые яйца, масло и телячья голова и ножки. Все подвинулись к месту на нарах, заменяющему стол, и
пили,
ели и разговаривали. Ранцева сидела на ящике, разливая чай. Вокруг нее столпились все остальные, кроме Крыльцова, который, сняв мокрый полушубок и завернувшись в сухой плед, лежал на своем месте и разговаривал
с Нехлюдовым.
Катюша
с Марьей Павловной, обе в сапогах и полушубках, обвязанные платками, вышли на двор из помещения этапа и направились к торговкам, которые, сидя за ветром у северной стены палей, одна перед другой предлагали свои товары: свежий ситный, пирог, рыбу, лапшу, кашу, печенку, говядину, яйца,
молоко; у одной
был даже жареный поросенок.
Вот особенно одна
с краю, такая костлявая, высокого роста, кажется, ей лет сорок, а может, и всего только двадцать, лицо длинное, худое, а на руках у нее плачет ребеночек, и груди-то, должно
быть, у ней такие иссохшие, и ни капли в них
молока.
Следующий день, 31 августа, мы провели на реке Сяо-Кеме, отдыхали и собирались
с силами. Староверы, убедившись, что мы не вмешиваемся в их жизнь, изменили свое отношение к нам. Они принесли нам
молока, масла, творогу, яиц и хлеба, расспрашивали, куда мы идем, что делаем и
будут ли около них сажать переселенцев.
«Да, в центре бывшей пустыни; а теперь, как видишь, все пространство
с севера, от той большой реки на северо — востоке, уже обращено в благодатнейшую землю, в землю такую же, какою
была когда-то и опять стала теперь та полоса по морю на север от нее, про которую говорилось в старину, что она «кипит
молоком и медом».
Ася (собственное имя ее
было Анна, но Гагин называл ее Асей, и уж вы позвольте мне ее так называть) — Ася отправилась в дом и скоро вернулась вместе
с хозяйкой. Они вдвоем несли большой поднос
с горшком
молока, тарелками, ложками, сахаром, ягодами, хлебом. Мы уселись и принялись за ужин. Ася сняла шляпу; ее черные волосы, остриженные и причесанные, как у мальчика, падали крупными завитками на шею и уши. Сначала она дичилась меня; но Гагин сказал ей...
Там жил старик Кашенцов, разбитый параличом, в опале
с 1813 года, и мечтал увидеть своего барина
с кавалериями и регалиями; там жил и умер потом, в холеру 1831, почтенный седой староста
с брюшком, Василий Яковлев, которого я помню во все свои возрасты и во все цвета его бороды, сперва темно-русой, потом совершенно седой; там
был молочный брат мой Никифор, гордившийся тем, что для меня отняли
молоко его матери, умершей впоследствии в доме умалишенных…
Только вместо чаю
пили молоко; вместо пшеничных булок
ели черный хлеб
с маслом.
Ей нравилась оживленная улица села,
с постоянно открытыми лавками, в которых, по ее выражению, только птичьего
молока нельзя
было достать, и
с еженедельным торгом, на который съезжались толпы народа из соседних деревень; нравилась заболотская пятиглавая церковь
с пятисотпудовым колоколом; нравилась новая кипучая деятельность, которую представляло оброчное имение.
Прошло немного времени, и Николай Абрамыч совсем погрузился в добровольно принятый им образ столяра Потапа. Вместе
с другими он выполнял барщинскую страду, вместе
с другими
ел прокислое
молоко, мякинный хлеб и пустые щи.
— Хорошо тогда жилось, весело. Всего, всего вдоволь
было, только птичьего
молока недоставало. Чай
пили, кто как хотел: и
с ромом, и
с лимоном, и со сливками. Только, бывало, наливаешь да спрашиваешь: вы
с чем? вы
с чем?
с лимоном?
с ромом? И вдруг точно сорвалось… Даже попотчевать дорогого гостя нечем!
В довершение Савельцев
был сластолюбив и содержал у себя целый гарем, во главе которого стояла дебелая, кровь
с молоком, лет под тридцать, экономка Улита, мужняя жена, которую старик оттягал у собственного мужика.
Обыкновенно, мы делали привал на постоялом дворе, стоявшем на берегу реки Вопли, наискосок от Овсецова; но матушка,
с своей обычной расчетливостью, решила, что, чем изъяниться на постоялом дворе, [О том, как велик
был этот изъян, можно судить по следующему расчету: пуд сена лошадям (овес
был свой) — 20 коп., завтрак кучеру и лакею — 30 коп.; самовар и кринка
молока — 30 коп.
Выпросит кринку снятого, совсем синего
молока, покрошит хлеба — и сыт; а не дадут
молока, и
с водой тюри
поест.
Или не случалось ли вам подчас
есть путрю
с молоком?
Только одну лемишку
с молоком и
ел старый отец и потянул вместо водки из фляжки, бывшей у него в пазухе, какую-то черную воду.
Пили чай
с ромом, — он имел запах жженых луковых перьев;
пили бабушкины наливки, желтую, как золото, темную, как деготь, и зеленую;
ели ядреный варенец [Варенец — заквашенное топленое
молоко.], сдобные медовые лепешки
с маком, потели, отдувались и хвалили бабушку. Наевшись, красные и вспухшие, чинно рассаживались по стульям, лениво уговаривали дядю Якова поиграть.
Мир
был наполнен этим именем; я, так сказать,
с молоком всосал.
— И лучше бы не надо… — соглашалась Окся авторитетным тоном настоящей бабы-хозяйки. —
С молоком бы
были, а то всухомятку надоело…
Таисья без слова пошла за Основой, который не подал и вида, что узнал Нюрочку еще на плоту. Он привел их к одному из огней у опушки леса, где на живую руку
был сделан балаган из березовых веток, еловой коры и хвои. Около огня сидели две девушки-подростки, дочери Основы, обе крупные, обе кровь
с молоком.
Ровно через неделю после выбора ходоков Тит и Коваль шагали уже по дороге в Мурмос. Они отправились пешком, — не стоило маять лошадей целых пятьсот верст, да и какие же это ходоки разъезжают в телегах? Это
была трогательная картина, когда оба ходока
с котомками за плечами и длинными палками в руках шагали по стороне дороги, как два библейских соглядатая, отправлявшихся высматривать землю, текущую
молоком и медом.
На дворе стояла оттепель; солнце играло в каплях тающего на иглистых листьях сосны снега; невдалеке на земле
было большое черное пятно, вылежанное ночевавшим здесь стадом зубров, и
с этой проталины несся сильный запах парного
молока.
Родился он в Бердичеве; до двух лет
пил козье
молоко и
ел селедочную утробку, которая валялась по грязному полу; трех лет стоял, выпялив пузо, на пороге отцовской закуты;
с четырех до восьми, в ермолке и широком отцовском ляпсардаке, обучался бердичевским специальностям: воровству-краже и воровству-мошенничеству, а девяти сдан в рекруты под видом двенадцатилетнего на основании присяжного свидетельства двенадцати добросовестных евреев, утверждавших за полкарбованца, что мальчику уже сполна минуло двенадцать лет и он может поступить в рекруты за свое чадолюбивое общество.
У нее через плечо коромысло, а на обоих концах коромысла по большому ведру
с молоком; лицо у нее немолодое,
с сетью морщинок на висках и
с двумя глубокими бороздами от ноздрей к углам рта, но ее щеки румяны и, должно
быть, тверды на ощупь, а карие глаза лучатся бойкой хохлацкой усмешкой.
Одна из семи жен Мавлютки
была тут же заочно назначена в эту должность: она всякий день должна
была приходить к нам и приводить
с собой кобылу, чтоб, надоив нужное количество
молока, заквасить его в нашей посуде, на глазах у моей матери, которая имела непреодолимое отвращение к нечистоте и неопрятности в приготовлении кумыса.
Сам он и вся семья
ели постное, и дедушка, несмотря на то, что первый день как встал
с постели, кушал ботвинью, рыбу, раки, кашу
с каким-то постным
молоком и грибы.
Вообще я знаю очень много примеров подобного рода логики.
Есть у меня приятель судья, очень хороший человек. Пришла к нему экономка
с жалобой, что такой-то писец ее изобидел: встретившись
с ней на улице, картуза не снял. Экономка — бабенка здоровая, кровь
с молоком; судья человек древний и экономок любит до смерти. Подать сюда писца.
Мечется Фейер как угорелый, мечется и день и другой —
есть рыба, да все не такая, как надо: то
с рыла вся в именинника вышла, скажут: личность; то
молок мало, то пером не выходит, величественности настоящей не имеет.
— Вот, покуда, что в результате получилось, — молвил он, — ну, да ведь мы
с Финагеичем не отстанем. Теперь только коровы и выручают нас. Сами
молоко не
едим, так Финагеич в неделю раз-другой на сыроварню возит. Но потом…
Но если бы и действительно глотание Kraenchen, в соединении
с ослиным
молоком, способно
было дать бессмертие, то и такая перспектива едва ли бы соблазнила меня. Во-первых, мне кажется, что бессмертие, посвященное непрерывному наблюдению, дабы в организме не переставаючи совершался обмен веществ,
было бы отчасти дурацкое; а во-вторых, я настолько совестлив, что не могу воздержаться, чтоб не спросить себя: ежели все мы, культурные люди, сделаемся бессмертными, то при чем же останутся попы и гробовщики?