Неточные совпадения
— И это знаю!.. Только все это пустяки. Одной поденщины сколько мы должны теперь
платить. Одним словом, бросай все и заживо ложись в могилу… Вот француз все своею заграницей утешает, да только там свое, а у нас свое. Машины-то денег стоят, а мы должны миллион каждый год послать владельцам… И
без того заводы плелись кое-как,
концы с
концами сводили, а теперь где мы возьмем миллион наш?
— Хотение-то наше не для всех вразумительно. Деньги нужно добыть, чтоб хотенье выполнить, а они на мостовой не валяются. Есть нужно, приют нужен, да и за ученье, само собой,
заплати. На пожертвования надежда плоха, потому нынче и
без того все испрожертвовались. Туда десять целковых, в другое место десять целковых — ан, под
конец, и скучно!
В Париже отличная груша дюшес стоит десять су, а в Красном Холму ее ни за какие деньги не укупишь. В Париже бутылка прекраснейшего ПонтИ-КанИ стоит шесть франков, а в Красном Холму за Зызыкинскую отраву надо
заплатить три рубля. И так далее,
без конца. И все это не только не выходит из пределов Краснохолмских идеалов, но и вполне подтверждает оные. Даже театры найдутся такие, которые по горло уконтентуют самого требовательного Краснохолмского обывателя.
Не
плачьте над трупами павших борцов,
Погибших, с оружьем в руках…
Не пойте над ними надгробных стихов,
Слезой не скверните их прах.
Не нужно ни гимнов, ни слез мертвецам,
Отдайте им лучший почет.
Шагайте
без страха по мертвым телам.
Несите их знамя вперед…
Кованой сталью звенели и звали к бою звенящие слова:
Несите их знамя вперед…
С врагом их под знаменем тех же идей
Ведите их в бой… до
конца…
Она была утомлена и возбуждена. Ей хотелось в одно и то же время и спать, и
без конца говорить, и смеяться, и
плакать, и ехать в ресторан завтракать, чтобы почувствовать себя на свободе.
Дело было перед последним моим экзаменом Я сел на порожке и читаю; вдруг, вижу я, за куртиной дядя стоит в своем белом парусинном халате на коленях и жарко молится: поднимет к небу руки,
плачет, упаде! в траву лицом и опять молится, молится
без конца Я очень любил дядю и очень ему верил и верю.
Зима тянулась
без конца, и последняя Муха начала думать, что лета больше уже не будет совсем. Ей хотелось умереть, и она
плакала потихоньку. Это, наверно, люди придумали зиму, потому что они придумывают решительно все, что вредно мухам. А может быть, это тетя Оля спрятала куда-нибудь лето, как прячет сахар и варенье?..
«Все создания и вся тварь, каждый листик устремляется к слову, богу славу поет, Христу
плачет… Все — как океан, все течет и соприкасается, в одном месте тронешь, в другом
конце мира отдается… Ты для целого работаешь, для грядущего делаешь. Награды же никогда не ищи, ибо и
без того уже велика тебе награда на сей земле: духовная радость твоя… Знай меру, знай сроки, научись сему… Люби повергаться на землю и лобызать ее. Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, все люби…»
А отчего мне было тяжело и как бы я хотел учредить по-иному — этого я не знал; но только воображение несмело и робко, словно откуда-то издалека, нашептывало мне, что моя maman,
без сомнения, строгая, нравственная и в высшей степени благородная, но сухая женщина, — и я вдруг вспомнил об отце и, кусая
концы носового платка, который держал у лица, тихо
заплакал о покойном.
Она, говорили, прощаясь с ним,
плакала, а мы с ним простились при брудершафтах за городом в роще. Это была случайность: он уезжал, а мы бражничали и остановили его. Извинились и затащили, и пили, пили
без конца, и откровенно ему всё рассказали, что гадкого о нем думали.