Неточные совпадения
Когда Надежда Васильевна улыбалась, у нее на широком белом лбу всплывала над левой бровью такая же морщинка, как у Василья Назарыча. Привалов заметил эту улыбку, а также едва заметный жест левым
плечом, — тоже отцовская привычка. Вообще было заметно сразу, что Надежда Васильевна ближе стояла к отцу, чем к матери. В ней до мельчайших подробностей отпечатлелись все те характерные особенности бахаревского типа, который старый
Лука подводил под одно слово: «прерода».
— Вот,
Лука, и мы с тобой дожили до радости, — говорил Бахарев, крепко опираясь на
плечо верного старого слуги. — Видел, какой молодец?..
Он обнял меня за шею горячей, влажной рукою и через
плечо мое тыкал пальцем в буквы, держа книжку под носом моим. От него жарко пахло уксусом, потом и печеным
луком, я почти задыхался, а он, приходя в ярость, хрипел и кричал в ухо мне...
После обеда
Лука Назарыч, против обыкновения, не лег спать, а отправился прямо на фабрику. Петр Елисеич торопливо накинул на худые
плечи свою суконную шинель серостального цвета с широким краганом [Краган — накидной меховой воротник.] и по обычаю готов был сопутствовать владыке.
В этот момент чья-то рука ударила старика по
плечу, и над его ухом раздался сумасшедший хохот: это был дурачок Терешка, подкравшийся к
Луке Назарычу босыми ногами совершенно незаметно.
— Что? — неожиданно спросил Пушкарь, подходя сзади, и, ударив Матвея по
плечу, утешительно объяснил: — Ничего! Это — паларич. У нас был капитан Земель-Луков, так его на параде вот эдак-то хватило. Чебурах наземь и — вчистую!
Было уже совсем темно, когда дядя Ерошка и трое казаков с кордона, в бурках и с ружьями за
плечами прошли вдоль по Тереку на место, назначенное для секрета. Назарка вовсе не хотел итти, но
Лука крикнул на него, и они живо собрались. Пройдя молча несколько шагов, казаки свернули с канавы и по чуть заметной тропинке в камышах подошли к Тереку. У берега лежало толстое черное бревно, выкинутое водой, и камыш вокруг бревна был свежо примят.
А потом достал из берестяного заплечника (особого устройства коробок с крышкой, который носят за
плечами) несколько ломтей хлеба, зеленого
лука и завернутую в тряпочке соль.
Когда зрители уселись и простыни раздвинулись, в раме, обтянутой марлей, взорам предстали три фигуры живой картины, в значении которых не было возможности сомневаться: Любинька стояла с большим, подымающимся с полу черным крестом и в легком белом платье; близ нее, опираясь на якорь, Лина в зеленом платье смотрела на небо, а восьмилетний Петруша в красной рубашке с прелестными крыльями, вероятно, позаимствованными у белого гуся, и с колчаном за
плечами целился из
лука чуть ли не на нас.
Теперь этот живой привесок общинных весов бежал рядом с нами, держась по большей части у моего стремени, так как я ехал последним. Когда мы въехали в лес, Микеша остановил меня и, вынув из-под куста небольшой узелок и ружье, привязал узелок к
луке седла, а ружье вскинул себе на
плечо… Мне показалось, что он делает это с какой-то осторожностью, поглядывая вперед. Узел, очевидно, он занес сюда, пока снаряжали лошадей.
Теперь мне следовало бы перейти к прививкам мягкой язвы, но на них я останавливаться не буду; во-первых, прививки эти по своим последствиям сравнительно невинны; исследователь привьет больному язву на
плечо, бедро или живот и через неделю залечит; во-вторых, прививки мягкой язвы так многочисленны, что описанию их пришлось бы посвятить несколько печатных листов; такие прививки делали Гунтер, Рикор, Ролле, Бюзене, Надо, Кюллерье, Линдвурм, де-Лука, Маннино, В. Бек, Штраус, Гюббенет, Бэреншпрунг, Дюкре, Крефтинг, Спичка и многие, многие другие.
Охотник с
луком и стрелами пошел на охоту, убил козу, взвалил на
плечи и понес ее.
Качаясь в седлах, мимо проскакали два всадника с винтовками за
плечами. Через несколько минут, догоняя их, еще один промчался карьером, пригнувшись к
луке и с пьяной беспощадностью сеча лошадь нагайкою.
— Милый
Лука Иванович, — заговорил мягким тенором высокий, красивый барин в бекеше с бобровым воротником и в богатой собольей шапке, все еще придерживая
Луку Ивановича за
плечо.
Она рухнулась на колена, зарыдала и схватила его за руки.
Лука Иванович совсем оторопел и опустился на кресло, поддерживая ее за
плечи.
С жестом глубокого отчаяния прикрыл
Лука Иванович лицо руками и, опустившись на кресло, сидел так несколько минут. Он просидел бы еще, но кто-то дотронулся рукой до его
плеча.