Неточные совпадения
— Вы для возбуждения
плоти, для соблазна мужей трудной жизни пользуетесь искусствами этими, а они — ложь и фальшь.
От вас, покорных рабынь гибельного демона, все зло жизни, и суета, и пыль словесная, и грязь, и преступность — все
от вас! Всякое тление души, и горестная смерть, и бунты людей, халдейство ученое и всяческое хамство, иезуитство, фармазонство, и ереси, и все, что для угашения духа, потому что дух — враг дьявола, господина вашего!
— Не знаком. Ну, так вот… Они учили, что Эон — безначален, но некоторые утверждали начало его в соборности мышления о нем, в стремлении познать его, а из этого стремления и возникла соприсущая Эону мысль — Эннойя… Это — не разум, а сила, двигающая разумом из глубины чистейшего духа, отрешенного
от земли и
плоти…
От плоти демонстрантов отрывались, отскакивали отдельные куски, фигуры, смущенно усмехаясь или угрюмо хмурясь, шли мимо Самгина, но навстречу им бежали, вливались в массу десятки новых людей.
— Какая-то таинственная сила бросает человека в этот мир беззащитным, без разума и речи, затем, в юности, оторвав душу его
от плоти, делает ее бессильной зрительницей мучительных страстей тела.
— Возвращаясь к Толстому — добавлю: он учил думать, если можно назвать учением его мысли вслух о себе самом. Но он никогда не учил жить, не учил этому даже и в так называемых произведениях художественных, в словесной игре, именуемой искусством… Высшее искусство — это искусство жить в благолепии единства
плоти и духа. Не отрывай чувства
от ума, иначе жизнь твоя превратится в цепь неосмысленных случайностей и — погибнешь!
На Невском стало еще страшней; Невский шире других улиц и
от этого был пустынней, а дома на нем бездушнее, мертвей. Он уходил во тьму, точно ущелье в гору. Вдали и низко, там, где должна быть земля, холодная
плоть застывшей тьмы была разорвана маленькими и тусклыми пятнами огней. Напоминая раны, кровь, эти огни не освещали ничего, бесконечно углубляя проспект, и было в них что-то подстерегающее.
— Он, Зотов, был из эдаких, из чистоплотных, есть такие в купечестве нашем. Вроде Пилата они, все ищут, какой бы водицей не токмо руки, а вообще всю
плоть свою омыть
от грехов. А я как раз не люблю людей с устремлением к святости. Сам я — великий грешник,
от юности прокопчен во грехе, меня, наверное, глубоко уважают все черти адовы. Люди не уважают. Я людей — тоже…
— Насмотрелся. Монахи — тоже люди. Заблуждаются. Иные —
плоть преодолеть не могут, иные —
от честолюбия страдают. Ну, и
от размышления…
Теорий у него на этот предмет не было никаких. Ему никогда не приходило в голову подвергать анализу свои чувства и отношения к Илье Ильичу; он не сам выдумал их; они перешли
от отца, деда, братьев, дворни, среди которой он родился и воспитался, и обратились в
плоть и кровь.
Реакционеры-романтики, в тоске и страхе держащиеся за отходящую, разлагающуюся старую органичность, боязливые в отношении к неотвратимым процессам жизни, не хотят пройти через жертву, не способны к отречению
от устойчивой и уютной жизни в
плоти, страшатся неизведанного грядущего.
Материальное, космическое развитие идет
от первоначальной целостной органичности, скрепляющей дух и
плоть и прикрепляющей дух к материи, к механичности, расщепляющей дух и
плоть, нарушающей цельность и освобождающей дух
от связи с материей.
В этом чувствуется упоение
от погружения в теплую национальную
плоть, в низинную земляную стихию.
Ныне дух отрывается
от этой связанности с органической
плотью жизни.
Добрые люди поняли, что очистительное крещение
плоти есть отходная христианства; религия жизни шла на смену религии смерти, религия красоты — на смену религии бичевания и худобы
от поста и молитвы.
Мне всегда казалось, что сам Мережковский очень далек
от той «
плоти», к освящению которой призывает, и что его отношение к этой «
плоти» носит ментально-эстетический характер.
У меня был довольно сильный организм, но было отталкивание
от физиологических функций организма, брезгливость ко всему, связанному с
плотью мира, с материей.
Розанов отталкивался
от образа Христа, в котором видел вражду к жизни, к рождению, но он любил быт православной церкви, видел в нем много
плоти.
Читайте св. Иринея Лионского, мыслителя индивидуально недаровитого и неглубокого, но проникнутого духом церковным, и поймете, что именно Церковь защищает
плоть от еретического гностицизма, Церковь ждет преображения
плоти и верит в божественность материи, в возможность просветления материи.
Субъект остается оторванным
от объекта, дух оторванным
от плоти, личность оторванной
от соборности.
Идея переселения души, отделения души
от плоти этого мира и перехода из этого мира в совершенно иной, противоположна вере в воскресение
плоти и космическое спасение человечества и мира путем Церкви и истории.
В индийской мистике все достижения являются результатом бесповоротного отсечения
от плоти мира,
от истории мира, а не преосуществления
плоти, не преображения, завоеванного историей.
Но великая задача жизни предстоит в том случае, если бессмертие может быть лишь результатом мирового спасения, если моя индивидуальная судьба зависит
от судьбы мира и человечества, если для спасения моего должно быть уготовлено воскресение
плоти.
Достоинство человека — в его жизни, а не в смерти, в соединении духа с
плотью, а не в отделении духа
от плоти, в соединении индивидуальной судьбы личности с исторической судьбой мира, а не в отделении личной судьбы
от мировой.
Третий Завет, завершающий диалектику истории, осуществляющий завет любви истинной антропологии, восстановит всю полноту язычества, но просветленного и освобожденного
от тления, освятит всю
плоть культуры, но осмысленную и побеждающую смерть.
Наше познание есть
плоть от нашей
плоти и кровь
от нашей крови, и нельзя постигнуть тайну познания, умерщвляя в нем жизнь.
Церковь как хранительница полноты истины тем отличается
от ересей и сект, что она требует преображения всего мира, всей
плоти мира, ждет преображения вселенского.
Плоть этого мира и
плоть каждого из нас должна быть спасена для вечности, а для этого нужно не уходить из этого мира в другой, не ждать переселения души и естественного ее бессмертия, а соединять этот мир с Богом, участвовать в его вселенском спасении путем истории, спасать
плоть от смерти.
И в христианстве нецерковная, еретическая и сектантская мистика обычно отсекает себя
от мировой истории и мировой
плоти.
Задача индивидуума и вселенной в том, чтобы излечиться
от болезни, очистить свое тело, подготовить
плоть к вечности, а не в том, чтобы ждать естественного перехода в другие формы существования и надеяться на отделение души
от тела путем смерти.
Исключительно аскетическое религиозное сознание отворачивалось
от земли,
от плоти,
от истории,
от космоса, и потому на земле, в истории этого мира языческое государство, языческая семья, языческий быт выдавались за христианские, папизм и вся средневековая религиозная политика назывались теократией.
Поэта образы живые
Высокий комик в
плоть облек…
Вот отчего теперь впервые
По всем бежит единый ток.
Вот отчего театра зала
От верху до низу одним
Душевным, искренним, родным
Восторгом вся затрепетала.
Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой,
Несчастный, пьяный, исхудалый,
Но с русской, чистою душой.
— Вот не могу на земле спать, — сокрушалась Пульхерия
от чистого сердца. —
Плоть свою не могу усмирить… Мышей боюсь.
— Будь же ты
от меня проклят, змееныш! — заголосила Рачителиха, с ужасом отступая
от своей взбунтовавшейся
плоти и крови. — Не тебе, змеенышу, родную мать судить…
В первой сфере я — раб своего сердца, раб даже своей
плоти, я увлекаюсь, я умиляюсь, я делаюсь негодным человеком; во второй сфере — я совлекаю с себя ветхого человека, я отрешаюсь
от видимого мира и возвышаюсь до ясновиденья.
— Как же не искушать? Разумеется, если сам Павел-апостол
от него не ушел и в послании пишет, что «ангел сатанин был дан ему в
плоть», то мог ли я, грешный и слабый человек, не претерпеть его мучительства.
— Теперь это бодрая молодежь в цвете сил и надежд, — восторженно прибавил Капотт, — и любо посмотреть, как она поворачивает и подтягивает! Один только де Сангло сплоховал: поехал на Афон, думал, что его оттуда призовут (каких, мол, еще доказательств нужно!), ан его не призвали! Теперь он сидит на Афоне, поет на крылосе и бьет в било. Так-то, mon cher monsieur! и богу молиться надо умеючи! Чтоб видели и знали, что хотя дух бодр, но
плоть от пристойных окладов не отказывается!
Избранники сии пошли отыскивать труп и, по тайному предчувствию, вошли на одну гору, где и хотели отдохнуть, но когда прилегли на землю, то почувствовали, что она была очень рыхла; заподозрив, что это была именно могила Адонирама, они воткнули в это место для памяти ветку акации и возвратились к прочим мастерам, с которыми на общем совещании было положено: заменить слово Иегова тем словом, какое кто-либо скажет из них, когда тело Адонирама будет найдено; оно действительно было отыскано там, где предполагалось, и когда один из мастеров взял труп за руку, то мясо сползло с костей, и он в страхе воскликнул: макбенак, что по-еврейски значит: «
плоть отделяется
от костей».
К себе
от нас ты воззвал брата,
Из
плоти дух ты сотворил...
— Грехи —
от плоти,
от сатаны! Грехи — это снаружи, как воспа, не боле того! Грешит всех сильней тот, кто о грехе много думает; не поминай греха — не согрешишь! Мысли о грехе — сатана, хозяин
плоти, внушает…
— Бог вселен в каждую
плоть; совесть и все внутреннее ядро —
от бога дано!
Не может этого быть: не может быть того, чтобы мы, люди нашего времени, с нашим вошедшим уже в нашу
плоть и кровь христианским сознанием достоинства человека, равенства людей, с нашей потребностью мирного общения и единения народов, действительно жили бы так, чтобы всякая наша радость, всякое удобство оплачивалось бы страданиями, жизнями наших братий и чтобы мы при этом еще всякую минуту были бы на волоске
от того, чтобы, как дикие звери, броситься друг на друга, народ на народ, безжалостно истребляя труды и жизни людей только потому, что какой-нибудь заблудший дипломат или правитель скажет или напишет какую-нибудь глупость другому такому же, как он, заблудшему дипломату или правителю.
Людмила торопливо целовала Сашины руки
от плеч до пальцев, и Саша не отнимал их, взволнованный, погруженный в страстные и жестокие мечты. Обожанием были согреты Людмилины поцелуи, и уже словно не мальчика, словно отрока-бога лобзали ее горячие губы в трепетном и таинственном служении расцветающей
Плоти.
— Не воротится! Насчёт посева своей души на непаханной почве — это слова слабого давления! Все люди на Руси, батенька мой, хотят жить так, чтобы получать как можно больше удовольствия, затрачивая как можно менее труда. Это —
от востока дано в
плоть нам, стремление к удовольствиям без затраты усилий, пагубнейшее стремление! Вот поп как раз очень предан защите оного…
Когда Кожемякин опамятовался, — ему стало стыдно за себя и за неё: то, что случилось, было так голо, безмолвно, не прикрашено ни словом
от сердца, ни тем бешенством
плоти, которое умерщвляет стыд и раскаяние.
Человек двусоставен, в двусоставе этом и есть вечное горе его:
плоть от дьявола, душа
от бога, дьявол хочет, чтоб душа содеялась участницей во всех грехах плотских, человек же не должен этого допускать.
— Ну, конечно, зубов нет, спину
от старости ломит, то да се… одышка и всякое там… Болею,
плоть немощна, ну да ведь сам посуди, пожил! Восьмой десяток! Не век же вековать, надо и честь знать.
— А ты, парень, чего окаменел? Отец был стар, ветх
плотью… Всем нам смерть уготована, ее же не избегнешь… стало быть, не следует прежде времени мертветь… Ты его не воскресишь печалью, и ему твоей скорби не надо, ибо сказано: «егда душа
от тела имать нуждею восхититися страшными аггелы — всех забывает сродников и знаемых…» — значит, весь ты для него теперь ничего не значишь, хоть ты плачь, хоть смейся… А живой о живом пещись должен… Ты лучше плачь — это дело человеческое… очень облегчает сердце…
— Ты не читай книг, — сказал однажды хозяин. — Книга — блуд, блудодейственного ума чадо. Она всего касается, смущает, тревожит. Раньше были хорошие исторические книги, спокойных людей повести о прошлом, а теперь всякая книга хочет раздеть человека, который должен жить скрытно и
плотью и духом, дабы защитить себя
от диавола любопытства, лишающего веры… Книга не вредна человеку только в старости.
В качестве друга я журил его, зачем он много пьет, зачем живет не по средствам и делает долги, зачем ничего не делает и не читает, зачем он так мало культурен и мало знает, — и в ответ на все мои вопросы он горько улыбался, вздыхал и говорил: «Я неудачник, лишний человек», или: «Что вы хотите, батенька,
от нас, осколков крепостничества?», или «Мы вырождаемся…» Или начинал нести длинную галиматью об Онегине, Печорине, байроновском Каине, Базарове, про которых говорил: «Это наши отцы по
плоти и духу».
Это и есть тот день,
от которого в виду смерти станешь спрашивать: «Куда деться? куда деваться?» Этот день бел, как освещенное солнцем сжатое поле, на котором нет ни жнецов, ни птиц, уносящих колосья; на котором не слышно ни детского плача, ни жалоб клянущей жизнь
плоти, ни шелеста травы, ни стрекота букашек — все мертво и тихо, как в опаленной долине Иерихона, и над всем этим безмолвием шагает, не касаясь ногами земли, один ужасный призрак.