Неточные совпадения
Рыбак и витязь на брегах
До темной ночи просидели
С душой и сердцем на устах —
Часы невидимо летели.
Чернеет лес, темна гора;
Встает луна — все тихо стало;
Герою в путь давно пора.
Накинув тихо покрывало
На деву спящую, Руслан
Идет и на коня садится;
Задумчиво безмолвный хан
Душой вослед ему стремится,
Руслану счастия,
побед,
И славы, и любви желает…
И думы гордых, юных лет
Невольной грустью оживляет…
Он побежден, какая польза в том?
Мы тщетною
победой увенчались.
Он вновь собрал рассеянное войско
И нам со стен Путивля угрожает.
Что делают меж тем
герои наши?
Стоят у Кром, где кучка казаков
Смеются им из-под гнилой ограды.
Вот слава! нет, я ими недоволен,
Пошлю тебя начальствовать над ними;
Не род, а ум поставлю в воеводы;
Пускай их спесь о местничестве тужит;
Пора презреть мне ропот знатной черни
И гибельный обычай уничтожить.
Несмотря на все это,
герой наш словно из мертвых воскрес, словно баталию выдержал, словно
победу схватил, когда пришлось ему уцепиться за шинель своего неприятеля, уже заносившего одну ногу на дрожки куда-то только что сговоренного им ваньки.
Следовало бы кому-нибудь одержать
победу и кому-нибудь быть побеждену; но публика разделилась на две равные половины, и каждая своего
героя считала и провозглашала победителем.
Я вижу трофеи наши, и среди их
Героя Румянцева, который, не изменив всегдашнего спокойного лица своего, пишет к Монархине донесение о славнейшей
победе в мире.
Но цвети имя
Героев, которые разили врагов отечества и
победами запечатлели его благоденствие!
Народ, изумленный его величием, невольно и смиренно повиновался, но скоро, не видя уже
героя, пробудился от глубокого сна, и Олег, испытав многократно его упорную непреклонность, удалился от Новагорода с воинством храбрых варягов и славянских юношей, искать
победы, данников и рабов между другими скифскими, менее отважными и гордыми племенами.
«Воины! В последний раз да обратятся глаза ваши на сей град, славный и великолепный: судьба его написана теперь на щитах ваших! Мы встретим вас со слезами радости или отчаяния, прославим
героев или устыдимся малодушных. Если возвратитесь с
победою, то счастливы и родители и жены новогородские, которые обнимут детей и супругов; если возвратитесь побежденные, то будут счастливы сирые, бесчадные и вдовицы!.. Тогда живые позавидуют мертвым!
Вмиг в голове у меня загорелась идея… да, впрочем, это был только миг, менее чем миг, как вспышка пороха, или уж переполнилась мера, и я вдруг теперь возмутился всем воскресшим духом моим, да так, что мне вдруг захотелось срезать наповал всех врагов моих и отмстить им за все и при всех, показав теперь, каков я человек; или, наконец, каким-нибудь дивом научил меня кто-нибудь в это мгновение средней истории, в которой я до сих пор еще не знал ни аза, и в закружившейся голове моей замелькали турниры, паладины,
герои, прекрасные дамы, слава и победители, послышались трубы герольдов, звуки шпаг, крики и плески толпы, и между всеми этими криками один робкий крик одного испуганного сердца, который нежит гордую душу слаще
победы и славы, — уж не знаю, случился ли тогда весь этот вздор в голове моей или, толковее, предчувствие этого еще грядущего и неизбежного вздора, но только я услышал, что бьет мой час.
Сборы на борьбу и страдания
героя, хлопотавшего о
победе своих начал, и его падение пред подавляющею силою людской пошлости — и составляли обыкновенно интерес повестей г. Тургенева.
Один только из всех
героев Достоевского находит в себе достаточно силы, чтобы бесповоротно переступить черту и заявить своеволие до конца. Это — Кириллов в «Бесах». И как же чудовищно жалко это торжество человеческого своеволия, каким ужасным поражением выглядит
победа!
Однако рядом с этим мы все время чувствуем, что эти пластические образы
героев — лишь символическая картина, что за ними плещется необъятная дионисова стихия и говорит нам о высшей радости, к которой подготовляется трагический
герой, — но не своими
победами, а своею гибелью.
Всего более чуждо эллинской трагедии активное, героическое настроение, возвеличение борющейся человеческой воли, — в
победе ли ее или в поражении, — все равно. Типичнейший и любимейший
герой трагедии — страдалец-Эдип.
И уж нестрашными становятся человеку страдания и муки, и уж не нужна ему
победа трагического
героя; все человеческие оценки, ощущения и чувства спутались в душе, как волосы на голове безумствующей мэнады.
Но Иоле не дожил до этой славной
победы родного юнакского войска. Под холодным покровом глубокого озера, рядом с исковерканными пушками, молодецки спасенными им от рук неприятеля, покоился Иоле, покоился сном
героя, погибшего за честь и свободу своей милой родины…
Молодой генерал Жуберт, видя, что
победа склонилась на сторону русских, сам повел в штыки свое войско, ободрял солдат, но роковая пуля сразила республиканского генерала. Он пал как
герой, и последние его слова были...
«Отныне шум этот будет моею любимою музыкой!» — сказал двадцатилетний
герой, и голубые глаза его воспламенились в первый раз огнем мужества, которое с того времени не потухало; лицо его вспыхнуло первым желанием
победы и осенилось первою думою о способах побеждать.
Оставим его на дороге к Кракову, где и произошло несколько стычек с думавшими напасть на него врасплох поляками, и попытаемся передать картину раннего детства и юности этого выдающегося екатерининского орла, имя которого было синонимом
победы и который силою одного военного гения стал истинным народным
героем.
Становится понятным, что по числу своих
побед над прекрасным полом он не уступал
герою романтических новелл… Дон Жуану де Тенорио.
Несмотря на этот прозрачный намек, звание фельдмаршала, по проискам Потемкина, Суворову дано не было, и великолепный князь Тавриды не хотел даже пригласить увенчанного лаврами последней войны
героя на пир, данный им в его новом Таврическом дворце, по случаю
побед, одержанных в эту войну над неверными.
Но двадцатилетний
герой, окруженный восторженными раннею его славою офицерами и солдатами, переходя от торжества к торжеству, грезил только
победами и мало заботился об утешительных ожиданиях своих подданных.
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам
герой его, с этим мелким тщеславием и радостью
победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, — что он не мог отвечать ему.
Певец
Сей кубок чистым музам в дар!
Друзья, они в
герояВливают бодрость, славы жар,
И месть, и жажду боя.
Гремят их лиры — стар и млад
Оделись в бранны латы:
Ничто им стрел свистящих град,
Ничто твердынь раскаты.
Певцы — сотрудники вождям;
Их песни — жизнь
победам,
И внуки, внемля их струнам,
В слезах дивятся дедам.
Хвала, наш Нестор-Бенингсон!
И вождь и муж совета,
Блюдёт врагов не дремля он,
Как змей орёл с полёта.
Хвала, наш Остерман-герой,
В час битвы ратник смелый!
И Тормасов, летящий в бой.
Как юноша весёлый!
И Багговут, среди громов,
Средь копий безмятежный!
И Дохтуров, гроза врагов,
К
победе вождь надежный!
Лети ко прадедам, орёл,
Пророком славной мести!
Мы твёрды: вождь наш перешёл
Путь гибели и чести;
С ним опыт, сын труда и лет;
Он бодр и с сединою;
Ему знаком
победы след…
Доверенность к
герою!
Нет, други, нет! не предана
Москва на расхищенье;
Там стены!.. в россах вся она;
Мы здесь — и Бог наш мщенье.