Неточные совпадения
— Свойственник мужа моего по первой
жене два Георгия получил
за японскую войну, пьяница, но — очень умный мужик. Так он говорит: «
За трусость дали, боялся назад
бежать — расстреляют, ну и лез вперед!»
Напрасно старик искал утешения в сближении с
женой и Верочкой. Он горячо любил их, готов был отдать
за них все, но они не могли ему заменить одну Надю. Он слишком любил ее, слишком сжился с ней, прирос к ней всеми старческими чувствами, как старый пень, который пускает молодые
побеги и этим протестует против медленного разложения. С кем он теперь поговорит по душе? С кем посоветуется, когда взгрустнется?..
Под утро я немного задремал, и тотчас мне приснился странный сон: мы — я и Дерсу — были на каком-то биваке в лесу. Дерсу увязывал свою котомку и собирался куда-то идти, а я уговаривал его остаться со мной. Когда все было готово, он сказал, что идет к
жене, и вслед
за этим быстро направился к лесу. Мне стало страшно; я
побежал за ним и запутался в багульнике. Появились пятипальчатые листья женьшеня. Они превратились в руки, схватили меня и повалили на землю.
Как только она позвала Верочку к папеньке и маменьке, тотчас же
побежала сказать
жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»; призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по — приятельски себя ведет, ничего им до сих пор не сказала; младшая горничная не могла взять в толк,
за какую скрытность порицают ее — она никогда ничего не скрывала; ей сказали — «я сама ничего не слышала», — перед нею извинились, что напрасно ее поклепали в скрытности, она
побежала сообщить новость старшей горничной, старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла сообщить барыне.
Я пожал руку
жене — на лице у нее были пятны, рука горела. Что
за спех, в десять часов вечера, заговор открыт,
побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? «Действительно, — подумал я, — я виноват перед будочником, чему было дивиться, что при этом правительстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники второй и третьей степени разве лучше своего товарища на Синем мосту? А сам-то будочник будочников?»
Горничная
жены пензенского жандармского полковника несла чайник, полный кипятком; дитя ее барыни,
бежавши, наткнулся на горничную, и та пролила кипяток; ребенок был обварен. Барыня, чтоб отомстить той же монетой, велела привести ребенка горничной и обварила ему руку из самовара… Губернатор Панчулидзев, узнав об этом чудовищном происшествии, душевно жалел, что находится в деликатном отношении с жандармским полковником и что, вследствие этого, считает неприличным начать дело, которое могут счесть
за личность!
Когда б не доблестная кровь
Текла в вас — я б молчал.
Но если рветесь вы вперед,
Не веря ничему,
Быть может, гордость вас спасет…
Достались вы ему
С богатством, с именем, с умом,
С доверчивой душой,
А он, не думая о том,
Что станется с
женой,
Увлекся призраком пустым
И — вот его судьба!..
И что ж?..
бежите вы
за ним,
Как жалкая раба!
Тоже, значит, в
бегах состоял из-за расколу: бросил молодую
жену, а сам в лес да в пещере целый год высидел.
Мы приехали на канатную фабрику, и добрый человек сказал своей
жене: «Вот молодой человек, который сражался
за свое отечество и
бежал из плена; у него нет ни дома, ни платья, ни хлеба. Он будет жить у меня. Дайте ему чистое белье и покормите его».
— Третий год пластом лежит, — ответила
за него
жена, — сначала и день и ночь криком кричал, хоть из избы вон
беги, а теперь потише сделался.
— Да упаси меня бог! Да что вы это придумали, господин юнкер? Да ведь меня Петр Алексеевич мигом
за это прогонят. А у меня семья, сам-семь с
женою и престарелой родительницей. А дойдет до господина генерал-губернатора, так он меня в три счета выселит навсегда из Москвы. Не-ет, сударь, старая история. Имею честь кланяться. До свиданья-с! — и
бежит торопливо следом
за своим патроном.
Весною я все-таки убежал: пошел утром в лавочку
за хлебом к чаю, а лавочник, продолжая при мне ссору с
женой, ударил ее по лбу гирей; она выбежала на улицу и там упала; тотчас собрались люди, женщину посадили в пролетку, повезли ее в больницу; я
побежал за извозчиком, а потом, незаметно для себя, очутился на набережной Волги, с двугривенным в руке.
— Видом какая, значить? — говорил Маркуша, двигая кожей на лбу. — Разно это, — на Каме-реке один мужик щукой её видел: вынул вентерь [или мережа — ставное рыболовное орудие типа ловушки. Применяют в речном, озёрном и морском прибрежном рыболовстве — Ред.], ан глядь — щука невеличка. Он её —
за жабры, а она ему баить человечьим голосом: отпусти-де меня, Иван, я твоя доля! Он —
бежать. Ну, убёг. Ему — без беды обошлось, а
жена вскоре заболела да на пятый месяц и померла…
Пугачев и поехал, но пред его возвращением зять его, Прусак, бывший Зимовейской станицы казак, а ныне состоящий в Таганрогском казацком полку, явился у нас и на станичном сборе показал, что он с
женою и Василий Кусачкин, да еще третий, по уговору Пугачева,
бежали за Кубань на Куму-реку, где он (Прусак), побыв малое время, оставил их и возвратился на Дон.
— Да что ж ты отстаешь,
жена? — сказал, приостановясь, небольшого роста, но плотный посадский, оборотясь к толстой горожанке, которая, спотыкаясь и едва дыша от усталости,
бежала вслед
за ним.
Няня пошла наверх в спальню и, взглянув на больную, сунула ей в руки зажженную восковую свечу. Саша в ужасе суетилась и умоляла, сама не зная кого, сходить
за папой, потом надела пальто и платок и выбежала на улицу. От прислуги она знала, что у отца есть еще другая
жена и две девочки, с которыми он живет на Базарной. Она
побежала влево от ворот, плача и боясь чужих людей, и скоро стала грузнуть в снегу и зябнуть.
Я хотел
бежать за ним, но вспомнил, что было бы смешно
бежать в чулках
за любовником своей
жены, а я не хотел быть смешон, а хотел быть страшен.
У Прокудинского загона Степанова
жена сошла и понесла свои кувшины; а
за нею по колкому жнивью, подхватывая ножонки,
побежал мальчик, догладывая свою пышку.
Михайло Егорыч, очень естественно, вышел из себя и сказал сгоряча
жене, чтоб она оставила его дом, и Анна Павловна, воспользовавшись этим, убежала к своему любовнику, захвативши с собою все брильянтовые вещи, с тем чтобы
бежать за границу, — самое удобное, как известно, место для убежища незаконных любовников.
Мольер (испуганно улыбаясь). Верный ученик мой, актер де Лагранж… проводил. У меня, изволите ли видеть, случился сердечный припадок, и я один дойти не мог… Надеюсь, я ничем не прогневил ваше величество? (Пауза.) У меня, изволите ли… несчастье случилось… извините
за беспорядок в туалете. Мадлена Бежар скончалась вчера, а
жена моя, Арманда, в тот же час
бежала из дому… Все бросила… Платья, вообразите… комод… кольца… и безумную записку оставила… (Вынимает из кармана какой-то лоскут, заискивающе улыбается.)
Кисельников. Эх, сиротки, сиротки! Вот и мать-то оттого умерла, что пропустили время
за доктором послать. А как
за доктором-то посылать, когда денег-то в кармане двугривенный?
Побежал тогда к отцу, говорю: «Батюшка,
жена умирает, надо
за доктором посылать, денег нет». — «Не надо, говорит, все это — вздор». И мать то же говорит. Дали каких-то трав, да еще поясок какой-то, да старуху-колдунью прислали; так и уморили у меня мою Глафиру.
Священник. Теперь еду к архиерею на испытание. Боюсь, что сошлют в Соловецкий. Думал одно время
за границу
бежать, вас просить, потом раздумал: малодушие. Одно —
жена.
Еще минута, и, кажется, голова страдальца окончательно лопнет от боли. Как сумасшедший, или, вернее, как муж, которого добрая
жена окатила кипятком, он вбегает в приемную, и… о ужас! Приемная битком набита публикой.
Бежит Дыбкин к двери кабинета, но его хватают
за фалды и говорят ему, что он обязан ждать очереди…
Побежали годы… Овдовевший Андрей все силы своей любви к
жене перенес на девочку… Выписана была его мать из деревни для ухода
за внучкой, и под ее призором росла и хорошела, что белый цветик в поле, хорошенькая девочка Наташа.
— Дайте мне ваш хлыст! — сказала графиня и, взяв у мужа хлыст, сильно дернула
за повода и помчалась по просеке. Граф тоже изо всей силы дернул
за повод. Лошадь
побежала, и он бессильно заболтался на седле. Бедра его ослабели; он поморщился от боли и осадил лошадь. Она пошла тише. Граф проводил глазами свою
жену, опустил на грудь голову и задумался.
—
Беги, милый,
беги; он уже что-нибудь скаверзит, либо что, либо что, либо еще что. Ну, а пока я тебе, пожалуй, хоть одно звено в своем заборчике разгорожу. Сафроныч успокоился — щель ему открывалась. Утвердили они одну лесенку с одной стороны, другую с другой, и началось опять у Сафроновых хоть неловкое, а все-таки какое-нибудь с миром сообщение. Пошла
жена Сафроныча
за водою, а он сам
побежал к приказному Жиге, который ему в давнее время контракт писал, — и, рыдая, говорит свою обиду...
На улицах картина ада в золотой раме. Если бы не праздничное выражение на лицах дворников и городовых, то можно было бы подумать, что к столице подступает неприятель. Взад и вперед, с треском и шумом снуют парадные сани и кареты… На тротуарах, высунув языки и тараща глаза,
бегут визитеры…
Бегут они с таким азартом, что ухвати
жена Пантефрия какого-нибудь бегущего коллежского регистратора
за фалду, то у нее в руках осталась бы не одна только фалда, но весь чиновничий бок с печенками и с селезенками…
И, желая доказать самой себе, что она еще хорошая
жена и мать, что порча еще не коснулась тех ее «основ», о которых она говорила Ильину, Софья Петровна
побежала в кухню и раскричалась там на кухарку
за то, что та не собирала еще на стол для Андрея Ильича.
Он припоминал, что он тотчас хотел ехать домой, но Маруся так мило просила его остаться… Он был очень пьян и позволил себя уговорить, она его раззадорила тем, что сказала, что
жена его бросила, а он
бежит за ней просить прощения.