Неточные совпадения
Бежит лакей с салфеткою,
Хромает: «Кушать подано!»
Со всей своею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И с белыми собачками,
Пошел помещик завтракать,
Работы осмотрев.
С реки из лодки грянула
Навстречу барам музыка,
Накрытый стол белеется
На самом берегу…
Дивятся наши странники.
Пристали к Власу: «Дедушка!
Что за порядки чудные?
Что за чудной старик...
Я, как матрос, рожденный и выросший
на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный
на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там
на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным
бегом приближающийся к пустынной
пристани…
Часа через два, когда все
на пристани умолкло, я разбудил своего казака. «Если я выстрелю из пистолета, — сказал я ему, — то
беги на берег». Он выпучил глаза и машинально отвечал: «Слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня
на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.
Вот, некогда,
на берегу морском,
При стаде он своём
В день ясный сидя
И видя,
Что
на Море едва колышется вода
(Так Море присмирело),
И плавно с
пристани бегут по ней суда:
«Мой друг!» сказал: «опять ты денег захотело,
Но ежели моих — пустое дело!
Шлюпки не
пристают здесь, а выскакивают с бурунами
на берег, в кучу мелкого щебня. Гребцы, засучив панталоны, идут в воду и тащат шлюпку до сухого места, а потом вынимают и пассажиров. Мы почти
бегом бросились
на берег по площади, к ряду домов и к бульвару, который упирается в море.
Когда судно
приставало к городу и он шел
на рынок, по — волжскому
на базар, по дальним переулкам раздавались крики парней; «Никитушка Ломов идет, Никитушка Ломов идет!» и все
бежали да улицу, ведущую с
пристани к базару, и толпа народа валила вслед за своим богатырем.
— С чего ты это сунулся в чужое дело? —
приставал Ястребов. — Этак ты и
на меня
побежишь жаловаться?..
Мы сидели за чаем
на палубе. Разудало засвистал третий. Видим, с берега
бежит офицер в белом кителе, с маленькой сумочкой и шинелью, переброшенной через руку. Он ловко перебежал с
пристани на пароход по одной сходне, так как другую уже успели отнять. Поздоровавшись с капитаном за руку, он легко влетел по лестнице
на палубу — и прямо к отцу. Поздоровались. Оказались старые знакомые.
Весь мокрый, в тине, без цилиндра, который так и остался плавать в пруде, обиженный богач бросился прямо в театр, в ложу Долгорукова,
на балах которого бывал как почетный благотворитель… За ним
бежал по саду толстый
пристав Капени, служака из кантонистов, и догнал его, когда тот уже отворил дверь в губернаторскую ложу.
— А то, любезный, что другой у тебя не останется, как эту сломят. Ну,
пристало ли земскому ярыжке говорить такие речи о князе Пожарском? Я человек смирный, а у другого бы ты первым словом подавился! Я сам видел, как князя Пожарского замертво вынесли из Москвы. Нет, брат, он не
побежит первый, хотя бы повстречался с самим сатаною,
на которого, сказать мимоходом, ты с рожи-то очень похож.
Весь мокрый, в тине, без цилиндра, который так и остался плавать в пруду, обиженный богач бросился прямо в театр, в ложу Долгорукова,
на балах которого бывал как почетный благотворитель. За ним
бежал по саду толстый
пристав и догнал его, когда он уже отворял дверь в губернаторскую ложу.
На пронзительный вскрик и громоподобный хохот
бежали через двор в расстегнутых кителях исправник и
пристав, опрокинув стол с наливками, которыми они услаждались в вишневом садике.
— Очень просто: мы заменим сплав
на потесях сплавом
на лотах, тогда рабочих потребуется в пять раз меньше, то есть как раз настолько, насколько могут дать рабочих чусовские
пристани и отчасти заводы. Теперь какая-нибудь лишняя неделя — бурлаки
бегут, и мы каждым раз должны переживать крайние затруднения, а тогда…
К моему удивлению, взглянув
на реку, я увидел в утренней мгле лодочку Тюлина уже
на средине. Очевидно, философ-перевозчик тоже находился под обаянием грозных уреневских богатырей и теперь греб изо всех сил. Когда он
пристал к берегу, то
на лице его виднелась сугубая угнетенность и похмельная скорбь; это не помешало ему, однако, быстро
побежать на гору за длинными шестами.
По всем приметам, это был Тимошка Белоус, тот самый беломестный казак [Беломестный казак — так называли свободных людей из крестьян в XVIII в., которые несли гарнизонную службу
на южной границе Урала. За это они получали во владение пахотную землю, сенокосные угодья и были освобождены от податей.], который сидел за дубинщину в усторожской судной избе и потом
бежал. О нем уже ходили слухи, что он
пристал к мятежникам и даже «атаманит».
По уговору двое рабочих перед вечернею сменой затеяли драку. Приказчик вступился в это дело, набежали
пристава, а в это время шахтари обрубили канат с бадьей, сбросили сторожа в шахту и пустились
бежать в лес. Когда-то Арефа был очень легок
на ногу и теперь летел впереди других. Через Яровую они переправились
на плоту,
на котором привозили камень в рудник, а потом рассыпались по лесу.
На бегу он часто останавливался, озабоченно потирал лоб и потом
приставал к Марии Астафьевне с вопросом...
На торгу купец узнал, что в городе мало масла и каждый день ждут нового привоза. Купец пошел
на пристань и стал высматривать корабли. При нем пришел корабль с маслом. Купец прежде всех вошел
на корабль, отыскал хозяина, купил все масло и дал задаток. Потом купец
побежал в город, перепродал масло и за свои хлопоты заработал денег в 10 раз больше против мужика и принес товарищам.
— Третье лето так прошло у нас, каждое лето пуще и пуще он ко мне
приставал,
бежала бы я с ним и уходом повенчалася, а я каждый раз злее да злее насмехалась над ним. Только в нынешнем году, вот как в Петровки он был здесь у нас, стало мне его жалко… Стала я тогда думать: видно, вправду он сильно меня полюбил… Больно, больно стала жалеть его — и тут-то познала я, что сама-то люблю его паче всего
на свете.
Меж тем
на пароход бабы да девки дров натаскали. Дали свисток, посторонние спешат долой с парохода, дорожные люди
бегом бегут на палубу… Еще свисток, сходни приняты, и пароход стал заворачивать. Народ с
пристани стал расходиться. Пошли и Никита Федорыч с Володеровым.
«Немножко как будто смахивает
на бегство, — подумал он про себя по пути к
пристани. — И от чего я
бегу? От уголовщины или от дела с дурным запахом?»
— Погнал нас японец с позиций,
бежал я,
бежал…
Пристал к госпиталю, пошел с ним. Стали по госпиталю шрапнелями бить, я опять
побежал. Вижу, фурманка стоит с лошадью. Отрезал постромки, сел и поехал.
На дороге мешок с сухарями поднял, концертов (консервов), ячменю забрал для лошади — и еду вот… Расчудесно!..
Совсем рассвело. Над тусклым озером
бежали тяжелые, свинцовые тучи. От
пристани мы перешли
на станцию. По путям, угрожающе посвистывая, маневрировали паровозы. Было ужасно холодно. Ноги стыли. Обогреться было негде. Солдаты стояли и сидели, прижавшись друг к другу, с теми же угрюмыми, ушедшими в себя, готовыми
на муку лицами.
— И здорова, может быть, и занедужится ей может, это как ты скажешь, Ермак Тимофеевич… Затем я пришла, поспросить… Да что же ты, добрый молодец, меня
на ногах держишь? Я и так
пристала, сюда
бежавши. Сядь-ка. И я присяду…
При приближении частного парохода, они было остановились, опершись
на свои вилы и грабли, но точно получили издали условный, побудительный знак и опять продолжали работать. Но зато, когда вслед затем в заливе показался митрополичий флаг и
на колокольне раздался встречный звон, все эти «трудники» покидали
на месте свои вилы и грабли и, бросив недокопненное сено в валах, бросились
бегом к
пристани, опережая друг друга, чтобы принять благословение и поцеловать руку любимого архипастыря.
— Дружок! Не
приставай!.. Колька, — приказал он сыну, —
беги наверх и скажи Вере Ивановне, что пора кончать урок. Каков у меня бутуз? — спросил Лебедянцев Стягина, когда они проходили зальце, где стол был чистенько накрыт к обеду. — Ты, брат, лишен родительского нерва. Пойдем в кабинет, отдохни… Не очень ли ты уже понадеялся
на себя? Ведь это страшенный конец!