Неточные совпадения
Вот и начал Александр Владимирыч, и
говорит: что мы, дескать, кажется, забыли, для чего мы собрались; что хотя размежевание, бесспорно, выгодно для
владельцев, но в сущности оно введено для чего? — для того, чтоб крестьянину было легче, чтоб ему работать сподручнее было, повинности справлять; а то теперь он сам своей земли не знает и нередко за пять верст пахать едет, — и взыскать
с него нельзя.
В подобных городках и теперь еще живут
с такими средствами,
с которыми в Петербурге надо бы умереть
с голоду, живя даже на Малой Охте, а несколько лет назад еще как безнуждно жилось-то
с ними в какой-нибудь Обояни, Тиму или Карачеве, где за пятьсот рублей становился целый дом, дававший своему
владельцу право, по испитии третьей косушечки,
говорить...
— Здравствуйте, Вихров! —
говорил он, привставая и осматривая Вихрова
с головы до ног: щеголеватая и несколько артистическая наружность моего героя, кажется, понравилась Плавину. — Что вы, деревенский житель, проприетер [Проприетер — собственник,
владелец (франц.).], богач? —
говорил он, пододвигая стул Вихрову, сам садясь и прося и его то же сделать.
«А, какая там жизнь!» или: «Живем, как горох при дороге!» А иные посмелее принимались рассказывать иной раз такое, что не всякий соглашался слушать. К тому же у них тянулась долгая тяжба
с соседним помещиком из-за чинша [Чинш (польск.) — плата, вносимая
владельцу земли за ее бессрочную наследственную аренду.], которую лозищане сначала проиграли, а потом вышло как-то так, что наследник помещика уступил…
Говорили, что после этого Лозинские стали «еще гордее», хотя не стали довольнее.
Благо неведущим. Знание,
говорят, старит, а мы каждочасно молодеем. «Изба моя
с краю, ничего не знаю» — успокоительнее этого девиза выдумать нельзя. Особливо ежели жить
с умом, то можно даже деньги при помощи этого девиза нажить. Вот, например,
владелец двух кабаков, которые держат меня в осаде справа и слева, — тот только и
говорит: «Не нашего, сударь, это ума дело».
Говорит и стелет да стелет кругом паутину…
Что же касалось людей других сословий, то
с этими было еще меньше хлопот: о мещанах нечего было и
говорить, так как они земли не пашут и хлеба не сеют — стало быть, у них неурожая и не было, и притом о них давно было сказано, что они «все воры», и, как воры, они, стало быть, могут достать себе все, что им нужно; а помещичьи «крепостные» люди были в таком положении, что о них нечего было и беспокоиться, — они со дня рождения своего навеки были предоставлены «попечению
владельцев», и те о них пеклись…
— Позвольте, Василий Иваныч, доложить вам, перебил Первач, — что и в даче Низовьева есть целое урочище, по которому сам
владелец еще не имеет вполне ясного представления о ценности этого участка. Он ждет окончательной оценки от меня… Я уже не
говорю о лесе Ивана Захарыча и усадьбе
с парком, если бы вы пожелали приобрести их… Без моего мнения это дело не может состояться.
Зимой — именно в то время, в которое происходит начало действия нашего романа, — зимой,
говорю я, сад
с окованными водами,
с голыми деревьями, этикетно напудренными морозом,
с пустыми дорожками, по которым жалобно гуляет ветер,
с остовами статуй, беспорядочно окутанных тогами, как саванами, еще живее представляет ужас, царствующий около его
владельца.