Неточные совпадения
Забив весло в ил, он привязал
к нему лодку, и оба
поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под
колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитым дымом, сверкая, дрожал воздух.
Орехова солидно поздоровалась с нею, сочувственно глядя на Самгина, потрясла его руку и стала помогать Юрину
подняться из кресла. Он принял ее помощь молча и, высокий, сутулый, пошел
к фисгармонии, костюм на нем был из толстого сукна, но и костюм не скрывал остроты его костлявых плеч, локтей,
колен. Плотникова поспешно рассказывала Ореховой...
Прошло несколько мгновений… Она притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула руками; хотела было бежать за ним, но ноги у ней подкосились — она упала на
колени… Я не выдержал и бросился
к ней; но едва успела она вглядеться в меня, как откуда взялись силы — она с слабым криком
поднялась и исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле.
Наконец, когда охотник внезапно явится слишком близко
к вынырнувшему нырку, забежав вперед за излучину или
колено реки, — нырок
поднимается; сначала отделяется от воды довольно трудно, летит, шлепая крыльями по водяной поверхности, но скоро разлетится, полетит очень быстро и
поднимется высоко.
Река Каменка делала красивое
колено к Желтой горе, а за ней зубчатою стеной
поднимался бесконечный лес, уходивший из глаз.
Отодрали меня ужасно жестоко, даже
подняться я не мог, и
к отцу на рогоже снесли, но это бы мне ничего, а вот последнее осуждение, чтобы стоять на
коленях да камешки бить… это уже домучило меня до того, что я думал-думал, как себе помочь, и решился с своею жизнью покончить.
Кое-как, наконец,
поднялись и спустились
к реке, едва волоча ноги. В толпе тотчас же появились и «распорядители», по крайней мере на словах. Оказалось, что барку не следовало рубить зря, а надо было по возможности сохранить бревна и в особенности поперечные кокоры, [Кокора — комлевая часть ствола с корнем клюкою, с
коленом; использовалась при строительстве барок.] прибитые по всей длине своей ко дну барки деревянными гвоздями, — работа долгая и скучная.
Петр и жена его, повернувшись спиной
к окнам, пропускавшим лучи солнца, сидели на полу; на
коленях того и другого лежал бредень, который, обогнув несколько раз избу,
поднимался вдруг горою в заднем углу и чуть не доставал в этом месте до люльки, привешенной
к гибкому шесту, воткнутому в перекладину потолка.
Мой отец брал взятки и воображал, что это дают ему из уважения
к его душевным качествам; гимназисты, чтобы переходить из класса в класс, поступали на хлеба
к своим учителям, и эти брали с них большие деньги; жена воинского начальника во время набора брала с рекрутов и даже позволяла угощать себя и раз в церкви никак не могла
подняться с
колен, так как была пьяна; во время набора брали и врачи, а городовой врач и ветеринар обложили налогом мясные лавки и трактиры; в уездном училище торговали свидетельствами, дававшими льготу по третьему разряду; благочинные брали с подчиненных причтов и церковных старост; в городской, мещанской, во врачебной и во всех прочих управах каждому просителю кричали вослед: «Благодарить надо!» — и проситель возвращался, чтобы дать 30–40 копеек.
Подъехав
к уныло гудевшим на ветру лозинам, лошадь вдруг
поднялась передними ногами выше саней, выбралась и задними на возвышенье, повернула влево и перестала утопать в снегу по
колена.
Но Яков прыгнул вбок и бросился бежать
к морю. Василий пустился за ним, наклонив голову и простирая руки вперед, но запнулся ногой за что-то и упал грудью на песок. Он быстро
поднялся на
колени и сел, упершись в песок руками. Он был совершенно обессилен этой возней и тоскливо завыл от жгучего чувства неудовлетворенной обиды, от горького сознания своей слабости…
Анна Петровна (медленно
поднимается и идет
к Софье Егоровне). Успокойтесь, Софи! (Рыдает.) Что вы наделали?! Но… но… успокойтесь! (Трилецкому.) Ничего не говорите Александре Ивановне, Николай Иванович! Я сама ей скажу! (Идет
к Платонову и опускается перед ним на
колени.) Платонов! Жизнь моя! Не верю! Не верю я! Ведь ты не умер? (Берет его за руку.) Жизнь моя!
Перед носом горничной качалась привешенная
к сетке барынина шляпка, на
коленях ее лежал щенок, ноги ее
поднимались от шкатулок, стоявших на полу, и чуть слышно подбарабанивали по ним под звук тряски рессор и побрякиванья стекол.
Репортер
поднялся, похлопал рукой по
коленям и подошел
к ней.
Долго смотрел он вслед странному студенту. Тот повернул
к амвону налево, где было свободнее, опустился на оба
колена и долго не поднимал головы; потом порывисто
поднялся, истово перекрестился два раза и пошел, все так же волоча ноги, на паперть.
И когда он опять протянул
к ней обе руки со слащавой гримасой брезгливого рта, она отдалила его
коленями и одним движением
поднялась.
Заказчик
поднялся и молча стал примерять сапоги. Желая помочь ему, Федор опустился на одно
колено и стащил с него старый сапог, но тотчас же вскочил и в ужасе попятился
к двери. У заказчика была не нога, а лошадиное копыто.
Оглушительно ахнуло у спуска
к мосту. Из дыма вылетела лошадь с сломанными оглоблями. Мчался артиллерийский парк, задевая и опрокидывая повозки. Мелькнул человек, сброшенный с козел на землю, вывернувшаяся рука замоталась под колесами, он кувыркнулся в пыли,
поднялся на
колени и, сбитый мчавшимися лошадьми, опять повалился под колеса.
Была у Нинки особенность, Марк всегда ею любовался. Черные брови ее были в непрерывном движении: то медленно
поднимутся высоко вверх, и лицо яснеет; то надвинутся на лоб, и как будто темное облако проходит по лицу. Сдерживая на тонких губах улыбку, он смотрел в ее лицо, гладил косы, лежавшие на крепких плечах, и сладко ощущал, как
к коленям его прижималась молодая девическая грудь.
Анжелика зашаталась и склонилась
к Владимиру. Он
поднялся с
колен, поддерживая ее. Взоры их встретились, и губы как-то сами собой слились в долгом, страстном поцелуе.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там
коленами кверху, близко
к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и
поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на всё тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул, на Пьера, чтоб он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.