Неточные совпадения
Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба
поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились
трава и ветви;
над костром, перевитым дымом, сверкая, дрожал воздух.
Внезапные, надрывающие грудь рыданья не дали ей докончить речи — она повалилась лицом на
траву и горько, горько заплакала… Все ее тело судорожно волновалось, затылок так и
поднимался у ней… Долго сдержанное горе хлынуло наконец потоком. Виктор постоял
над нею, постоял, пожал плечами, повернулся и ушел большими шагами.
Молодые
травы на холме радостно кланялись утренней заре, стряхивая на парную землю серебро росы, розовый дым
поднимался над городом, когда Кожемякин шёл домой.
Между тем прибежали люди с баграми, притащили невод, стали расстилать его на
траве, народу набралось пропасть, суета
поднялась, толкотня… кучер схватил один багор, староста — другой, оба вскочили в лодку, отчалили и принялись искать баграми в воде; с берега светили им. Странны и страшны казались движения их и их теней во мгле
над взволнованным прудом, при неверном и смутном блеске фонарей.
Влево тянулось пространное болото; камыш, кочки и черные кустарники покрывали его на всем протяжении; по временам целые вереницы диких уток с криком
поднимались из густой
травы и носились
над водою.
С реки
поднимается сырость, сильнее слышен запах гниющих
трав. Небо потемнело,
над городом, провожая солнце, вспыхнула Венера. Свинцовая каланча окрасилась в мутно-багровый цвет, горожане на бульваре шумят, смеются, ясно слышен хриплый голос Мазепы...
Было тихо, только из
травы поднимался чуть слышный шорох, гудели осы, да порою, перепархивая из куста в куст, мелькали серенькие корольки, оставляя в воздухе едва слышный звук трепета маленьких крыльев. Вздрагивая, тянулись к солнцу изумрудные иглы сосняка, а высоко
над ними кружил коршун, бесконечно углубляя синеву небес.
Тут он, утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой
траве и утопал в ней; только его маленький веснушчатый носик
поднимался над зеленой поверхностью.
Красиво, когда огонь вдруг охватит высокую
траву: огненный столб вышиною в сажень
поднимается над землей, бросит от себя к небу большой клуб дыма и тотчас же падает, точно проваливается сквозь землю.
Пролетела, как сон, пасхальная неделя. За нею еще другие… Прошел месяц. Наступило лето… Пышно зазеленел и расцвел лиловато-розовой сиренью обширный приютский сад. Птичьим гомоном наполнились его аллеи. Зеленая
трава поднялась и запестрела на лужайках…
Над ней замелькали иные живые цветики-мотыльки и бабочки. Зажужжали мохнатые пчелы, запищали комары… По вечерам на пруду и в задней дорожке лягушки устраивали свой несложный концерт после заката солнца.
Тихо было.
Над степью
поднялся красный, ущербный месяц. Привязанные к кусту лошади объедали листву, и слышно было их крепкое жевание. В росистой
траве светились мирным своим светом светляки. Храбров сидел на откосе и курил.
Ветер шумно проносился сквозь дикие оливы вдоль проволочной ограды и бешено бил в стену дачи.
Над морем
поднимался печальный, ущербный месяц. Земля была в ледяной коре, и из блестящей этой коры торчали темные былки прошлогодней
травы.
С тех пор как о ней знали не они вдвоем, надо было постоянно ожидать катастрофы. Вокруг в роще царствовала могильная тишина, нарушаемая шорохом шагов ходившей тревожно по
траве женщины. Под деревьями уже стали ложиться тени, а
над прудом, где было еще светло, колебались облака тумана. По ту сторону пруда лежал луг, скрывавший своей обманчивой зеленью топкое болото. Там туман клубился еще гуще, серовато-белая масса его
поднималась с земли и, волнуясь, расстилалась дальше. Оттуда несло сыростью.