Неточные совпадения
— Не то еще услышите,
Как до
утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон… тоже с голосом…
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как
подыметсяДа рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
— Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! — «И-ду!..»
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается…
Такие жеребцы!..
Из заросли
поднялся корабль; он всплыл и остановился по самой середине зари. Из этой дали он был виден ясно, как облака. Разбрасывая веселье, он пылал, как вино, роза, кровь, уста, алый бархат и пунцовый огонь. Корабль шел прямо к Ассоль. Крылья пены трепетали под мощным напором его киля; уже встав, девушка прижала руки к груди, как чудная игра света перешла в зыбь; взошло солнце, и яркая полнота
утра сдернула покровы с всего, что еще нежилось, потягиваясь на сонной земле.
Она села к столу, на котором Лонгрен мастерил игрушки, и попыталась приклеить руль к корме; смотря на эти предметы, невольно увидела она их большими, настоящими; все, что случилось
утром, снова
поднялось в ней дрожью волнения, и золотое кольцо, величиной с солнце, упало через море к ее ногам.
В шесть часов
утра они уже сидели на чумазом баркасе, спускаясь по Волге, по радужным пятнам нефти, на взморье; встречу им, в сухое, выцветшее небо, не торопясь
поднималось солнце, похожее на лицо киргиза. Трифонов называл имена владельцев судов, стоявших на якорях, и завистливо жаловался...
Каждое
утро, в девять часов, Клим и Дронов
поднимались в мезонин к Томилину и до полудня сидели в маленькой комнате, похожей на чулан, куда в беспорядке брошены три стула, стол, железный умывальник, скрипучая деревянная койка и множество книг.
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести
утра. Розоватый парок
поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим видел знакомые лица девушек неразличимо похожими; Макаров, в белой рубашке с расстегнутым воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами, сидел на песке у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
На другой день, с раннего
утра, весь дом
поднялся на ноги — провожать гостя.
Настало и завтра. Шумно и весело
поднялся дом на ноги. Лакеи, повара, кучера — все хлопотало, суетилось; одни готовили завтрак, другие закладывали экипажи, и с
утра опять все напились пьяны.
Поднялась суматоха: баркас, катера с
утра до вечера перевозили с берега разного рода запасы; люди перетаскивали все наше имущество на фрегат, который подвели вплоть к «Кемпердоуну».
«Каторжная», с ужасом подумала Маслова, протирая глаза и невольно вдыхая в себя ужасно вонючий к
утру воздух, и хотела опять заснуть; уйти в область бессознательности, но привычка страха пересилила сон, и она
поднялась и, подобрав ноги, села, оглядываясь.
Еще на полпути
поднялся острый, сухой ветер, такой же, как был в этот день рано
утром, и посыпал мелкий, густой, сухой снег.
С полчаса посидел я у огня. Беспокойство мое исчезло. Я пошел в палатку, завернулся в одеяло, уснул, а
утром проснулся лишь тогда, когда все уже собирались в дорогу. Солнце только что
поднялось из-за горизонта и посылало лучи свои к вершинам гор.
На другое
утро мы все
поднялись очень рано. Взятые с собой запасы продовольствия подходили к концу, и потому надо было торопиться. Наш утренний завтрак состоял из жареной белки, остатков лепешки, испеченной в золе, и кружки горячего чая.
Утром Н.А. Десулави хотел было
подняться на гору Хунтами для сбора растений около гольцов, но это ему не удалось. Вершина горы была окутана туманом, а в 2 часа дня опять пошел дождь, мелкий и частый. Днем мы успели как следует обсушиться, оправить палатки и хорошо выспаться.
Потому ли, что земля переместилась в плоскости эклиптики по отношению к солнцу, или потому, что мы все более и более удалялись от моря (вероятно, имело место и то и другое), но только заметно день удлинялся и климат сделался ровнее. Сильные ветры остались позади. Барометр медленно
поднимался, приближаясь к 760.
Утром температура стояла низкая (–30°С), днем немного повышалась, но к вечеру опять падала до — 25°С.
В 11 часов
утра мы распрощались с Арму и круто повернули к востоку. Здесь был такой же пологий подъем, как и против реки Такунчи. Совершенно незаметно мы
поднялись на Сихотэ-Алинь и подошли к восточному его обрыву. В это время туман рассеялся, и мы могли ориентироваться.
По наблюдениям староверов, если на западе в горах небо чистое — погода будет тихая, но если с
утра там
поднимаются кучевые облака — это верный признак сильного северо-западного ветра.
Утром на другой день я
поднялся рано и тотчас же стал собираться в дорогу. Я по опыту знал, что если удэгейцев не торопить, то они долго не соберутся. Та к и случилось. Удэгейцы сперва чинили обувь, потом исправляли лодки, и выступить нам удалось только около полудня.
С
утра погода хмурилась. Воздух был наполнен снежной пылью. С восходом солнца
поднялся ветер, который к полудню сделался порывистым и сильным. По реке кружились снежные вихри; они зарождались неожиданно, словно сговорившись, бежали в одну сторону и так же неожиданно пропадали. Могучие кедры глядели сурово и, раскачиваясь из стороны в сторону, гулко шумели, словно роптали на непогоду.
Вдруг, к удивлению их, на
утро шестого дня зверь
поднялся, встряхнулся и стал спускаться к реке.
Время стояло позднее, осеннее, но было еще настолько тепло, что люди шли в одних фуфайках. По
утрам бывали заморозки, но днем температура опять
поднималась до +4 и 5°С. Длинная и теплая осень является отличительной чертой Зауссурийского края.
Радилов замолчал. Я посмотрел на него, потом на Ольгу… Ввек мне не забыть выражения ее лица. Старушка положила чулок на колени, достала из ридикюля платок и украдкой
утерла слезу. Федор Михеич вдруг
поднялся, схватил свою скрипку и хриплым и диким голосом затянул песенку. Он желал, вероятно, развеселить нас, но мы все вздрогнули от его первого звука, и Радилов попросил его успокоиться.
Утро было морозное. Вся деревня курилась; из труб столбами
поднимался белый дым. Он расстилался по воздуху и принимал золотисто-розовую окраску.
Между тем погода по-прежнему, как выражался Дерсу, «потела». С
утра хмурившееся небо начало как бы немного проясняться. Туман
поднялся выше, кое-где появились просветы, дождь перестал, но на земле было еще по-прежнему сыро.
Раннее
утро, не больше семи часов. Окна еще не начали белеть, а свечей не дают; только нагоревшая светильня лампадки, с вечера затепленной в углу перед образом, разливает в жарко натопленной детской меркнущий свет. Две девушки, ночующие в детской, потихоньку
поднимаются с войлоков, разостланных на полу, всемерно стараясь, чтобы неосторожным движением не разбудить детей. Через пять минут они накидывают на себя затрапезные платья и уходят вниз доканчивать туалет.
Когда я
поднялся в это
утро, все обычное и повседневное представлялось мне странно чужим, и мне все казалось, что хотя теперь не зима, а лето, но я все же могу еще что-то исправить и что-то сделать, чтобы разыскать девочку, таким беспомощным, одиноким пятнышком рисовавшуюся на снегу в незнакомом мне пустыре.
Итак, Вахрушка занимал ответственный пост. Раз
утром, когда банковская «мельница» была в полном ходу, в переднюю вошел неизвестный ему человек. Одет он был по-купечеству, но держал себя важно, и Вахрушка сразу понял, что это не из простых чертей, а важная птица. Незнакомец, покряхтывая,
поднялся наверх и спросил, где можно видеть Колобова.
На другое
утро Михей Зотыч
поднялся чем свет и обошел все работы. Он все осмотрел, что-то прикидывал в уме, шептал и качал головой, а потом, прищурившись, долго смотрел на реку и угнетенно вздыхал.
Он
поднимался ранним
утром и с ожесточением чистил все медные ручки, заслонки, вытирал пыль, прибирал, приводил все в порядок и в десять часов
утра говорил...
Мне случалось не раз, бродя рано по
утрам, попадать нечаянно на место тетеревиного ночлега; в первый раз я был даже испуган: несколько десятков тетеревов вдруг, совершенно неожиданно,
поднялись вверх столбом и осыпали меня снежною пылью, которую они подняли снизу и еще более стряхнули сверху, задев крыльями за ветви дерев, напудренных инеем.
Как только молодые начнут свободно летать, то всякое
утро, на рассвете, вся стая
поднимается с места ночлега лётом и перемещается на недальнее расстояние; побегав немного, через несколько минут скликается, делает другой перелет и там остается на целый день.
„Если вам нужен, князь, пистолет честного человека, то с полдюжины благородных выстрелов готов обменять, прежде еще чем вы
подниметесь на другое
утро с медового ложа“.
— Потому, брат, дух. А она ведь как лежит… К
утру, как посветлеет, посмотри. Что ты, и встать не можешь? — с боязливым удивлением спросил Рогожин, видя, что князь так дрожит, что и
подняться не может.
Настало
утро; оба они
поднялись.
Канун первого мая для Фотьянки прошел в каком-то чаду. Вся деревня
поднялась на ноги с раннего
утра, а из Балчуговского завода так и подваливала одна партия за другой. Золотопромышленники ехали отдельно в своих экипажах парами. Около обеда вокруг кабака Фролки вырос целый табор. Кишкин толкался на народе и прислушивался, о чем галдят.
Утром на другой день
поднялись все рано и успели закурить и напиться чаю еще до свету.
Ичиги — созвездие Большой Медведицы; Кичиги — три звезды, которые видны бывают в этой стороне только зимой. С вечера Кичиги
поднимаются на юго-востоке, а к
утру «западают» на юго-западе. По ним определяют время длинной северной ночи.
Утром она едва
поднималась, от натуги ломило поясницу, и руки, и ноги.
Всматриваясь в эту фигуру, вы узнавали в нем доктора Розанова. Он сегодня ехал со следствия, завернул к Помаде, а тут
поднялась кура, и он остался у него до
утра.
Но Розанову недолго приходилось скучать беспорядком и одиночеством. За последними, запоздавшими журавлями
поднялось и потащилось к городам русское дворянство, и в одно подлейшее
утро Ольга Александровна приехала делать порядок в розановской жизни.
— Идет волнение в народе, — беспорядок
поднимается с земли, да! Вчера ночью в соседях у нас пришли жандармы, хлопотали чего-то вплоть до
утра, а
утром забрали с собой кузнеца одного и увели. Говорят, отведут его ночью на реку и тайно утопят. А кузнец — ничего человек был…
И вот без четверти 21. Белая ночь. Все зеленовато-стеклянное. Но это какое-то другое, хрупкое стекло — не наше, не настоящее, это — тонкая стеклянная скорлупа, а под скорлупой крутится, несется, гудит… И я не удивлюсь, если сейчас круглыми медленными дымами
подымутся вверх купола аудиториумов, и пожилая луна улыбнется чернильно — как та, за столиком нынче
утром, и во всех домах сразу опустятся все шторы, и за шторами —
— Законы статистики везде одинаковы, — продолжал Николай Петрович солидно. —
Утром, например, гостей бывает меньше, потому что публика еще исправна; но чем больше солнце
поднимается к зениту, тем наплыв делается сильнее. И, наконец, ночью, по выходе из театров — это почти целая оргия!
Часов в шесть, например, летнего
утра солнце
поднялось уже довольно высоко.
— Какой же ты, родимый, сердитый! — сказал он,
поднимаясь на ноги. — Говорю тебе, я знал, что твоя милость близко; я с
утра еще ожидал тебя, батюшка!
Аннинька
поднялась чуть не в шесть часов
утра, но Иудушка все-таки упредил ее.
На другое
утро после этого разговора, покуда молодая мать металась в жару и бреду, Порфирий Владимирыч стоял перед окном в столовой, шевелил губами и крестил стекло. С красного двора выезжала рогожная кибитка, увозившая Володьку. Вот она
поднялась на горку, поравнялась с церковью, повернула налево и скрылась в деревне. Иудушка сотворил последнее крестное знамение и вздохнул.
Рано
утром Передонов
поднялся и сказал, что сейчас уезжает.
Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего
утра, напоминая оплывшие свечи в церкви. По узким полоскам пашен, качая головами, тихо шагали маленькие лошади; синие и красные мужики безмолвно ходили за ними, наклонясь к земле, рыжей и сухой, а около дороги, в затоптанных канавах, бедно блестели жёлтые и лиловые цветы. Над пыльным дёрном неподвижно
поднимались жёсткие бессмертники, — Кожемякин смотрел на них и вспоминал отзвучавшие слова...
Наконец сегодня
утром, около десяти часов, я
поднялся по лестнице со двора и, никого не встретив, постучал к Гезу.