Неточные совпадения
— Знаешь, эти маленькие японцы действительно — язычники, они стыдятся страдать. Я говорю о
раненых, о пленных. И — они презирают нас. Мы проиграли нашу игру на Востоке, Клим, проиграли! Это — общее мнение. Нам совершенно необходимо снова воевать там, чтоб
поднять престиж.
Раненое животное
поднимало голову и, видимо, кончало расчеты с жизнью.
Буруны остались позади. Орочи быстро
подняли парус. Словно
раненая птица, увлекаемая сильным ветром, помчалась наша лодка вдоль берега.
В первые минуты на забрызганном грязью лице его виден один испуг и какое-то притворное преждевременное выражение страдания, свойственное человеку в таком положении; но в то время, как ему приносят носилки, и он сам на здоровый бок ложится на них, вы замечаете, что выражение это сменяется выражением какой-то восторженности и высокой, невысказанной мысли: глаза горят, зубы сжимаются, голова с усилием поднимается выше, и в то время, как его
поднимают, он останавливает носилки и с трудом, дрожащим голосом говорит товарищам: «простите, братцы!», еще хочет сказать что-то, и видно, что хочет сказать что-то трогательное, но повторяет только еще раз: «простите, братцы!» В это время товарищ-матрос подходит к нему, надевает фуражку на голову, которую подставляет ему
раненый, и спокойно, равнодушно, размахивая руками, возвращается к своему орудию.
— Пойдем же, что ты смотришь! — сказал Козельцов Володе, который,
подняв брови, с каким-то страдальческим выражением, не мог оторваться — смотрел на
раненых. — Пойдем же.
На другой день ранним утром Катрин уехала в губернский город; Тулузов тоже поехал вместе с нею в качестве оборонителя на тот случай, ежели Ченцов вздумает преследовать ее; едучи в одном экипаже с госпожою своей, Тулузов всю дорогу то заботливо
поднимал окно у кареты, если из того чувствовался хотя малейший ветерок, то поправлял подушки под
раненым плечом Катрин, причем она ласково взглядывала на него и произносила: «merci, Тулузов, merci!».
Кадеты, услыхав об этом или увидав
раненых, без удержа, но и без уговора, никого не слушая, бросились к ним,
подняли их на руки и уложили каждого как могли лучше.
Затем ждали распоряжения о
раненом Храпошке. По мнению всех, его должно было постигнуть нечто страшное. Он по меньшей мере был виноват в той оплошности, что не всадил охотничьего ножа в грудь Сганареля, когда тот очутился с ним вместе и оставил его нимало не поврежденным в его объятиях. Но, кроме того, были сильные и, кажется, вполне основательные подозрения, что Храпошка схитрил, что он в роковую минуту умышленно не хотел
поднять своей руки на своего косматого друга и пустил его на волю.
В это время двое солдат
подняли лежачего и пособили ему держаться на ногах, а один даже обмахнул обшлагом грязь с полы его пальто.
Раненый, очевидно, под впечатлением сильной боли, плохо сознавал, чтó делается вокруг него, и несвязно бормотал какие-то слова. Солдаты, подхватив его под руки, утащили куда-то.
Опять странное оцепенение сковало девушку. Как будто, горячие, клокочущие пеной волны закачали, забаюкали ее,
поднимая на своих пенящихся гребнях… Как будто где-то близко-близко запело и зарокотало море… Или это не шум прибоя, этот плеск? Нет, то стоны
раненых… стоны, доносящиеся отовсюду.
Жданов сердито подошел к
раненому, несмотря на усилившийся крик его, взял под мышки и
поднял его.
Утром пришло распоряжение, — всех
раненых немедленно эвакуировать на санитарные поезда. Для чего это? Мы недоумевали. Немало было раненных в живот, в голову, для них самое важное, самое необходимое — покой. Пришлось их
поднимать, нагружать на тряские двуколки, везти полторы версты до станции, там опять разгружать, переносить на санитарный поезд…
Доктор Н. С. Безродный
поднял очень важный и очень интересный вопрос о вреде ранних манипуляций над
ранеными на перевязочных пунктах передовой позиций: зондирования, введения турунд, извлечения пуль и тому подобных оперативных вмешательств.
Около того
раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его
поднимали, успокоивали.
— Оооо!… Бросьте, ради Христа, — закричал
раненый; но его всё-таки
подняли и положили.
Один из докторов в окровавленном фартуке и с окровавленными, небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее), держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот
поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше
раненых. Он очевидно хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми,
ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и
раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и
раненых, — несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно
подняли дух войска.
— Да, я с вами, — сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал
раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. — А этого отчего не
подняли? — начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Завтра, после обеда, я
поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к
раненым.