Неточные совпадения
Подходила, наконец, часто
к дверям из своей кухни Лукерья и, стоя за дверью, слушала, как рассказывает
Макар Иванович.
Он был чрезвычайно взволнован и смотрел на Версилова, как бы ожидая от него подтвердительного слова. Повторяю, все это было так неожиданно, что я сидел без движения. Версилов был взволнован даже не меньше его: он молча
подошел к маме и крепко обнял ее; затем мама
подошла, и тоже молча,
к Макару Ивановичу и поклонилась ему в ноги.
Вахрушка не сказал главного: Михей Зотыч сам отправил его в Суслон, потому что ждал какого-то раскольничьего старца, а Вахрушка, пожалуй, еще табачище свой запалит. Старику все это казалось обидным, и он с горя отправился
к попу
Макару, благо помочь подвернулась. В самый раз дело
подошло: и попадье подсобить и водочки с помочанами выпить. Конечно, неприятно было встречаться с писарем, но ничего не поделаешь. Все равно от писаря никуда не уйдешь. Уж он на дне морском сыщет.
Когда кончили вершить зарод,
Макар и Федор ушли копнить поспевшее
к вечеру сено, а за ними поплелись бабы. Тит спустился с зарода, обругал Пашку, который неладно покрывал верхушку зарода свежими березовыми ветками, и
подошел к дожидавшим старичкам.
Макар, не торопясь, слез с лошади, снял шапку и
подошел к отцу.
— Мочеганы пришли… — загудела толпа, когда
к кругу
подошли Терешка-казак и лесообъездчик
Макар Горбатый. — Пустите мочеган бороться…
— А так бы думал, что за здоровье господина моего надо выпить! — отвечал
Макар Григорьев и, когда вино было разлито, он сам пошел за официантом и каждому гостю кланялся, говоря: «Пожалуйте!» Все чокнулись с ним, выпили и крепко пожали ему руку. Он кланялся всем гостям и тотчас же махнул официантам, чтоб они подавали еще. Когда вино было подано, он взял свой стакан и прямо
подошел уже
к Вихрову.
Благодаря выпитому пуншу он едва держался на ногах и сам даже выносить ничего не мог из вещей, а позвал для этого дворника и едва сминающимся языком говорил ему: «Ну, ну, выноси; тебе заплатят; не даром!»
Макар Григорьев только посматривал на него и покачивал головой, и когда Ванька
подошел было проститься
к нему и хотел с ним расцеловаться,
Макар Григорьев подставил ему щеку, а не губы.
Груша ушла, и через несколько минут робкими и негромкими шагами на балкон вошла старая-престарая старушка, с сморщенным лицом и с слезливыми глазами. Как водится, она сейчас же
подошла к барину и взяла было его за руку, чтобы поцеловать, но он решительно не дал ей того сделать; одета Алена Сергеевна была по-прежнему щепетильнейшим образом, но вся в черном. Супруг ее,
Макар Григорьич, с полгода перед тем только умер в Москве.
Извозчик
Макар лягался ногами и шлёпал ребятишек по лицу мокрой тряпкой, если они
подходили близко
к нему, когда он мыл пролётку.
Они вошли в хорошую, просторную избу, и, только войдя сюда,
Макар заметил, что на дворе был сильный мороз. Посредине избы стоял камелек чудной резной работы, из чистого серебра, и в нем пылали золотые поленья, давая ровное тепло, сразу проникавшее все тело. Огонь этого чудного камелька не резал глаз, не жег, а только грел, и
Макару опять захотелось вечно стоять здесь и греться. Поп Иван также
подошел к камельку и протянул
к нему иззябшие руки.
Тогда
Макар подумал про себя, что дело его плохо, и,
подойдя к весам, попытался незаметно поддержать чашку ногою. Но один из работников увидел это, и у них вышел шум.
Войдя в юрту,
Макар тотчас же
подошел к камельку и протянул
к огню свои иззябшие руки.
Макар замолчал и, спрятав в кисет трубку, запахнул на груди чекмень. Накрапывал дождь, ветер стал сильнее, море рокотало глухо и сердито. Один за другим
к угасающему костру
подходили кони и, осмотрев нас большими умными глазами, неподвижно останавливались, окружая нас плотным кольцом.
Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами,
подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера.