Неточные совпадения
Захара насилу перевезли через реку назад;
мосты уже сняли, и Нева собралась замерзнуть. Обломову нельзя было думать и в среду
ехать к Ольге.
«В эти три, много четыре дня должно прийти; подожду
ехать к Ольге», — решил он, тем более что она едва ли знает, что
мосты наведены…
Мы въехали в город с другой стороны; там уж кое-где зажигали фонари: начинались сумерки. Китайские лавки сияли цветными огнями. В полумраке двигалась по тротуарам толпа гуляющих; по мостовой мчались коляски. Мы опять через
мост поехали к крепости, но на
мосту была такая теснота от экипажей, такая толкотня между пешеходами, что я ждал минут пять в линии колясок, пока можно было проехать. Наконец мы высвободились из толпы и мимо крепостной стены приехали на гласис и вмешались в ряды экипажей.
— «А вследствие того, приказываю тебе сей же час женить твоего сына, Левка Макогоненка, на козачке из вашего же села, Ганне Петрыченковой, а также починить
мосты на столбовой дороге и не давать обывательских лошадей без моего ведома судовым паничам, хотя бы они
ехали прямо из казенной палаты. Если же, по приезде моем, найду оное приказание мое не приведенным в исполнение, то тебя одного потребую
к ответу. Комиссар, отставной поручик Козьма Деркач-Дришпановский».
Ехать было недолго,
к Торговому
мосту. Первую минуту мы молчали. Я все думал: как-то он со мной заговорит? Мне казалось, что он будет меня пробовать, ощупывать, выпытывать. Но он заговорил без всяких изворотов и прямо приступил
к делу.
— Ну, ничего!» — заключил наш герой и
поехал к Измайловскому
мосту.
— Самый лучший часовщик у нас немец Керн почитается; у него на окнах арап с часами на голове во все стороны глазами мигает. Но только
к нему через Орлицкий
мост надо в Волховскую
ехать, а там в магазинах знакомые купцы из окон смотрят; я мимо их ни за что на живейном не
поеду.
— А ты слушай, что дальше-то со мной было, — продолжал Дмитрий Петрович. —
Поехал я домой — хвать, на
мосту рогатки, разводят, значит… Пешком было хотел идти — не пускают. «Один, говорят, плашкот уж совсем выведен». Нечего делать, я на перевоз… Насилу докликался князей, пошел
к лодке, поскользнулся да по глине, что по масленичной горе, до самой воды прокатился… Оттого и хорош стал, оттого тебя и перепачкал. А знаешь ли что, Никита Сокровенный?..
Говорили, что покойник, выйдя из дому, позвал своего мальчика, сел на дрожки и
поехал по направлению
к горящей фабрике, где ему лежала дорога домой, и благополучно достиг узкого
моста через крутой, глубочайший овраг, усеянный острыми камнями. Но здесь лошадь его чего-то испугалась, взвилась на дыбы, кинулась в сторону; перила ее не удержали, и она слетела вниз и убилась, и убила и седоков.
Продолжали
ехать шагом… колокольчик нет-нет звякнет, да и застонет… Уж чернел
мост в овраге; на конце его что-то шевелилось… За
мостом — горка, далее мрачный лес; в него надо было въезжать через какие-то ворота: их образовали встретившиеся с двух сторон ветви нескольких вековых сосен. Мать левою рукою прижала
к себе сына, правою сотворила опять крестное знамение.
Узнав от Лики, что она
едет к Чеховым, которые поселились на даче у железнодорожного
моста, Колосовский принял это
к сведению, потому что не прошло и двух дней, как он уже прислал за нами две тройки, приглашая нас
к себе.
Среди толпы народа, валом валившей в Кремль, пробирались и наши знакомцы, Назарий и Захарий. У Боровицких ворот они слезли с лошадей и, передав их с кое-какой поклажей своим холопам, приказали им
ехать в дом их знакомого и родственника Назария — князя Стрига-Оболенского, а сами, сняв шапки, перешли пешком через
мост в Кремль и, смешавшись с все возраставшею толпою, стали подходить
к Успенскому собору.
Среди толпы народа, валом валившей в Кремль, пробирались и наши знакомцы, Назарий и Захарий. У Боровицких ворот они слезли с лошадей и, передав их с кое-какой поклажей своим холопам, приказали им
ехать в дом их знакомого и родственника Назария — князя Стрига-Оболенского, а сами, сняв шапки, перешли пешком через
мост в Кремль и, смешавшись с все возраставшей толпой, стали подходить
к Успенскому собору.
Он не прямо отправился в пансион, а приказал кучеру
ехать на Кузнечный
мост, где остановился у магазина Овчинникова. Там он выбрал великолепный серебряный сервиз и с этим подарком отправился
к г-же Дюгамель.
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым
поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и
поехал крупною рысью по дороге
к мосту. Петя, замирая от волнения,
ехал с ним рядом.
— Щенят этих забрал, потом, значит, — ходу! Дядя-то мой родной, у него я жил… Да… Во весь карьер поскакал. Глядь, она катит… Н-да!.. Катит. А он, дядя мой родной, домыслил, —
мостом не
поехал, а через воду поскакал. Я только забыл, целовальник какой был… Ну, хорошо! Привез
к нашему ко двору…
13-го июня Наполеону подали небольшую, чистокровную арабскую лошадь, и он сел и
поехал галопом
к одному из
мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он очевидно переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь
к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился
к войску.
Он
ехал теперь
к Яузскому
мосту, где, ему сказали, был Кутузов.
Он проехал по одному из качавшихся на лодках
мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом
поехал по направлению
к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, которые, расчищая дорогу по войскам. скакали впереди его.