Неточные совпадения
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол
уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На
полку сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень
Взведен еще. За ближний пень
Становится Гильо смущенный.
Плащи бросают два врага.
Зарецкий тридцать два шага
Отмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И каждый взял свой пистолет.
Уходя к своему
полку, Тарас думал и не мог придумать, куда девался Андрий: полонили ли его вместе с другими и связали сонного? Только нет, не таков Андрий, чтобы отдался живым в плен. Между убитыми козаками тоже не было его видно. Задумался крепко Тарас и шел перед
полком, не слыша, что его давно называл кто-то по имени.
И вслед за тем ударил он по коню, и потянулся за ним табор из ста телег, и с ними много было козацких конников и пехоты, и, оборотясь, грозил взором всем остававшимся, и гневен был взор его. Никто не посмел остановить их. В виду всего воинства
уходил полк, и долго еще оборачивался Тарас и все грозил.
Вернувшись из церкви, Нехлюдов разговелся с тетушками и, чтобы подкрепиться, по взятой в
полку привычке, выпил водки и вина и
ушел в свою комнату и тотчас же заснул одетый. Разбудил его стук в дверь. По стуку узнав, что это была она, он поднялся, протирая глаза и потягиваясь.
С этими словами он преспокойно
ушел в кабинет, вынул из кармана большой кусок ветчины, ломоть черного хлеба, — в сумме это составляло фунта четыре, уселся, съел все, стараясь хорошо пережевывать, выпил полграфина воды, потом подошел к
полкам с книгами и начал пересматривать, что выбрать для чтения: «известно…», «несамобытно…», «несамобытно…», «несамобытно…», «несамобытно…» это «несамобытно» относилось к таким книгам, как Маколей, Гизо, Тьер, Ранке, Гервинус.
Вечером хохол
ушел, она зажгла лампу и села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате, вышла в кухню, заперла дверь на крюк и, усиленно двигая бровями, воротилась в комнату. Опустила занавески на окнах и, взяв книгу с
полки, снова села к столу, оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
И другая линия штыков,
уходя, заколебалась. Звук барабанов становился все тупее и тише, точно он опускался вниз, под землю, и вдруг на него налетела, смяв и повалив его, веселая, сияющая, резко красивая волна оркестра. Это подхватила темп полковая музыка, и весь
полк сразу ожил и подтянулся: головы поднялись выше, выпрямились стройнее тела, прояснились серые, усталые лица.
— В-вся рота идет, к-как один ч-человек — ать! ать! ать! — говорил Слива, плавно подымая и опуская протянутую ладонь, — а оно одно, точно на смех — о! о! — як тот козел. — Он суетливо и безобразно ткнул несколько раз указательным пальцем вверх. — Я ему п-прямо сказал б-без церемонии: уходите-ка, п-почтеннейший, в друг-гую роту. А лучше бы вам и вовсе из п-полка
уйти. Какой из вас к черту офицер? Так, м-междометие какое-то…
Когда Степан Трофимович кончил и,
уходя, объявил ученице, что в следующий раз приступит к разбору «Слова о
полку Игореве», Варвара Петровна вдруг встала и объявила, что лекций больше не будет.
Я положил книгу на
полку, взял другую и
ушел, как во сне.
Когда Хаджи-Мурат
ушел, Гамзало разбудил товарищей, и все четверо всю ночь пересматривали винтовки, пистолеты, затравки, кремни, переменяли плохие, подсыпали на
полки свежего пороху, затыкали хозыри с отмеренными зарядами пороха, пулями, обернутыми в масленые тряпки, точили шашки и кинжалы и мазали клинки салом.
Ей было лет семнадцать, когда в NN стоял пехотный
полк; когда он
ушел,
ушла и лекарская дочь с каким-то подпоручиком; через год писала она из Киева, просила прощенья и благословения и извещала, что подпоручик женился на ней; через год еще писала она из Кишинева, что муж ее оставил, что она с ребенком в крайности.
— За водой
ушел, — как говорили после в
полку.
В это время Истомин очень много читал и даже собирался что-то писать против гоголевских мнений об искусстве; но писания этого, впрочем, никогда не происходило. Он очень много читал этой порою, но и читал необыкновенно странно. Иногда он в эту полосу своего упорного домоседства молча входил ко мне в своем бархатном пиджаке и ярких канаусовых шароварах, молча брал с
полки какую-нибудь книгу и молча же
уходил с нею к себе.
За спинами у них хаотически нагромождены ящики, машины, какие-то колеса, аристоны, глобусы, всюду на
полках металлические вещи разных форм, и множество часов качают маятниками на стенах. Я готов целый день смотреть, как работают эти люди, но мое длинное тело закрывает им свет, они строят мне страшные рожи, машут руками — гонят прочь.
Уходя, я с завистью думаю...
Вижу — налетел я с ковшом на брагу, хочу ему ответить, а он повернулся и
ушёл. Сижу я в дураках, смотрю. Комната — большая, чистая, в углу стол для ужина накрыт, на стенах —
полки с книгами, книги — светские, но есть библия, евангелие и старый славянский псалтирь. Вышел на двор, моюсь. Дядя идёт, картуз ещё больше на затылке, руками махает и голову держит вперёд, как бык.
Пазинька в ту же ночь, с тем же офицером, без ведома нашего,
ушла и, за непрощением нашим родительским, ездит где-то с ним по
полкам.
Вот уже целая неделя прошла с тех пор, как
полк возвратился с маневров. Наступил сезон вольных работ, и роты одна за другой
уходят копать бураки у окрестных помещиков, остались только наша да 11-я. Город точно вымер. Эта пыльная и душная жара, это дневное безмолвие провинциального городка, нарушаемое только неистовым ораньем петухов, — раздражают и угнетают меня…
Раньше он любил посидеть за самоваром, помечтать и попеть тонким приятным тенорком, разгуливая по номеру и с любовью посматривая на
полку с книгами и на фотографии на стенах, но теперь было противно все это и ото всего хотелось
уйти: и от самовара, и от книг, и от фотографий.
Когда к нему приходили гости, его сослуживцы по
полку, то она, наливая им чай или подавая ужинать, начинала говорить о чуме на рогатом скоте, о жемчужной болезни, о городских бойнях, а он страшно конфузился и, когда
уходили гости, хватал ее за руку и шипел сердито...
— Вы бы
ушли, земляк, — сказал я ему, — ведь ваш
полк спустился.
Фленушка вышла из дому последняя, и когда вошла в предбанник, Аксинья Захаровна с Парашей уже разделись и
ушли в баню, где Матрена
полки и лавки подмывала. Настя еще раздевалась.
— А Господь их знает. Шел на службу, были и сродники, а теперь кто их знает. Целый год гнали нас до
полков, двадцать пять лет верой и правдой Богу и великому государю служил, без малого три года отставка не выходила, теперь вот четвертый месяц по матушке России шагаю, а как дойду до родимой сторонушки, будет ровно тридцать годов, как я
ушел из нее… Где, чать, найти сродников? Старые, поди, подобрались, примерли, которые новые народились — те не знают меня.
Капитан-исправник случился тут, говорит он французам: «Правда ваша, много народу у нас на войну
ушло, да эта беда еще не великая, медведéй
полки на французов пошлем».
Хозяин
уйдет из лавки пообедать, а я стаканы на
полке расставлю, подберу их под тон, да и валяю на них палочкой «Всемирную славу».
Только два
полка, на основании каких-то странных распоряжений из штаба бригады,
ушли куда-то в сторону, в горы.
А на что понадобился им этот незнакомый, случайно зашедший
полк, который
уйдет завтра же на рассвете?
Только что молодые успели, слышь, сюда к отцу приехать, князь Борис Алексеевич на войну
ушел, супруга его стосковалась, в
полк к нему поехала, да на дороге и померла.
Подобно офицерам, и солдаты каждый свой шаг начинали считать достойным награды. В конце года, уже после заключения мира, наши госпитали были расформированы, и команды отправлены в
полки. Солдаты
уходили, сильно пьяные, был жестокий мороз, один свалился на дороге и заснул. Его товарищ воротился за полверсты назад и сказал, чтобы пьяного подобрали. Назавтра он является к главному врачу и требует, чтоб его представили к медали «за спасение погибавшего».
— Я бы вам советовал сняться и
уйти. А то с нами под Ляояном было: замешкались госпитали, нашим
полкам пришлось их прикрывать, из-за этого мы массу понесли потерь.
Их
полк стоял около Ердагоуской сопки. Эти трое находились впереди окопов, в секрете. Ночью
полк отвели от позиций, а о них забыли. Хватились они, — окопы пусты, войска
ушли…
Каждую ночь проходившие мимо японские
полки штурмовали сопку, а утром
уходили дальше на запад; с востока же подходили новые
полки.
Только что готовившийся поступить в монахи,
уйти от мира и его соблазнов, попавший в
полк, чуть ли не прямо из монастырской кельи, Потемкин, конечно, представлял собой находку для Евгения Ивановича. Они очень скоро сделались приятелями, а затем и друзьями.
Драгунский и гусарский
полки 9-й дивизии
ушли на рекогносцировку за Балканы с генералом Гурко.
Пехотные
полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами,
уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
— Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть или сенца там, или чтó. Ведь мы
уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? — обратился он к своему князю, — а ты не смей. В нашем
полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…