Неточные совпадения
— Мама, окрести его, благослови его, поцелуй его, — прокричала ей Ниночка. Но та, как автомат, все дергалась своею головой и безмолвно, с искривленным от жгучего горя лицом, вдруг стала бить себя кулаком в грудь.
Гроб понесли дальше. Ниночка в последний раз прильнула губами к устам покойного брата, когда проносили мимо нее. Алеша, выходя из дому, обратился было к квартирной хозяйке с просьбой присмотреть за оставшимися, но та и договорить не дала...
Похороны совершились на третий день. Тело бедного старика лежало на столе, покрытое саваном и окруженное свечами. Столовая полна была дворовых. Готовились к выносу. Владимир и трое слуг подняли
гроб. Священник пошел вперед, дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы. Хозяин Кистеневки последний раз перешел за порог своего дома.
Гроб понесли рощею. Церковь находилась за нею. День был ясный и холодный. Осенние листья падали с дерев.
Воинский начальник прислал оркестр, и под звуки похоронного марша, под плеск ветра в хоругвях, сдержанный топот толпы
гроб понесли на кладбище.
А когда Славка, подняв вместе с
гробом на плечи,
понесли из комнаты на двор, то мать его громко кричала и билась на руках у людей, прося, чтобы и ее зарыли в землю вместе с сыном, и что она сама виновата в его смерти.
— А ты пойди и пощупай. Если остыл, тогда и пиши: самоубийство! В
гроб положат — не верь. Вон червонные валеты Брюхатова в
гроб положили, а как
понесли покойника, с духовенством, на Ваганьково мимо «Яра», он выскочил из
гроба да к буфету! Мало ли что бывает!
Двое, забежав далеко вперёд, раскачали фонарный столб, выдернули его из земли и
понесли впереди похоронного хода по тротуару,
гроб и провожатые настигли их, но никто не сказал им ни слова, и Кожемякин видел, как они, не глядя друг на друга, положили столб на землю и молча нырнули в туман.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во
гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решеткой оградили...
— Да, — отвечаю сквозь слезы, — он улетел. Ты из него душу, как голубя из клетки, выпустил! — и, повергшись к ногам усопшего, стенал я и плакал над ним даже до вечера, когда пришли из монастырька иноки, спрятали его мощи, положили в
гроб и
понесли, так как он сим утром, пока я, нетяг, спал, к церкви присоединился.
Очевидно, человек в
гробу не возбуждал у дьякона печальных дум о том, что и дьякон подлежит этой натуральной повинности, что придёт время, и его вот так же
понесут по улице для того, чтобы зарыть в землю; а он, лёжа в
гробу, будет вот так же потряхивать головой и не возьмёт уж в то время ни одной, даже самой лёгкой ноты.
Кончились простины. Из дома вынесли
гроб на холстах и, поставив на черный «одёр» [Носилки, на которых носят покойников. За Волгой, особенно между старообрядцами, носить покойников до кладбища на холстах или же возить на лошадях почитается грехом.],
понесли на плечах. До кладбища было версты две, несли переменяясь, но Никифор как стал к племяннице под правое плечо, так и шел до могилы, никому не уступая места.
Я не плакала, я не пролила ни одной слезы, когда офицеры-казаки из бригады отца вынесли из дома большой глазетовый
гроб и под звуки похоронного марша
понесли его на руках на горийское кладбище.
Гроб подняли и
понесли: шествие тронулось и в нем оказался участвующим и Горданов.
В Дашичао надо было похоронить трёх умерших солдатиков, священника не было, три
гроба понесли солдатики на руках.
Гробы тяжёлые, из толстых деревянных досок.
Понесли два пустые
гроба назад.
Молоток гробовщика простучал,
гроб понесли к выходу; отец вел под локоть эту печальную мать, а глаза ее тихо смотрели куда-то вверх… Она верно знала, где искать сил для такого горя, и не замечала, как к ней толпились со всех сторон молодые женщины и девушки и все целовали ее руки, как у святой…
Наступил день похорон. С необычайной помпой и подобающими почестями вынесли
гроб с останками Оленина и на руках
понесли по Гороховой, Загородному и Невскому проспектам в Александро-Невскую лавру.
Двадцать второго ноября вельможи, бояре, князья, все в черной одежде
понесли тело в Москву. Царь шел за
гробом до самой церкви св. Михаила Архангела, где указал место между памятниками своих предков.