Неточные совпадения
—
Прошу покорно, — сказал он, стараясь иметь равнодушный вид и,
войдя в сени, достал ключ из кармана и отпер дверь.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот день он провел вне дома, и, когда приехал поздно вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она
просила не
входить к ней.
— Что, Костя, и ты
вошел, кажется, во вкус? — прибавил он, обращаясь к Левину, и взял его под руку. Левин и рад был бы
войти во вкус, но не мог понять, в чем дело, и, отойдя несколько шагов от говоривших, выразил Степану Аркадьичу свое недоумение, зачем было
просить губернского предводителя.
Приехав с утренним поездом в Москву, Левин остановился у своего старшего брата по матери Кознышева и, переодевшись,
вошел к нему в кабинет, намереваясь тотчас же рассказать ему, для чего он приехал, и
просить его совета; но брат был не один.
Когда я принес манишку Карлу Иванычу, она уже была не нужна ему: он надел другую и, перегнувшись перед маленьким зеркальцем, которое стояло на столе, держался обеими руками за пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли
входит в него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со всех сторон наши платья и
попросив Николая сделать для него то же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно вспомнить, как сильно пахло от нас троих помадой в то время, как мы стали спускаться по лестнице.
Когда на другое утро, ровно в одиннадцать часов, Раскольников
вошел в дом — й части, в отделение пристава следственных дел, и
попросил доложить о себе Порфирию Петровичу, то он даже удивился тому, как долго не принимали его: прошло по крайней мере десять минут, пока его позвали.
— Во-первых, этого никак нельзя сказать на улице; во-вторых, вы должны выслушать и Софью Семеновну; в-третьих, я покажу вам кое-какие документы… Ну да, наконец, если вы не согласитесь
войти ко мне, то я отказываюсь от всяких разъяснений и тотчас же ухожу. При этом
попрошу вас не забывать, что весьма любопытная тайна вашего возлюбленного братца находится совершенно в моих руках.
Батюшка Петр Андреич!
войдите, милости
просим.
Ну, гость неприглашенный,
Быть может, батюшка
войдет!
Прошу служить у барышни влюбленной!
Николай Петрович то и дело
входил на цыпочках к брату и на цыпочках выходил от него; тот забывался, слегка охал, говорил ему по-французски: «Couchez-vous», [Ложитесь (фр.).] — и
просил пить.
— Не топай, —
попросила Дуняша в коридоре. — Они, конечно, повезли меня ужинать, это уж — всегда! Очень любезные, ну и вообще… А все-таки — сволочь, — сказала она, вздохнув,
входя в свою комнату и сбрасывая с себя верхнее платье. — Я ведь чувствую: для них певица, сестра милосердия, горничная — все равно прислуга.
В столовую
вошла Анфимьевна, он
попросил ее уложить чемодан, передать Варваре телеграмму и снова отдал себя во власть мелких мыслей.
В жизнь Самгина бесшумно
вошел Миша. Он оказался исполнительным лакеем, бумаги переписывал не быстро, но четко, без ошибок, был молчалив и смотрел в лицо Самгина красивыми глазами девушки покорно, даже как будто с обожанием. Чистенький, гладко причесанный, он сидел за маленьким столом в углу приемной, у окна во двор, и, приподняв правое плечо, засевал бумагу аккуратными, круглыми буквами.
Попросил разрешения читать книги и, получив его, тихо сказал...
«За что?» — хотел спросить Самгин, но
вошла горничная и
попросила Лидию сойти вниз, к Варавке.
Он уж прочел несколько книг. Ольга
просила его рассказывать содержание и с неимоверным терпением слушала его рассказ. Он написал несколько писем в деревню, сменил старосту и
вошел в сношения с одним из соседей через посредство Штольца. Он бы даже поехал в деревню, если б считал возможным уехать от Ольги.
Несмотря на то что я весь дрожал, как в припадке, я
вошел в квартиру тихо, через кухню, и шепотом
попросил вызвать ко мне Настасью Егоровну, но та сама тотчас же вышла и молча впилась в меня ужасно вопросительным взглядом.
— Да? И ты — «да»? А я думал, что ты-то ей и враг. Ах да, кстати, она ведь
просила не принимать тебя более. И представь себе, когда ты
вошел, я это вдруг позабыл.
Лиза
попросила меня не
входить и не будить мамы: «Всю ночь не спала, мучилась; слава Богу, что хоть теперь заснула».
Девицы
вошли в гостиную, открыли жалюзи, сели у окна и
просили нас тоже садиться, как хозяйки не отеля, а частного дома. Больше никого не было видно. «А кто это занимается у вас охотой?» — спросил я. «Па», — отвечала старшая. — «Вы одни с ним живете?» — «Нет; у нас есть ма», — сказала другая.
Но и инсургенты платят за это хорошо. На днях они объявили, что готовы сдать город и
просят прислать полномочных для переговоров. Таутай обрадовался и послал к ним девять чиновников, или мандаринов, со свитой. Едва они
вошли в город, инсургенты предали их тем ужасным, утонченным мучениям, которыми ознаменованы все междоусобные войны.
Мы туда не
вошли, а
попросили огня.
Нехлюдов ничего не отвечал и
попросил допустить его к свиданию. Смотритель послал надзирателя, и Нехлюдов
вошел за ним в пустую женскую посетительскую.
— А отказал, то, стало быть, не было основательных поводов кассации, — сказал Игнатий Никифорович, очевидно совершенно разделяя известное мнение о том, что истина есть продукт судоговорения. — Сенат не может
входить в рассмотрение дела по существу. Если же действительно есть ошибка суда, то тогда надо
просить на Высочайшее имя.
Когда Алеша
вошел в переднюю и
попросил о себе доложить отворившей ему горничной, в зале, очевидно, уже знали о его прибытии (может быть, заметили его из окна), но только Алеша вдруг услышал какой-то шум, послышались чьи-то бегущие женские шаги, шумящие платья: может быть, выбежали две или три женщины.
— Простите меня… — начал Миусов, обращаясь к старцу, — что я, может быть, тоже кажусь вам участником в этой недостойной шутке. Ошибка моя в том, что я поверил, что даже и такой, как Федор Павлович, при посещении столь почтенного лица захочет понять свои обязанности… Я не сообразил, что придется
просить извинения именно за то, что с ним
входишь…
Я бросила взгляд на вас… то есть я думала — я не знаю, я как-то путаюсь, — видите, я хотела вас
просить, Алексей Федорович, добрейший мой Алексей Федорович, сходить к нему, отыскать предлог,
войти к ним, то есть к этому штабс-капитану, — о Боже! как я сбиваюсь — и деликатно, осторожно — именно как только вы один сумеете сделать (Алеша вдруг покраснел) — суметь отдать ему это вспоможение, вот, двести рублей.
Затем, представив свои соображения, которые я здесь опускаю, он прибавил, что ненормальность эта усматривается, главное, не только из прежних многих поступков подсудимого, но и теперь, в сию даже минуту, и когда его
попросили объяснить, в чем же усматривается теперь, в сию-то минуту, то старик доктор со всею прямотой своего простодушия указал на то, что подсудимый,
войдя в залу, «имел необыкновенный и чудный по обстоятельствам вид, шагал вперед как солдат и держал глаза впереди себя, упираясь, тогда как вернее было ему смотреть налево, где в публике сидят дамы, ибо он был большой любитель прекрасного пола и должен был очень много думать о том, что теперь о нем скажут дамы», — заключил старичок своим своеобразным языком.
По времени нам пора было устраивать бивак. Я хотел было
войти в юрту, но Дерсу
просил меня подождать немного. Он накрутил на палку бересту, зажег ее и, просунув факел в юрту, с криками стал махать им во все стороны. Захаров и Аринин смеялись, а он пресерьезно говорил им, что, как только огонь вносится в юрту, черт вместе с дымом вылетает через отверстие в крыше. Только тогда человек может
войти в нее без опаски.
Пошли обедать. Обедали молча. После обеда Верочка ушла в свою комнату. Павел Константиныч прилег, по обыкновению, соснуть. Но это не удалось ему: только что стал он дремать,
вошла Матрена и сказала, что хозяйский человек пришел; хозяйка
просит Павла Константиныча сейчас же пожаловать к ней. Матрена вся дрожала, как осиновый лист; ей-то какое дело дрожать?
— Милое дитя мое, — сказала Жюли,
вошедши в комнату Верочки: — ваша мать очень дурная женщина. Но чтобы мне знать, как говорить с вами,
прошу вас, расскажите, как и зачем вы были вчера в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер. Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с вами можно говорить, вы имеете характер, — и в самых осторожных, деликатных выражениях рассказала ей о вчерашнем пари; на это Верочка отвечала рассказом о предложении кататься.
Когда составили определение, Кирсанов позвонил слугу и
попросил его позвать Полозова в зал консилиума. Полозов
вошел. Важнейший из мудрецов, приличным грустно — торжественным языком и величественно — мрачным голосом объявил ему постановление консилиума.
Я запер двери, не велел никому
входить и снова
просил его выстрелить.
Какой-то генерал
просит со мною увидеться: милости
просим;
входит ко мне человек лет тридцати пяти, смуглый, черноволосый, в усах, в бороде, сущий портрет Кульнева, рекомендуется мне как друг и сослуживец покойного мужа Ивана Андреевича; он-де ехал мимо и не мог не заехать к его вдове, зная, что я тут живу.
Кондорсе ускользает от якобинской полиции и счастливо пробирается до какой-то деревни близ границы; усталый и измученный, он
входит в харчевню, садится перед огнем, греет себе руки и
просит кусок курицы.
Гааз жил в больнице. Приходит к нему перед обедом какой-то больной посоветоваться. Гааз осмотрел его и пошел в кабинет что-то прописать. Возвратившись, он не нашел ни больного, ни серебряных приборов, лежавших на столе. Гааз позвал сторожа и спросил, не
входил ли кто, кроме больного? Сторож смекнул дело, бросился вон и через минуту возвратился с ложками и пациентом, которого он остановил с помощию другого больничного солдата. Мошенник бросился в ноги доктору и
просил помилования. Гааз сконфузился.
Многие из товарищей-литераторов
просили меня сводить их на Хитров и показать трущобы, но никто не решался
войти в «Сухой овраг» и даже в «Утюг».
Войдем на крыльцо, спустимся несколько шагов вниз в темный подземный коридор — и просятся назад.
В конце письма «вельможа» с большим вниманием
входит в положение скромного чиновника, как человека семейного, для которого перевод сопряжен с неудобствами, но с тем вместе указывает, что новое назначение открывает ему широкие виды на будущее, и
просит приехать как можно скорее…
—
Вошел. Папе подал руку…
Просил садиться.
Я не получил ни одной телеграммы, которая не была бы искажена самым варварским образом, и когда однажды по какому-то случаю в мою телеграмму
вошел кусок чьей-то чужой и я, чтобы восстановить смысл обеих телеграмм,
попросил исправить ошибку, то мне сказали, что это можно сделать не иначе, как только за мой счет.
Несколько дней он был как-то кротко задумчив, и на лице его появлялось выражение тревоги всякий раз, когда мимо комнаты проходил Максим. Женщины заметили это и
просили Максима держаться подальше. Но однажды Петр сам
попросил позвать его и оставить их вдвоем.
Войдя в комнату, Максим взял его за руку и ласково погладил ее.
Поутру на белые степи гляжу,
Послышался звон колокольный,
Тихонько в убогую церковь
вхожу,
Смешалась с толпой богомольной.
Отслушав обедню, к попу подошла,
Молебен служить
попросила…
Всё было спокойно — толпа не ушла…
Совсем меня горе сломило!
За что мы обижены столько, Христос?
За что поруганьем покрыты?
И реки давно накопившихся слез
Упали на жесткие плиты!
— Кстати! Кстати! — опомнился наконец Парфен. — Милости
просим,
входи!
Потому-то мы и
вошли сюда, не боясь, что нас сбросят с крыльца (как вы угрожали сейчас) за то только, что мы не
просим, а требуем, и за неприличие визита в такой поздний час (хотя мы пришли и не в поздний час, а вы же нас в лакейской прождать заставили), потому-то, говорю, и пришли, ничего не боясь, что предположили в вас именно человека с здравым смыслом, то есть с честью и совестью.
Все
вошли, разумеется. Князь, как следует, поспешил еще раз
попросить прощения за вчерашнюю вазу и… скандал.
— А я вас именно хотел
попросить, не можете ли вы, как знакомый, ввести меня сегодня вечером к Настасье Филипповне? Мне это надо непременно сегодня же; у меня дело; но я совсем не знаю, как
войти. Я был давеча представлен, но все-таки не приглашен: сегодня там званый вечер. Я, впрочем, готов перескочить через некоторые приличия, и пусть даже смеются надо мной, только бы
войти как-нибудь.
— Всех, всех впусти, Катя, не бойся, всех до одного, а то и без тебя
войдут. Вон уж как шумят, точно давеча. Господа, вы, может быть, обижаетесь, — обратилась она к гостям, — что я такую компанию при вас принимаю? Я очень сожалею и прощения
прошу, но так надо, а мне очень, очень бы желалось, чтобы вы все согласились быть при этой развязке моими свидетелями, хотя, впрочем, как вам угодно…
Он застал жену за завтраком, Ада, вся в буклях, в беленьком платьице с голубыми ленточками, кушала баранью котлетку. Варвара Павловна тотчас встала, как только Лаврецкий
вошел в комнату, и с покорностью на лице подошла к нему. Он
попросил ее последовать за ним в кабинет, запер за собою дверь и начал ходить взад и вперед; она села, скромно положила одну руку на другую и принялась следить за ним своими все еще прекрасными, хотя слегка подрисованными, глазами.
31 генваря был у меня Корсаков, он уделил нам восемьчасов — это уже много, при их скачке. Видел моих родных, привез от них письма. В Нижнем не узнал Аннушку, которая его встретила, когда он
вошел к директрисе… И от нее был с ним листок. М. А.
просит, чтоб я Аннушку называл Ниной, в воспоминание ее дочери…
27-го около полудня мы добрались до Лебедя. Наше появление порадовало их и удивило. Я не стану рассказывать тебе всех бедствий дороги. Почти трое суток ехали. Тотчас по приезде я отправился к Милордову, в твой дом (с особенным чувством
вошел в него и осмотрел все комнаты). Отдал просьбы и
просил не задерживать. Милордов порядочный человек, он правил должность тогда губернатора за отсутствием Арцимовича.
Потом он мне прочел кой-что свое, большею частию в отрывках, которые впоследствии
вошли в состав замечательных его пиэс; продиктовал начало из поэмы «Цыганы» для «Полярной звезды» и
просил, обнявши крепко Рылеева, благодарить за его патриотические «Думы».