Неточные совпадения
Правдин. Мне поручено взять под опеку дом и деревни при первом бешенстве,
от которого могли бы
пострадать подвластные ей
люди.
Губернский предводитель, в руках которого по закону находилось столько важных общественных дел, — и опеки (те самые,
от которых
страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женская, мужская и военная, и народное образование по новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был
человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый
человек, честный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей нового времени.
Он очень
страдал и теперь
страдает от мысли, что теорию-то сочинить он умел, а перешагнуть-то, не задумываясь, и не в состоянии, стало быть
человек не гениальный.
— Вообще — это бесполезное занятие в чужом огороде капусту садить. В Орле жил под надзором полиции один политический
человек, уже солидного возраста и большой умственной доброты. Только — доброта не средство против скуки. Город — скучный, пыльный, ничего орлиного не содержит, а свинства — сколько угодно! И вот он, добряк, решил заняться украшением окружающих
людей. Между прочим, жена моя — вторая — немножко
пострадала от него — из гимназии вытурили…
— Насмотрелся. Монахи — тоже
люди. Заблуждаются. Иные — плоть преодолеть не могут, иные —
от честолюбия
страдают. Ну, и
от размышления…
И привычным
людям казалось трудно такое плавание, а мне, новичку, оно было еще невыносимо и потому, что у меня,
от осеннего холода, возобновились жестокие припадки, которыми я давно
страдал, невралгии с головными и зубными болями.
Так выяснилась ему теперь мысль о том, что единственное и несомненное средство спасения
от того ужасного зла,
от которого
страдают люди, состояло только в том, чтобы
люди признавали себя всегда виноватыми перед Богом и потому неспособными ни наказывать ни исправлять других
людей.
А так как начальство его было тут же, то тут же и прочел бумагу вслух всем собравшимся, а в ней полное описание всего преступления во всей подробности: «Как изверга себя извергаю из среды
людей, Бог посетил меня, — заключил бумагу, —
пострадать хочу!» Тут же вынес и выложил на стол все, чем мнил доказать свое преступление и что четырнадцать лет сохранял: золотые вещи убитой, которые похитил, думая отвлечь
от себя подозрение, медальон и крест ее, снятые с шеи, — в медальоне портрет ее жениха, записную книжку и, наконец, два письма: письмо жениха ее к ней с извещением о скором прибытии и ответ ее на сие письмо, который начала и не дописала, оставила на столе, чтобы завтра отослать на почту.
На биваке Дерсу проявлял всегда удивительную энергию. Он бегал
от одного дерева к другому, снимал бересту, рубил жерди и сошки, ставил палатку, сушил свою и чужую одежду и старался разложить огонь так, чтобы внутри балагана можно было сидеть и не
страдать от дыма глазами. Я всегда удивлялся, как успевал этот уже старый
человек делать сразу несколько дел. Мы давно уже разулись и отдыхали, а Дерсу все еще хлопотал около балагана.
Оно дурно, оно вредно; но Марья Алексевна не была, к сожалению, изъята
от этого недостатка, которым
страдают почти все корыстолюбцы, хитрецы и дрянные
люди.
Теперь кто
пострадает от оспы, так уже виноват сам, а гораздо больше его близкие: а прежде было не то: некого было винить, кроме гадкого поветрия или гадкого города, села, да разве еще того
человека, который,
страдая оспою, прикоснулся к другому, а не заперся в карантин, пока выздоровеет.
Впрочем, одна теплая струйка в этом охлажденном
человеке еще оставалась, она была видна в его отношениях к старушке матери; они много
страдали вместе
от отца, бедствия сильно сплавили их; он трогательно окружал одинокую и болезненную старость ее, насколько умел, покоем и вниманием.
Знакомые поглощали у него много времени, он
страдал от этого иногда, но дверей своих не запирал, а встречал каждого кроткой улыбкой. Многие находили в этом большую слабость; да, время уходило, терялось, но приобреталась любовь не только близких
людей, но посторонних, слабых; ведь и это стоит чтения и других занятий!
Первые обыкновенно
страдали тоской по предводительстве, достигнув которого разорялись в прах; вторые держались в стороне
от почестей, подстерегали разорявшихся, издалека опутывая их, и, при помощи темных оборотов, оказывались в конце концов
людьми не только состоятельными, но даже богатыми.
Я рассматривал комнату. Над столом углем была нарисована нецензурная карикатура, изображавшая
человека, который, судя по лицу, много любил и много
пострадал от любви; под карикатурой подпись...
Урсула была скверная женщина,
от которой
страдали хорошенькая молодая девушка и прекрасный молодой
человек.
Он был
человек страстей, в нем была сильная стихия земли, инстинктами своими он был привязан к той самой земной жизни,
от неправды которой он так
страдал.
Только новое религиозное сознание может осмыслить все, что произошло нового с
человеком, может ответить на его недоумение, излечить его
от тяжкой болезни дуализма, которой
страдало все христианство в истории и которое передалось миру, с христианством порвавшему.
Социальные несправедливости не потому плохи, что
от них
страдают люди, а потому, что изобличают существование злой воли, что родились в грехе.
Человек перестал понимать, почему он так обижен природой, почему он
страдает и умирает, почему рушатся его надежды, и озлобляется, мечется, отрекается
от благородства своего происхождения.
Эти
люди, или по крайней мере наиболее рассуждающие члены в этом семействе, постоянно
страдали от одного почти общего их фамильного качества, прямо противоположного тем добродетелям, о которых мы сейчас рассуждали выше.
Именно в тот день, когда воспоминание соединяет меня с покойным вашим дядей и с будущим вашим мужем, пришлось мне отвечать на добрые ваши строки; 19 октября без сомнения и вам известно, хотя, по преданию, оно давно меня связало с близкими вам
людьми и эта связь не
страдает ни
от каких разлук.
— Вашему высокоблагородию известно, что, собственно,
от моей невинности-с; по той причине, что можно и голубицу оклеветать, и чрез это лишить общества образованных
людей… Однако сам господин становой видели мою невинность и оправдали меня, потому как я единственно из-за своей простоты страдаю-с…
— А ты знаешь ли, любезный друг: ты никогда никем не пренебрегай, потому что никто не может знать, за что кто какой страстью мучим и
страдает. Мы, одержимые, страждем, а другим зато легче. И сам ты если какую скорбь
от какой-нибудь страсти имеешь, самовольно ее не бросай, чтобы другой
человек не поднял ее и не мучился; а ищи такого
человека, который бы добровольно с тебя эту слабость взял.
— Ральф герой? Никогда! — воскликнула Настенька. — Я не верю его любви; он, как англичанин, чудак, занимался Индианой
от нечего делать, чтоб разогнать, может быть, свой сплин. Адвокат гораздо больше его герой: тот живой
человек; он влюбляется,
страдает… Индиана должна была полюбить его, потому что он лучше Ральфа.
Приказчик соседа уже не в первый раз служил у него; он считался ловким торговцем, но
страдал запоем; на время запоя хозяин прогонял его, а потом опять брал к себе этого худосочного и слабосильного
человека с хитрыми глазами. Внешне кроткий, покорный каждому жесту хозяина, он всегда улыбался в бородку себе умненькой улыбочкой, любил сказать острое словцо, и
от него исходил тот дрянной запах, который свойствен
людям с гнилыми зубами, хотя зубы его были белы и крепки.
Если и говорят тебе
люди, что всё это необходимо для поддержания существующего строя жизни, а что существующий строй с своей нищетой, голодом, тюрьмами, казнями, войсками, войнами необходим для общества, что если бы этот строй нарушился, то наступят худшие бедствия, то ведь это говорят только те, которым выгоден этот строй жизни, все же те, их в 10 раз больше, которые
страдают от этого строя жизни, все думают и говорят обратное.
Люди же, делающие те же дела воровства, грабежа, истязаний, убийств, прикрываясь религиозными и научными либеральными оправданиями, как это делают все землевладельцы, купцы, фабриканты и всякие слуги правительства нашего времени, призывают других к подражанию своим поступкам и делают зло не только тем, которые
страдают от него, но тысячам и миллионам
людей, которых они развращают, уничтожая для этих
людей различие между добром и злом.
Сказать, что все эти
люди такие звери, что им свойственно и не больно делать такие дела, еще менее возможно. Стоит только поговорить с этими
людьми, чтобы увидать, что все они, и помещик, и судья, и министр, и царь, и губернатор, и офицеры, и солдаты не только в глубине души не одобряют такие дела, но
страдают от сознания своего участия в них, когда им напомнят о значении этого дела. Они только стараются не думать об этом.
Не могут
люди правящих классов, — честные, добрые, умные
люди из них, не
страдать от этих внутренних противоречий и не видеть опасностей, которыми им угрожает этот порядок.
Нет теперь
человека, который бы не видел не только бесполезности, но и нелепости собирания податей с трудового народа для обогащения праздных чиновников или бессмысленности наложения наказаний на развращенных и слабых
людей в виде ссылок из одного места в другое или в виде заключения в тюрьмы, где они, живя в обеспечении и праздности, только еще больше развращаются и ослабевают, или не только уже бесполезности и нелепости, но прямо безумия и жестокости военных приготовлений и войн, разоряющих и губящих народ и не имеющих никакого объяснения и оправдания, а между тем эти насилия продолжаются и даже поддерживаются теми самыми
людьми, которые видят их бесполезность, нелепость, жестокость и
страдают от них.
В самом деле, можно ли представить себе более поразительный пример того, как
люди сами секут себя, чем та покорность, с которой
люди нашего времени исполняют возлагаемые на них те самые обязанности, которые приводят их в рабство, в особенности воинскую повинность.
Люди, очевидно, порабощают сами себя,
страдают от этого рабства и верят тому, что это так и надо, что это ничего и не мешает освобождению
людей, которое готовится где-то и как-то, несмотря на всё увеличивающееся и увеличивающееся рабство.
Всякий знает это несомненно твердо всем существом своим и вместе с тем не только видит вокруг себя деление всех
людей на две касты: одну трудящуюся, угнетенную, нуждающуюся и страдающую, а другую — праздную, угнетающую и роскошествующую и веселящуюся, — не только видит, но волей-неволей с той или другой стороны принимает участие в этом отвергаемом его сознанием разделении
людей и не может не
страдать от сознания такого противоречия и участия в нем.
Человек с чуткой совестью не может не
страдать, если он живет этой жизнью. Одно средство для него избавиться
от этого страдания — в том, чтобы заглушить свою совесть, но если и удается таким
людям заглушить совесть, они не могут заглушить страх.
Рабочая масса, большое большинство
людей,
страдая от постоянного, поглощающего всю их жизнь, бессмысленного, беспросветного труда и лишений,
страдает больше всего
от сознания вопиющего противоречия того, что есть, с тем, что должно бы быть по всему тому, что исповедуется ими самими и теми, которые поставили их в это положение и удерживают в нем.
Люди страдают от угнетения, и для избавления их
от этого угнетения советуется
людям придумывать общие средства улучшения своего положения, которые будут приложены властью, самим же продолжать подчиняться власти. И, очевидно, вследствие этого происходит только всё бòльшее увеличение власти и вследствие того увеличение угнетения.
Впрочем,
от лютости Михайла Максимовича
страдали преимущественно дворовые
люди.
Главным образом девушка
страдала от неотступного преследования трех
людей, являвшихся ей в тысяче всевозможных превращений, — это были Гордей Евстратыч, бабушка Татьяна и дедушка Поликарп Семеныч.
Его нежная, почти женственная натура жестоко
страдала от грубых прикосновений действительности, с ее будничными, но суровыми нуждами. Он сам себя сравнивал в этом отношении с
человеком, с которого заживо содрали кожу. Иногда мелочи, не замеченные другими, причиняли ему глубокие и долгие огорчения.
— Граждане, товарищи, хорошие
люди! Мы требуем справедливости к нам — мы должны быть справедливы друг ко другу, пусть все знают, что мы понимаем высокую цену того, что нам нужно, и что справедливость для нас не пустое слово, как для наших хозяев. Вот
человек, который оклеветал женщину, оскорбил товарища, разрушил одну семью и внес горе в другую, заставив свою жену
страдать от ревности и стыда. Мы должны отнестись к нему строго. Что вы предлагаете?
Ему кажется, что если он признает над собою законы здравого смысла, общего всем
людям, то его важность сильно
пострадает от этого.
Анархия осталась бы та же, потому что в обществе все-таки разумных начал не было бы, озорничества продолжались бы по-прежнему; но половина
людей принуждена была бы
страдать от них и постоянно питать их собою, своим смирением и угодливостью.
Однако ж представьте себе такое положение:
человек с малолетства привык думать, что главная цель общества — развитие и самосовершенствование, и вдруг кругом него точно сбесились все, только о бараньем роге и толкуют! Ведь это даже подло. Возражают на это: вам-то какое дело? Вы идите своей дорогой, коли не чувствуете за собой вины! Как какое дело? да ведь мой слух посрамляется! Ведь мозги мои
страдают от этих пакостных слов! да и учителя в"казенном заведении"недаром же заставляли меня твердить...
Спросите у большинства матерей нашего круга достаточных
людей, они вам скажут, что
от страха того, что дети их могут болеть и умирать, они не хотят иметь детей, не хотят кормить, если уж родили, для того чтобы не привязаться и не
страдать.
— Это купеческий сынок,
человек очень добрый, который умеет только проматывать, но никак не наживать… Домна Осиповна столько
от него
страдала, столько перенесла, потому что каждоминутно видела и мотовство, и прочее все… Она цеплялась за все и употребляла все средства, чтобы как-нибудь сохранить и удержать свою семейную жизнь, но ничто не помогло.
— Ах, какую вы правду сказали, князь, — восклицает Марья Александровна. — Вы не поверите, как я сама
страдаю от этих негодных людишек! Вообразите: я теперь переменила двух из моих
людей, и признаюсь, они так глупы, что я просто бьюсь с ними с утра до вечера. Вы не поверите, как они глупы, князь!
Но шалунья долго не задумывалась над своими впечатленьями. Когда голос чалого замолк, она насмешливо поржала еще и, опустив голову, стала копать ногой землю, а потом пошла будить и дразнить пегого мерина. Пегий мерин был всегдашним мучеником и шутом этой счастливой молодежи. Он
страдал от этой молодежи, больше, чем
от людей. Ни тем, ни другим он не делал зла.
Людям он был нужен, но за что же мучали его молодые лошади?
— Я пустой, ничтожный, падший
человек! Воздух, которым дышу, это вино, любовь, одним словом, жизнь я до сих пор покупал ценою лжи, праздности и малодушия. До сих пор я обманывал
людей и себя, я
страдал от этого, и страдания мои были дешевы и пошлы. Перед ненавистью фон Корена я робко гну спину, потому что временами сам ненавижу и презираю себя.
С тех пор как я
страдаю бессонницей, в моем мозгу гвоздем сидит вопрос: дочь моя часто видит, как я, старик, знаменитый
человек, мучительно краснею оттого, что должен лакею; она видит, как часто забота о мелких долгах заставляет меня бросать работу и по целым часам ходить из угла в угол и думать, но отчего же она ни разу тайком
от матери не пришла ко мне и не шепнула: «Отец, вот мои часы, браслеты, сережки, платья…
— Вышибить надо память из
людей.
От неё зло растёт. Надо так: одни пожили — померли, и всё зло ихнее, вся глупость с ними издохла. Родились другие; злого ничего не помнят, а добро помнят. Я вот тоже
от памяти
страдаю. Стар, покоя хочу. А — где покой? В беспамятстве покой-то…