Неточные совпадения
Стародум. Благодарение Богу, что
человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там
человечеству не могут не возвращаться его
права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Он слушал и химию, и философию
прав, и профессорские углубления во все тонкости политических наук, и всеобщую историю
человечества в таком огромном виде, что профессор в три года успел только прочесть введение да развитие общин каких-то немецких городов; но все это оставалось в голове его какими-то безобразными клочками.
По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия, вследствие каких-нибудь комбинаций, никоим образом не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни одного, десяти, ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы на пути как препятствие, то Ньютон имел бы
право, и даже был бы обязан… устранить этих десять или сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему
человечеству.
Я просто-запросто намекнул, что «необыкновенный» человек имеет
право… то есть не официальное
право, а сам имеет
право разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего
человечества) того потребует.
— К чему ведет нас безответственный критицизм? — спросил он и, щелкнув пальцами
правой руки по книжке, продолжал: — Эта книжка озаглавлена «Исповедь человека XX века». Автор, некто Ихоров, учит: «Сделай в самом себе лабораторию и разлагай в себе все человеческие желания, весь человеческий опыт прошлого». Он прочитал «Слепых» Метерлинка и сделал вывод: все
человечество слепо.
— Маркс — не свободен от влияния расовой мысли, от мысли народа, осужденного на страдание. Он — пессимист и мститель, Маркс. Но я не отрицаю: его
право на месть европейскому
человечеству слишком обосновано, слишком.
В каждой веревке, в каждом крючке, гвозде, дощечке читаешь историю, каким путем истязаний приобрело
человечество право плавать по морю при благоприятном ветре.
И когда совсем готовый, населенный и просвещенный край, некогда темный, неизвестный, предстанет перед изумленным
человечеством, требуя себе имени и
прав, пусть тогда допрашивается история о тех, кто воздвиг это здание, и так же не допытается, как не допыталась, кто поставил пирамиды в пустыне.
Единого
человечества еще нет, создались классы с
правами и интересами эксплуататоров и эксплуатируемых, и потому не может быть единой морали.
Ибо привык надеяться на себя одного и от целого отделился единицей, приучил свою душу не верить в людскую помощь, в людей и в
человечество, и только и трепещет того, что пропадут его деньги и приобретенные им
права его.
Что, если
прав Ракитин, что это идея искусственная в
человечестве?
Легко жить Ракитину: «Ты, — говорит он мне сегодня, — о расширении гражданских
прав человека хлопочи лучше али хоть о том, чтобы цена на говядину не возвысилась; этим проще и ближе
человечеству любовь окажешь, чем философиями».
Мучительно жить в такие эпохи, но у людей, уже вступивших на арену зрелой деятельности, есть, по крайней мере, то преимущество, что они сохраняют за собой
право бороться и погибать. Это
право избавит их от душевной пустоты и наполнит их сердца сознанием выполненного долга — долга не только перед самим собой, но и перед
человечеством.
Троицы, будет изъявлением
прав Бога и
прав человека, что в истории было до сих пор разделено, будет раскрытием богочеловечности человека и
человечества, новой близости человеческого к божескому.
Но если закон иль, лучше сказать, обычай варварский, ибо в законе того не писано, дозволяет толикое
человечеству посмеяние, какое
право имеете продавать сего младенца?
Но
человечество возревет в оковах и, направляемое надеждою свободы и неистребимым природы
правом, двинется… И власть приведена будет в трепет. Тогда всех сил сложение, тогда тяжелая власть
Вы вчера говорили об узкости национальных интересов и о стремлении вашей секты дать
человечеству широкие, равные
права и уничтожить принципы семьи.
Я до такой степени привыкк ним, что,
право, не приходит даже на мысль вдумываться, в чем собственно заключаются те тонкости, которыми один обуздательный проект отличается от другого такового ж. Спросите меня, что либеральнее: обуздывать ли
человечество при помощи земских управ или при помощи особых о земских провинностях присутствий, — клянусь, я не найдусь даже ответить на этот вопрос.
Далее, говоря о том, как смотрит на этот предмет Франция, он говорит: «Мы верим в то, что 100 лет после обнародования
прав человека и гражданина пришло время признать
права народов и отречься раз навсегда от всех этих предприятий обмана и насилия, которые под названием завоеваний суть истинные преступления против
человечества и которые, что бы ни думали о них честолюбие монархов и гордость народов, ослабляют и тех, которые торжествуют».
Интересы,
права наших сограждан нам не дороже интересов и
прав всего
человечества.
Каждый из нас виноват уже тем, что живет, и нет такого великого мыслителя, нет такого благодетеля
человечества, который в силу пользы, им приносимой, мог бы надеяться на то, что имеет
право жить…
— К сожалению, ты
прав… Подводная часть мужской храбрости всегда заготовляется у себя дома. Эти милые женщины кого угодно доведут до геройства, которому
человечество потом удивляется, разиня рот. О, как я теперь ненавижу всех женщин!.. Представь себе, что у тебя жестоко болит зуб, — вот что такое женщина, с той разницей, что от зубной боли есть лекарство, больной зуб, наконец, можно выдернуть.
— А что, я ведь
прав: вам, конечно, будет приятно для бедного
человечества поработать.
Он вынул из кармана тетрадку и подал ее брату. Статья называлась так: «Русская душа»; написана она была скучно, бесцветным слогом, каким пишут обыкновенно неталантливые, втайне самолюбивые люди, и главная мысль ее была такая: интеллигентный человек имеет
право не верить в сверхъестественное, но он обязан скрывать это свое неверие, чтобы не производить соблазна и не колебать в людях веры; без веры нет идеализма, а идеализму предопределено спасти Европу и указать
человечеству настоящий путь.
(Все
человечество Каштанка делила на две очень неравные части: на хозяев и на заказчиков; между теми и другими была существенная разница: первые имели
право бить ее, а вторых она сама имела
право хватать за икры.)
— Эй, юноша, того-этого, не баламуть! Раз имеешь личное, то живи по закону, а недоволен, так жди нового! Убийство, скажу тебе по опыту, дело страшное, и только тот имеет на него
право, у кого нет личного. Только тот, того-этого, и выдержать его может. Ежели ты не чист, как агнец, так отступись, юноша! По
человечеству, того-этого, прошу!
Борьба за неудовлетворенное самолюбие, борьба за оскорбленное и униженное
человечество, наконец, борьба за существование все это такие мотивы, которые имеют полное
право на разрешение посредством смерти.
Таково клеймо, которым отмечает Немезида людей, думающих выйти из
человечества и не имеющих на то
права.
Они не имели иных требований, кроме потребности вéдения, но это было своевременно; они труженически разработали для
человечества путь науки; для них примирение в науке было наградой; они имели
право, по историческому месту своему, удовлетвориться во всеобщем; они были призваны свидетельствовать миру о совершившемся самопознании и указать путь к нему: в этом состояло их деяние.
Виноват ли смертный, если Небо, открывая для Монаршей добродетели поле бесконечное, полагает границу нашей любви, признательности, самому удивлению; если, даруя Своим орудиям некоторую часть
прав Своих, оставляет нас, обыкновенных людей, в тесном кругу
человечества?
Не убил бы я Алексея и в том случае, если бы критика была
права и он действительно был бы таким крупным литературным дарованием. В жизни так много темного, и она так нуждается в освещающих ее путь талантах, что каждый из них нужно беречь, как драгоценнейший алмаз, как то, что оправдывает в
человечестве существование тысяч негодяев и пошляков. Но Алексей не был талантом.
— Губернатора! — засмеялся Василий Иванович. — Куда махнули! И всего-то надворного советника, да уж очень хочется мне этого парня уважить,
право… Вы не обижайтесь, я и вам тоже всею душой. Но ведь я вижу: вам не к спеху, а тут, можно сказать, интерес гуманности, правосудия и даже спасения
человечества.
Природа никогда не кладет весь свой капитал на одну карту. Рим, вечный город, имевший не меньше
прав на всемирную гегемонию, пошатнулся, разрушился, исчез, и безжалостное
человечество шагнуло вперед через его могилу.
Если в понимании человека
прав Толстой, то дело, действительно, просто: нужно только вызвать на свет ту силу жизни, которая бесчисленными ключами бьет в недрах
человечества.
Чтобы доказать себе, что он «смеет», Раскольников убивает старуху процентщицу. «Я не человека убил, я принцип убил… Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем
человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного… Мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу? Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая, или
право имею?»
Раньше, по крайней мере, он признавал за ними
право преступать человеческие законы во имя «идеи», во имя «блага
человечества».
Да что это — безумие больного
человечества? Кошмарный бред, от которого нужно очнуться и расхохотаться? Ведь даже борясь за будущее, мы в душе все как будто боимся чего-то. Сами неспособные на радость, столь далекие от нее, опасливо уже задаем себе вопросы: не окажется ли счастье и радость синонимом статики? Не тем ли так и прекрасно будущее, что оно… никогда не придет? (Ибсен). Как
прав Моррис! «Старый, жалкий мир с его изношенными радостями и с надеждами, похожими на опасения!..»
— И ваш отец Евангел совершенно
прав, — опять согласился Горданов. — Если возьмем этот вопрос серьезно и обратимся к истории, к летописям преступлений или к биографиям великих людей и друзей
человечества, везде и повсюду увидим одно бесконечное ползанье и круженье по зодиакальному кругу: все те же овны, тельцы, раки, львы, девы, скорпионы, козероги и рыбы, с маленькими отменами на всякий случай, и только. Ново лишь то, что хорошо забыто.
— Да, касаться-то оно, пожалуй, что не касается, а по
человечеству, по-соседски вас жалко,
право жалко.
Гипотетически Н. Федоров
прав, что человек и мир перешли бы в вечную жизнь без катастрофы конца и страшного суда, если бы
человечество объединилось братски для общего дела осуществления христианской правды и для воскрешения всех умерших.
Приготовляясь к зрелищу казни, народ шумел и, казалось, ожидал чего-то веселого; но, увидев жертву, он был объят сожалением и страхом.
Человечество взяло свои
права. Все замолкло.
Липина. Если можно делать добро, делай его, облегчай участь
человечества в той сфере, в которой поставлена, — это золотое правило Фенелона. Вот, если у почтенной дамы отекают ноги, я не постыжусь подставить ей скамеечку;
право, подставлю. Пускай смеются! А я знаю про себя, что облегчила чем-нибудь бремя
человечества. Кстати, графиня Надин пишет ко мне, спрашивает: что делает твоя воспитанница Груня, пристроила ли ты ее, замужем ли она?
— Берегитесь пробуждения, оно будет ужасно, — сказал Пржшедиловский, — по моему разумению — эмансипация крестьян, напротив, отвратила от России многие бедствия. Думаю, эта же эмансипация в западных и юго-западных губерниях нагонит черные тучи на дело польское и станет твердым оплотом тех, от кого они ее получили. Вина поляков в том, что паны до сих пор помышляли только о себе, а хлопы считались у них быдлом. Силен и торжествует только тот народ, где
человечество получило свои законные
права.
Государство,
право, хозяйство причисляются к культурным ценностям
человечества.
Религия, здравый смысл
человечества, науки
права и сама история одинаково понимают это отношение между необходимостью и свободой.
Я понял теперь, что в положении о непротивлении злу Христос говорит не только, что выйдет непосредственно для каждого от непротивления злу, но он, в противоположение той основы, которою жило при нем по Моисею, по римскому
праву и теперь по разным кодексам живет
человечество, ставит положение непротивления злу, которое, по его учению, должно быть основой жизни людей вместе и должно избавить
человечество от зла, наносимого им самому себе.