Неточные совпадения
К вечеру они опять стали расходиться: одни побледнели, подлиннели и бежали на горизонт; другие, над самой головой,
превратились в белую прозрачную чешую; одна только черная
большая туча остановилась на востоке.
Клим не видел Сомову
больше трех лет; за это время она
превратилась из лимфатического, неуклюжего подростка
в деревенскую ситцевую девушку.
Голландцы многочисленны, сказано выше: действительно так, хотя они уступили первенствующую роль англичанам, то есть почти всю внешнюю торговлю, навигацию, самый Капштат, который из Капштата
превратился в Кэптоун, но
большая часть местечек заселена ими, и фермы почти все принадлежат им, за исключением только тех, которые находятся
в некоторых восточных провинциях — Альбани, Каледон, присоединенных к колонии
в позднейшие времена и заселенных английскими, шотландскими и другими выходцами.
Другое дело «опасные» минуты: они нечасты, и даже иногда вовсе незаметны, пока опасность не
превратится в прямую беду. И мне случалось забывать или, по неведению, прозевать испугаться там, где бы к этому было
больше повода, нежели при падении посуды из шкафа, иногда самого шкафа или дивана.
Из всей обстановки кабинета Ляховского только это зеркало несколько напоминало об удобствах и известной привычке к роскоши; все остальное отличалось
большой скромностью, даже некоторым убожеством: стены были покрыты полинялыми обоями, вероятно, синего цвета; потолок из белого
превратился давно
в грязно-серый и был заткан по углам паутиной; паркетный пол давно вытерся и был покрыт донельзя измызганным ковром, потерявшим все краски и представлявшимся издали
большим грязным пятном.
Ирбит —
большое село
в обыкновенное время — теперь
превратился в какой-то лагерь,
в котором сходились представители всевозможных государств, народностей, языков и вероисповеданий.
Биографию этой девочки знали, впрочем, у нас
в городе мало и сбивчиво; не узнали
больше и
в последнее время, и это даже тогда, когда уже очень многие стали интересоваться такою «раскрасавицей»,
в какую
превратилась в четыре года Аграфена Александровна.
Но Ермолай никогда
больше дня не оставался дома; а на чужой стороне
превращался опять
в «Ермолку», как его прозвали на сто верст кругом и как он сам себя называл подчас.
Теперь ущелье
превратилось в узкую долину, которую местное манзовское население называет Синь-Квандагоу [Син-гуань-да-гоу — пыльная,
большая, голая долина.].
Чем выше мы поднимались, тем
больше иссякали ручьи и наконец пропали совсем. Однако глухой шум под камнями указывал, что источники эти еще богаты водой. Мало-помалу шум этот тоже начинал стихать. Слышно было, как под землей бежала вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти
превратились в капли, и затем все стихло.
Матвей, из экономических видов, сделал отчаянный опыт
превратиться в повара, но, кроме бифстека и котлет, он не умел ничего делать и потому держался
больше вещей по натуре готовых, ветчины, соленой рыбы, молока, яиц, сыру и каких-то пряников с мятой, необычайно твердых и не первой молодости.
Мавруша тосковала
больше и
больше. Постепенно ей представился Павел как главный виновник сокрушившего ее злосчастья. Любовь, постепенно потухая, прошла через все фазисы равнодушия и, наконец,
превратилась в положительную ненависть. Мавруша не высказывалась, но всеми поступками, наружным видом, телодвижениями, всем доказывала, что
в ее сердце нет к мужу никакого другого чувства, кроме глубокого и непримиримого отвращения.
Тем не менее, когда
в ней
больше уж не нуждались, то и этот ничтожный расход не проходил ей даром. Так, по крайней мере, практиковалось
в нашем доме. Обыкновенно ее называли «подлянкой и прорвой», до следующих родов, когда она вновь
превращалась в «голубушку Ульяну Ивановну».
Природа медленно производит эту работу, и я имел случай наблюдать ее: первоначальная основа составляется собственно из водяных растений, которые, как известно, растут на всякой глубине и расстилают свои листья и цветы на поверхности воды; ежегодно согнивая, они
превращаются в какой-то кисель — начало черноземного торфа, который, слипаясь, соединяется
в большие пласты; разумеется, все это может происходить только на водах стоячих и предпочтительно
в тех местах, где мало берет ветер.
По
большей части история оканчивается тем, что через несколько часов шумное, звучное, весело населенное болото
превращается в безмолвное и опустелое место… только легко раненные или прежде пуганные кулики, отлетев на некоторое расстояние, молча сидят и дожидаются ухода истребителя, чтоб заглянуть
в свое родное гнездо…
Когда показались первые домики, Нюрочка
превратилась вся
в одно внимание. Экипаж покатился очень быстро по широкой улице прямо к церкви. За церковью открывалась
большая площадь с двумя рядами деревянных лавчонок посредине. Одною стороною площадь подходила к закопченной кирпичной стене фабрики, а с другой ее окружили каменные дома с зелеными крышами. К одному из таких домов экипаж и повернул, а потом с грохотом въехал на мощеный широкий двор. На звон дорожного колокольчика выскочил Илюшка Рачитель.
Аленушка начала смотреть и удивлялась все
больше и
больше. Божья Коровка расправила верхние жесткие крылья и увеличилась вдвое, потом распустила тонкие, как паутина, нижние крылышки и сделалась еще
больше. Она росла на глазах у Аленушки, пока не
превратилась в большую-большую,
в такую
большую, что Аленушка могла свободно сесть к ней на спинку, между красными крылышками. Это было очень удобно.
— Ах какие все добрые и хорошие! — восхищалась молодая Мушка, летая из окна
в окно. — Может быть, даже хорошо, что люди не умеют летать. Тогда бы они
превратились в мух,
больших и прожорливых мух, и, наверное, съели бы все сами… Ах как хорошо жить на свете!
Марфа Ивановна так и говорила: «карактер», «Серапиен Михалыч», но у нее и этот недостаток
превращался в достоинство, потому что как нельзя
больше подходил к платочку с глазками и простенькому шерстяному платью купеческого покроя.
Тот только почесал затылок; комик сидел насупившись; Мишель что-то шептал на ухо Дарье Ивановне, которая, чтоб удержаться от смеха, зажала рот платком. Фани вся
превратилась в слух и зрение и, кажется, с
большим нетерпением ожидала, когда очередь дойдет до нее; наконец, пришла эта очередь. По ходу пьесы она сидит одна,
в небольшой комнате, шьет себе новое платье и говорит...
Первое время она была очень слаба, тщедушна и собой некрасива, но понемногу справилась и выровнялась, а месяцев через восемь, благодаря неусыпным попечениям своего спасителя,
превратилась в очень ладную собачку испанской породы, с длинными ушами, пушистым хвостом
в виде трубы и
большими выразительными глазами.
С того времени пышный дом его
превратился в гроб, тоска снедала сердце, растерзанное сомнениями; он не знал о измене и не понимал причину бегства; худой, убитый, он
больше походил на вызванного духа, нежели на человека.
И ежик, испугавшись человеческого голоса, живо надвинул себе на лоб и на задние лапы колючую шубу и
превратился в шар. Мальчик тихонько коснулся его колючек; зверек еще
больше съежился и глухо и торопливо запыхтел, как маленькая паровая машина.
Но время шло. Дифирамб
превратился в трагедию. Вместо Диониса на подмостки сцены выступили Прометеи, Этеоклы, Эдипы, Антигоны. Однако основное настроение хора осталось прежним. Герои сцены могли бороться, стремиться, — все они были для хора не
больше, как масками того же страдающего бога Диониса. И вся жизнь сплошь была тем же Дионисом. Долго сами эллины не хотели примириться с этим «одионисированием» жизни и, пожимая плечами, спрашивали по поводу трагедии...
Мы плыли вдоль берега и иногда, опустив весла
в воду, отдыхали, любуясь чудной горной панорамой. Вот скалистая сопка, похожая на голову великана, украшенную мохнатой шапкой; дальше каменная баба, как бы оглядывающаяся назад, а за ней из воды торчала верхняя часть головы какого-то животного с
большими ушами. Когда мы подъезжали к ним вплотную, иллюзия пропадала: великан, зверь и каменная баба
превращались в обыкновенные кекуры и совершенно не были похожи на то, чем казались издали.
Случайно я поднял глаза к небу и увидел двух орлов: они плавно описывали
большие круги, поднимаясь все выше и выше, пока не
превратились в маленькие точки. Трудно допустить, чтобы они совершали такие заоблачные полеты
в поисках корма, трудно допустить, чтобы оттуда они могли разглядеть добычу на земле. По-видимому, такие полеты являются их органической потребностью.
Меня неприятно волнует мой
большой рост, все эти размеры ног и рук, с ними так трудно
превратиться в невидимое.
И если бы вся жизнь человеческая могла
превратиться в сплошной творческий акт, то времени
больше не будет, не будет и будущего, как части времени, будет движение вне времени, во вневременном бытии.
Все это уже прошлое, и теперь Бакунин, наверно, на оценку наших экстремистов, являлся бы отсталым старичиной, непригодным для серьезной пропаганды. Тогда его влияние было еще сильно
в группах анархистов во Франции, Италии и даже Испании. Но он под конец жизни
превратился в бездомного скитальца, проживая
больше в итальянской Швейцарии, окруженный кучкой русских и поляков, к которым он всегда относился очень благосклонно.
С тех пор Лейкин, сколько помню, долго не приносил нам ничего. Но эта первая его вещь, напечатанная
в большом журнале, дала ему сразу ход, и он
превратился в присяжного юмориста из купеческого быта
в органах мелкой прессы, которая тогда только начала складываться
в то, чем она стала позднее.
Полвека и даже
больше проходит
в моей памяти, когда я сближаю те личности и фигуры, которые все уже кончили жизнь: иные — на каторге, другие — на чужбине. Судьба их была разная: одни умирали
в Сибири колодниками (как, например, М.Л.Михайлов); а другие не были даже беглецами, изгнанниками (как Г.Н.Вырубов), но все-таки доживали вне отечества,
превратившись в «граждан» чужой страны, хотя и по собственному выбору и желанию, без всякой кары со стороны русского правительства.
И процесс заказыванья
в трактире нравился Палтусову. Он любил этих ярославцев, признавал за ними
большой ум и такт, считал самою тонкою, приятною и оригинальною прислугой; а он живал и
в Париже и
в Лондоне. Ему хотелось всегда потолковать с половым, видеть склад его ума, чувствовать связь с этим мужиком, способным
превратиться в рядчика,
в фабриканта,
в железнодорожного концессионера.
Пятнадцать лет тому назад он не знал счета своим миллионам, теперь же он боялся спросить себя, чего у него
больше — денег или долгов? Азартная биржевая игра, рискованные спекуляции и горячность, от которой он не мог отрешиться даже
в старости, мало-помалу, привели
в упадок его дела, и бесстрашный, самонадеянный, гордый богач
превратился в банкира средней руки, трепещущего при всяком повышении и понижении бумаг.
Еще два раза встречались мы на том же Балтийском прибрежье, но жили
в разных местах и видались гораздо реже. Тогда уже Гончаров стал страдать глазом и припадками болезни легких. Он как-то сразу
превратился видом
в старца, отпустил седую бороду, стал менее разговорчив, чаще жаловался на свои болезни, жил на Штранде
больше для воздуха, чем для купанья. Его холостая доля скрашивалась нежной заботой о чужих детях, которых он воспитал и обеспечил.
До сих пор Лидия побаивалась своего шурина, но
в этот приезд он ей показался совсем другим человеком. Она чутьем истой дочери Елены Павловны распознала, куда он стремится, и ей нечего было
больше бояться. Они понимали друг друга прекрасно. Вот какого мужа ей нужно: блестящего, с красивым честолюбием, а не Виктора Павловича Нитятко: тот, если и будет министром, все равно не даст ей того, что ей надо было, не
превратится в настоящего сановника,
в уроженца высших сфер.