Неточные совпадения
Вижу, что ты иное творенье Бога, нежели все мы, и далеки
пред тобою все другие боярские жены и дочери-девы.
— Час тому назад я был в собрании людей, которые тоже шевелятся, обнаруживают эдакое, знаешь, тараканье беспокойство
пред пожаром. Там была носатая дамища с фигурой извозчика и при этом — тайная советница, генеральша, да! Была
дочь богатого винодела, кажется, что ли. И много других, все отличные люди, то есть действующие от лица масс. Им — денег надобно, на журнал. Марксистский.
— И вдруг — вообрази! — ночью является ко мне мамаша, всех презирающая, вошла так, знаешь, торжественно, устрашающе несчастно и как воскресшая
дочь Иаира. «Сейчас, — говорит, — сын сказал, что намерен жениться на вас, так вот я умоляю: откажите ему, потому что он в будущем великий ученый, жениться ему не надо, и я готова на колени встать
пред вами». И ведь хотела встать… она, которая меня… как горничную… Ах, господи!..
Бог с тобою,
Нет, нет — не грезы, не мечты.
Ужель еще не знаешь ты,
Что твой отец ожесточенный
Бесчестья
дочери не снес
И, жаждой мести увлеченный,
Царю на гетмана донес…
Что в истязаниях кровавых
Сознался в умыслах лукавых,
В стыде безумной клеветы,
Что, жертва смелой правоты,
Врагу он выдан головою,
Что
пред громадой войсковою,
Когда его не осенит
Десница вышняя господня,
Он должен быть казнен сегодня,
Что здесь покамест он сидит
В тюремной башне.
И мать и
дочь его очень уважали и смотрели на него как на высшего
пред ними человека.
Сила его характера выражается не только в проклятиях
дочерям, но и в сознании своей вины
пред Корделиею, и в сожалении о своем крутом нраве, и в раскаянии, что он так мало думал о несчастных бедняках, так мало любил истинную честность.
К этому прибавляли, в виде современной характеристики нравов, что бестолковый молодой человек действительно любил свою невесту, генеральскую
дочь, но отказался от нее единственно из нигилизма и ради предстоящего скандала, чтобы не отказать себе в удовольствии жениться
пред всем светом на потерянной женщине и тем доказать, что в его убеждении нет ни потерянных, ни добродетельных женщин, а есть только одна свободная женщина; что он в светское и старое разделение не верит, а верует в один только «женский вопрос».
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и
дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно
пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
Но прошло с месяц по отъезде князя, и генеральша Епанчина получила от старухи княгини Белоконской, уехавшей недели две
пред тем в Москву к своей старшей замужней
дочери, письмо, и письмо это произвело на нее видимое действие.
— Что это? — обратилась Лизавета Прокофьевна к Вере,
дочери Лебедева, которая стояла
пред ней с несколькими книгами в руках, большого формата, превосходно переплетенными и почти новыми.
Ихменев же был слишком горд, чтоб оправдывать
дочь свою
пред кумушками, и настрого запретил своей Анне Андреевне вступать в какие бы то ни было объяснения с соседями.
Предав с столь великим почетом тело своего патрона земле, молодой управляющий снова явился к начальнику губернии и доложил тому, что единственная
дочь Петра Григорьича, Катерина Петровна Ченцова, будучи удручена горем и поэтому не могшая сама приехать на похороны, поручила ему почтительнейше просить его превосходительство, чтобы все деньги и бумаги ее покойного родителя он приказал распечатать и дозволил бы полиции, совместно с ним, управляющим, отправить их по почте к госпоже его.
— Ты вломился насильно, — сказала она, — ты называешься князем, а бог весть кто ты таков, бог весть зачем приехал… Знаю, что теперь ездят опричники по святым монастырям и
предают смерти жен и
дочерей тех праведников, которых недавно на Москве казнили!.. Сестра Евдокия была женою казненного боярина…
Увидя мужчину, Елена хотела скрыться; но, бросив еще взгляд на всадника, она вдруг стала как вкопанная. Князь также остановил коня. Он не верил глазам своим. Тысяча мыслей в одно мгновение втеснялись в его голову, одна другой противореча. Он видел
пред собой Елену,
дочь Плещеева-Очина, ту самую, которую он любил и которая клялась ему в любви пять лет тому назад. Но каким случаем она попала в сад к боярину Морозову?
Друзья мои, вы все слыхали,
Как бесу в древни дни злодей
Предал сперва себя с печали,
А там и души
дочерей...
И еще велел всем вам поклониться господин Термосесов; он встретился со мной в городе: катит куда-то шибко и говорит: «Ах, постой, говорит, пожалуйста, дьякон, здесь у ворот: я тебе штучку сейчас вынесу: ваша почтмейстерша с
дочерьми мне
пред отъездом свой альбом навязала, чтоб им стихи написать, я его завез, да и назад переслать не с кем.
— Нет, отец мой! я не обманул тебя: я не был женат, когда клялся посвятить себя безбрачной жизни; не помышлял нарушить этот обет, данный
пред гробом святого угодника божия, — и мог ли я думать, что на другой же день назову моей супругою
дочь злейшего врага моего — боярина Кручины-Шалонского?
Разумеется, сначала не заметно было и тени соперничества между матерью и Ниной, —
дочь вела себя скромно, бережно, смотрела на мир сквозь ресницы и
пред мужчинами неохотно открывала рот; а глаза матери горели всё жадней, и всё призывней звучал ее голос.
Медленно, с молитвою на устах, она подошла к изображению архангела Михаила, патрона Сенеркии, преклонила колена
пред ним, коснулась рукою его руки, а потом своих губ и, незаметно пробравшись к соблазнителю
дочери, стоявшему на коленях, дважды ударила его по голове, вырубив на ней римское пять или букву V, что значит — вендетта, месть.
Она чувствовала потребность высказаться
пред Смолиным; ей хотелось убедить его, что она понимает значение его слов, она — не простая купеческая
дочь, тряпичница и плясунья. Смолин нравился ей. Первый раз она видела купца, который долго жил за границей, рассуждает так внушительно, прилично держится, ловко одет и говорит с ее отцом — первым умником в городе — снисходительным тоном взрослого с малолетним.
Он нередко встречал в доме брата Попову с
дочерью, всё такую же красивую, печально спокойную и чужую ему. Она говорила с ним мало и так, как, бывало, он говорил с Ильей, когда думал, что напрасно обидел сына. Она его стесняла. В тихие минуты образ Поповой вставал
пред ним, но не возбуждал ничего, кроме удивления; вот, человек нравится, о нём думаешь, но — нельзя понять, зачем он тебе нужен, и говорить с ним так же невозможно, как с глухонемым.
Чувствуя себя в опасности
пред этим человеком, она пошла наверх к
дочери, но Натальи не оказалось там; взглянув в окно, она увидала
дочь на дворе у ворот, рядом с нею стоял Пётр. Баймакова быстро сбежала по лестнице и, стоя на крыльце, крикнула...
— Устройте им сиденья
пред роялью, — сказал Семен Николаевич, обращаясь к
дочерям.
Пускай же он останется столь же виноватым
пред своею
дочерью, как был он виноват
пред ее матерью!
— Настоящая Иродиада, пляшущая
пред Иродом [Иродиада, пляшущая
пред Иродом. — По библейскому сказанию, Иродиада была любовницей правителя Галилеи, Ирода Антипы — брата своего мужа; эту преступную связь открыто осуждал Иоанн Креститель; мстительная Иродиада добилась в награду за пляску своей
дочери Соломин казни Иоанна Крестителя], — объясняла мне Галактионовна, указывая на Фатевну и о. Андроника.
Перчихин. Тесть? Вона! Не захочет этот тесть никому на шею сесть… их ты! На камаринского меня даже подбивает с радости… Да я теперь — совсем свободный мальчик! Теперь я — так заживу-у! Никто меня и не увидит… Прямо в лес — и пропал Перчихин! Ну, Поля! Я, бывало, думал,
дочь… как жить будет? и было мне
пред ней даже совестно… родить — родил, а больше ничего и не могу!.. А теперь… теперь я… куда хочу уйду! Жар-птицу ловить уйду, за самые за тридесять земель!
А как же, разве ты нам, патер, не велел
Дочь Алвареца увезти… иль позабыл?
Что? видно, только
пред услугой
Твой кошелек открыт издалека.
Я знаю Алвареца,
дочь его
И мачеху… но есть еще Фернандо,
Который в доме их воспитан…
Он молодец… я видел, как в арене
Пред ним ужасный буйвол упадал. —
Его ты не подкупишь… и не так-то
Легко с ним будет справиться.
Исчезли в мыслях храм, останки те нетленны,
Пред коими и
дочь и матерь преклоненны,
Молили пременить на милость гнев небес.
Г-н Аксаков замечает (в «Семейной хронике»), что вообще, несмотря на свой трепет
пред Степаном Михайловичем, и жена и
дочери пользовались всяким удобным случаем надуть его и постоянно с ним хитрили.
И представляется Александру Михайловичу зала офицерского клуба, полная света, жары, музыки и барышень, которые сидят целыми клумбами вдоль стен и только ждут, чтобы ловкий молодой офицер пригласил на несколько туров вальса. И Стебельков, щелкнув каблуками («жаль, черт возьми, шпор нет!»), ловко изгибается
пред хорошенькою майорскою
дочерью, грациозно развесив руки, говорит: «permettez» [Позвольте (фр.).] и майорская
дочь кладет ему ручку около эполета, и они несутся, несутся…
Майор остановился и надолго застыл в раздумье
пред постелью своей
дочери.
«Ведай, Флена Васильевна, что ты мне не токмо дщерь о Господе, но и по плоти родная
дочь. Моли Бога о грешной твоей матери, а покрыет он, Пресвятый, своим милосердием прегрешения ея вольные и невольные, явные и тайные. Родителя твоего имени не поведаю, нет тебе в том никакой надобности. Сохрани тайну в сердце своем, никому никогда ее не повеждь. Господом Богом в том заклинаю тебя. А записку сию тем же часом, как прочитаешь, огню
предай».
Я и Теодор выскочили. Из-за туч холодно взглянула на нас луна. Луна — беспристрастный, молчаливый свидетель сладостных мгновений любви и мщения. Она должна была быть свидетелем смерти одного из нас.
Пред нами была пропасть, бездна без дна, как бочка преступных
дочерей Даная. Мы стояли у края жерла потухшего вулкана. Об этом вулкане ходят в народе страшные легенды. Я сделал движение коленом, и Теодор полетел вниз, в страшную пропасть. Жерло вулкана — пасть земли.
В городе проговорили, что это не без синтянинской руки, но как затем доктору Гриневичу, не повинному ни в чем, кроме мелких взяток по должности (что не считалось тогда ни грехом, ни пороком), опасаться за себя не приходилось, то ему и на мысль не вспадало робеть
пред Синтяниным, а тем более жертвовать для его прихоти счастием
дочери.
И повернул он
дочь к двери, и она пошла, но на пороге вдруг
пред всеми Спиридонов в своем рыжем плаще: он был пьян, качался на ногах и, расставив руки в притолки, засмеялся и закричал...
Можно догадываться, что императрица, хотя и поручившая князю Голицыну обратить особенное внимание, не принадлежит ли пленница к польской национальности, приказала ограничиться допросами одной самозванки, когда убедилась, что если отыскивать польскую руку, выпустившую на политическую сцену мнимую
дочь императрицы Елизаветы Петровны, то придется привлечь к делу и Радзивилов, и Огинского, и Сангушко, и других польских магнатов, смирившихся
пред нею и поладивших с королем Станиславом Августом.
Он погнался за ними, догнал их на одной из ближайших станций от Петербурга и под угрозой воротить
дочь отцу и
предать суду учителя, отобрал капитал, оставив влюбленным пятнадцать тысяч, с которыми они и уехали за границу, где и обвенчались…
Он погнался по следам влюбленной парочки, догнал ее на одной из ближайших станций от Петербурга и под угрозой вернуть
дочь к отцу и
предать суду, отобрал капитал, оставив влюбленным десять-пятнадцать тысяч, с которыми они уехали за границу, где и обвенчались.
Дочь должна бы радоваться этому, а я… чуждаюсь того, кто дал мне жизнь, чуждаюсь кровных потому только, что судьба поставила их на низкой ступени общества, а меня, не знаю почему, назло моему рождению, так возвысила
пред ними — хоть по наружности!..