Неточные совпадения
И вот в одно прекрасное утро по
дороге показалось облако пыли, которое, постепенно
приближаясь и
приближаясь, подошло наконец
к самому Глупову.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой
дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось,
дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и
приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Я
приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Все покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой
дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями. Вдруг ямщик стал посматривать в сторону и, наконец, сняв шапку, оборотился ко мне и сказал: «Барин, не прикажешь ли воротиться?»
Было темно, но звезды на небе уже говорили, что солнце
приближается к горизонту. Морозило… Термометр показывал — 34°С. Гривы, спины и морды лошадей заиндевели. Когда мы тронулись в
дорогу, только что начинало светать.
— Вон кто виноват! — сказал мой кучер, указывая кнутом на поезд, который успел уже свернуть на
дорогу и
приближался к нам, — уж я всегда это замечал, — продолжал он, — это примета верная — встретить покойника… Да.
Чем ближе мы
приближались к железной
дороге, тем хуже относилось
к нам население. Одежда наша изорвалась, обувь износилась, крестьяне смотрели на нас как на бродяг.
На другой день, когда проснулся Иван Федорович, уже толстого помещика не было. Это было одно только замечательное происшествие, случившееся с ним на
дороге. На третий день после этого
приближался он
к своему хуторку.
Каждый изворот
дороги вызывал в памяти моей мою золотую минувшую молодость, я как будто молодела,
приближаясь к местам, где молодая жизнь била ключом в моем сердце; все — и земные радости, давно пережитые, и духовные восторги прежней набожности — стремительно, как молния, пролетали в памяти сердечной…
— Они все, ваше высокоблагородие, таким манером доверенность в человеческое добросердечие питают! — вступился станционный писарь, незаметно
приблизившись к нам, — а что, служба, коли, не ровен час, по
дороге лихой человек ограбит? — прибавил он не без иронии.
Тишину прервал отдаленный звон бубен и тулумбасов, который медленно
приближался к площади. Показалась толпа конных опричников, по пяти в ряд. Впереди ехали бубенщики, чтобы разгонять народ и очищать
дорогу государю, но они напрасно трясли свои бубны и били вощагами в тулумбасы: нигде не видно было живой души.
Жар давно свалил, прохлада от воды умножала прохладу от наступающего вечера, длинная туча пыли шла по
дороге и
приближалась к деревне, слышалось в ней блеянье и мычанье стада, опускалось за крутую гору потухающее солнце.
Всадник, который действительно с необычайной быстротою
приближался к нашим путешественникам, выскакал на небольшую поляну, и солнечный луч отразился на лице его. Юрий тотчас узнал в нем запорожца, который, припав
к седельной луке, вихрем мчался по
дороге.
Солнце не успело еще обогнуть гору, и часть ее, обращенная
к путешественникам, окутывалась тенью. Это обстоятельство значительно улучшало снежную
дорогу: дядя Аким не замедлил
приблизиться к вершине. С каждым шагом вперед выступала часть сияющего, неуловимо далекого горизонта… Еще шаг-другой, и дядя Аким очутился на хребте противоположного ската, круто спускавшегося
к реке.
— Я вижу, он под особым покровительством, и не осмеливаюсь
приближаться к нему, — сказала Дигэ, трогая веером подбородок. — Но мне нравятся ваши капризы,
дорогой Ганувер, благодаря им вспоминаешь и вашу молодость. Может быть, мы увидим сегодня взрослых Санди, пыхтящих, по крайней мере, с улыбкой.
С восходом солнца он отправился искать сестру, на барском дворе, в деревне, в саду — везде, где только мог предположить, что она проходила или спряталась, — неудача за неудачей!.. досадуя на себя, он задумчиво пошел по
дороге, ведущей в лес мимо крестьянских гумен: поровнявшись с ними и случайно подняв глаза, он видит буланую лошадь, в шлее и хомуте, привязанную
к забору; он
приближается… и замечает, что трава измята у подошвы забора! и вдруг взор его упал на что-то пестрое, похожее на кушак, повисший между цепких репейников… точно! это кушак!.. точно! он узнал, узнал! это цветной шелковый кушак его Ольги!
Ночь делалась темнее и темнее; и Ольга, ухватясь за своего друга, с ужасом кидала взоры на дальний монастырь, внимая гулу и воплям, разносимым по полю возрастающим ветром; вдруг шум колес и топот лошадиный послышались по
дороге; они постепенно
приближались и вскоре подъехал
к нашим странникам мужик в пустой телеге; он ехал рысью, правил стоя и пел какую-то нескладную песню.
— Как, это ты, Федосей? — воскликнул удивленный юноша,
приближаясь к нему и стараясь различить его черты; но зачем ты здесь? — продолжал он строго… — мне не нужно спутников… я знаю свою
дорогу… разве я звал тебя?.. говори…
— Здравствуйте, бабушка, — сказала Полина,
приближаясь к ней, — давно ли в
дороге?
Когда он
приближался к тому месту, где несколько дней тому назад поднял платок, ему вдруг почудилось, что кто-то мелькнул мимо него поперек
дороги.
Шаги
приблизились; в ночной темноте прозвучали беззаботные молодые голоса. Двое юношей беспечно разговаривали о театре, об игре Ермоловой и Живокини и громко смеялись, повторяя некоторые места из комедии. Вскоре разговор стал тише, и, наконец, фигуры скрылись на
дороге к академии.
Как только завидывали в стороне хутор, тотчас сворочали с большой
дороги и,
приблизившись к хате, выстроенной поопрятнее других, становились перед окнами в ряд и во весь рот начинали петь кант.
Я подошел
к окну. Звон колокольчика быстро
приближался, но сначала мне видно было только облако пыли, выкатившееся как будто из лесу и бежавшее по
дороге к стану. Но вот
дорога, пролегавшая под горой, круто свернула
к станции, и в этом месте мы могли видеть ехавших — прямо и очень близко под нами.
Проснулся он, разбуженный странными звуками, колебавшимися в воздухе, уже посвежевшем от близости вечера. Кто-то плакал неподалёку от него. Плакали по-детски — задорно и неугомонно. Звуки рыданий замирали в тонкой минорной ноте и вдруг снова и с новой силой вспыхивали и лились, всё
приближаясь к нему. Он поднял голову и через бурьян поглядел на
дорогу.
Опять спустились они с лестницы, ходили по переходам и коридорам и пришли в ту же залу, освещенную тремя хрустальными люстрами. Те же рыцари висели на стенах, и опять, когда
приблизились они
к двери из желтой меди, два рыцаря сошли со стены и заступили им
дорогу. Казалось, однако, что они не так сердиты были, как накануне; они едва тащили ноги, как осенние мухи, и видно было, что они через силу держали свои копья.
Скажите мне, моя
дорогая, зачем вы позволяете этому пигмею графу
приближаться к вам?
Перекрестился Жилин, подхватил рукой замок на колодке, чтобы не бренчал, пошел по
дороге, — ногу волочит, а сам все на зарево поглядывает, где месяц встает.
Дорогу он узнал. Прямиком идти верст восемь. Только бы до лесу дойти прежде, чем месяц совсем выйдет. Перешел он речку, — побелел уже свет за горой. Пошел лощиной, идет, сам поглядывает: не видать еще месяца. Уж зарево посветлело и с одной стороны лощины все светлее, светлее становится. Ползет под гору тень, все
к нему
приближается.
Ковыляя по грязям и топям большой
дороги, форсированным маршем
приближалась к Высоким Снежкам военная сила!
— Пришла, пришла,
дорогая, милая… — страстным шепотом произнес Владимир Игнатьевич,
приблизившись к Любовь Аркадьевне и бросив выразительный взгляд на Машу.
В то самое время, когда приготовления
к этому тезоименитому [Тезоименитый — имеющий то же имя, тезка.] дню превратили Гельмет в настоящее вавилонское столпотворение, — вскоре после полудня,
приближались к замку по гуммельсгофской
дороге две латышские двухколесные тележки.
Мы
приблизились к этапу Сяолиндзе по
дороге в Ляоян когда со стороны Анпина услыхали гром орудийных выстрелов.
— Подожди еще гореть ты, Ринген! подожди, пока месть Елисаветы Трейман не погуляла в тебе! — говорила Ильза,
приближаясь вторично в один и тот же день
к Гельмету. Поутру она была пешая: теперь катила на своей походной тележке, далеко упреждавшей о себе стуком по битой
дороге. Стражи окликнули маркитантшу; но, узнав любимицу свою, тотчас ее пропустили и доложили ей именем Мурзенки, что он, взяв проводника, поскакал опустошать окрестные замки и что
к утру ждет ее в Рингене.
Лес
приближался. Вот он начался,
дорога стала спускаться в глубокий овраг. Ермак остановил коня на самом спуске, слез с него и отпустил на волю. Умное животное поскакало назад
к табуну.
Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости — отклониться от удара,
приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты!… закидать
дорогу!…» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
По
дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая
к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что,
приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие-то солдаты косили очевидно на корм и по которому стояли лагерем: это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.