Неточные совпадения
Тощий жид, несколько короче Янкеля, но гораздо более покрытый морщинами, с преогромною верхнею
губою,
приблизился к нетерпеливой толпе, и все жиды наперерыв спешили рассказать ему, причем Мардохай несколько раз поглядывал на маленькое окошечко, и Тарас догадывался, что речь шла о нем.
Раскольников с побледневшими
губами, с неподвижным взглядом тихо
приблизился к нему, подошел
к самому столу, уперся в него рукой, хотел что-то сказать, но не мог; слышались лишь какие-то бессвязные звуки.
— Н… нет, — произнес с запинкой Николай Петрович и потер себе лоб. — Надо было прежде… Здравствуй, пузырь, — проговорил он с внезапным оживлением и,
приблизившись к ребенку, поцеловал его в щеку; потом он нагнулся немного и приложил
губы к Фенечкиной руке, белевшей, как молоко, на красной рубашечке Мити.
Тут он
приблизился к хате; окно было отперто; лучи месяца проходили чрез него и падали на спящую перед ним Ганну; голова ее оперлась на руку; щеки тихо горели;
губы шевелились, неясно произнося его имя.
— Вытребеньки! — воскликнул строгий допросчик. — Позвольте, милостивый государь, позвольте! — говорил он, подступая
к нему и размахивая руками, как будто бы кто-нибудь его не допускал или он продирался сквозь толпу, и,
приблизившись, принял Ивана Федоровича в объятия и облобызал сначала в правую, потом в левую и потом снова в правую щеку. Ивану Федоровичу очень понравилось это лобызание, потому что
губы его приняли большие щеки незнакомца за мягкие подушки.
Он вошел в гостиную в пальто и шляпе — вошел медленно, широко расставляя ноги и стуча каблуками;
приблизился к зеркалу и долго смотрел на себя, с спокойною строгостью покачивая головой и кусая
губы.
Я имел случай много раз наблюдать его в прозрачных водах: завидя добычу, крупный окунь прямо бросается
к ней, сначала быстро, но чем ближе, тем медленнее;
приближаясь, разевает рот и, почти коснувшись
губами куска, вдруг останавливается неподвижно и, не делая движения ртом, как будто потянет в себя воду: крючок с насадкой исчезает, а окунь продолжает плыть как ни в чем не бывало, увлекая за собой и лесу, и наплавок, и даже удилище.
Рудин с досадой
приблизился к окну и бросил фуражку на стол. Он не много изменился, но пожелтел в последние два года; серебряные нити заблистали кой-где в кудрях, и глаза, все еще прекрасные, как будто потускнели; мелкие морщины, следы горьких и тревожных чувств, легли около
губ, на щеках, на висках.
— Ольга, послушай, если хочешь упрекать… о! прости мне; разве мое поведение обнаружило такие мысли? разве я поступал с Ольгой как с рабой? — ты бедна, сирота, — но умна, прекрасна; — в моих словах нет лести; они идут прямо от души; чуждые лукавства мои мысли открыты перед тобою; — ты себе же повредишь, если захочешь убегать моего разговора, моего присутствия; тогда-то я тебя не оставлю в покое; — сжалься… я здесь один среди получеловеков, и вдруг в пустыне явился мне ангел, и хочет, чтоб я
к нему не
приближался, не смотрел на него, не внимал ему? — боже мой! — в минуту огненной жажды видеть перед собою благотворную влагу, которая,
приближаясь к губам, засыхает.
Я до того изумился, что слова не промолвил, а она
приблизилась к окну и, прислонившись
к стене плечом, осталась неподвижною; только грудь судорожно поднималась и глаза блуждали, и с легким оханьем вырывалось дыхание из помертвелых
губ.
— Простите!.. Пощадите!.. Виноват…. один… один кругом виноват! — глухо пробормотал он дрожащими, посинелыми
губами, с бесконечно жалким, глубоко-растерянным и перетрусившим видом
приближаясь к столу чиновника.
Наконец-таки не осилил себя:
приблизился к постели и с жутким чувством в душе приник трепещущими
губами к щеке жены.
Если бы все мои мысли, все внимание не были сосредоточены на этой черной неподвижной точке, я заметила бы трех всадников в богатых кабардинских одеждах, на красивых конях, медленно въезжавших во двор наиба. Первым ехал седой, как лунь, старик в белой чалме, в праздничной одежде. Дедушка-наиб почтительно вышел навстречу и,
приблизившись к старшему всаднику, произнес, прикладывая руку, по горскому обычаю, ко лбу,
губам и сердцу...