Неточные совпадения
Как только Левин подошел
к ванне, ему тотчас же был представлен опыт, и опыт вполне удался. Кухарка, нарочно для этого призванная, нагнулась
к ребенку. Он нахмурился и отрицательно замотал головой. Кити нагнулась
к нему, — он просиял улыбкой, уперся ручками в губку и запрукал губами, производя такой довольный и странный звук, что не только Кити и няня, но и Левин
пришел в неожиданное восхищение.
«Какой же он неверующий? С его сердцем, с этим страхом огорчить кого-нибудь, даже
ребенка! Всё для других, ничего для себя. Сергей Иванович так и думает, что это обязанность Кости — быть его приказчиком. Тоже и сестра. Теперь Долли с
детьми на его опеке. Все эти мужики, которые каждый день
приходят к нему, как будто он обязан им служить».
Кити настояла на своем и переехала
к сестре и всю скарлатину, которая действительно
пришла, ухаживала за
детьми. Обе сестры благополучно выходили всех шестерых
детей, но здоровье Кити не поправилось, и великим постом Щербацкие уехали за границу.
— Кити, не было ли у тебя чего-нибудь неприятного с Петровыми? — сказала княгиня, когда они остались одни. — Отчего она перестала
присылать детей и ходить
к нам?
Я пошел было тотчас
к Софье Семеновне, потому, брат, я хотел все разузнать, —
прихожу, смотрю: гроб стоит,
дети плачут.
Она бросалась
к детям, кричала на них, уговаривала, учила их тут же при народе, как плясать и что петь, начинала им растолковывать, для чего это нужно,
приходила в отчаяние от их непонятливости, била их…
Змея
к Крестьянину
пришла проситься в дом,
Не по-пустому жить без дела,
Нет, няньчить у него
детей она хотела...
Приходили хозяйские
дети к нему: он поверил сложение и вычитание у Вани и нашел две ошибки. Маше налиневал тетрадь и написал большие азы, потом слушал, как трещат канарейки, и смотрел в полуотворенную дверь, как мелькали и двигались локти хозяйки.
Иногда, напротив, он
придет от пустяков в восторг: какой-нибудь сытый ученик отдаст свою булку нищему, как делают добродетельные
дети в хрестоматиях и прописях, или примет на себя чужую шалость, или покажется ему, что насупившийся ученик думает глубокую думу, и он вдруг возгорится участием
к нему, говорит о нем со слезами, отыскивает в нем что-то таинственное, необычайное, окружит его уважением: и другие заразятся неисповедимым почтением.
— Или идиотка; впрочем, я думаю, что и сумасшедшая. У нее был
ребенок от князя Сергея Петровича (по сумасшествию, а не по любви; это — один из подлейших поступков князя Сергея Петровича);
ребенок теперь здесь, в той комнате, и я давно хотел тебе показать его. Князь Сергей Петрович не смел сюда
приходить и смотреть на
ребенка; это был мой с ним уговор еще за границей. Я взял его
к себе, с позволения твоей мамы. С позволения твоей мамы хотел тогда и жениться на этой… несчастной…
Не
дети ли, когда думали, что им довольно только не хотеть, так их и не тронут, не пойдут
к ним даже и тогда, если они претерпевших кораблекрушение и брошенных на их берега иностранцев будут сажать в плен, купеческие суда гонять прочь, а военные учтиво просить уйти и не
приходить?
Василий Назарыч, обращавшийся в пестрой семье золотопромышленников, насмотрелся на всяких людей и
пришел к тому убеждению, что воспитывать
детей в духе исключительности раскольничьих преданий немыслимо.
Наступила зима и прекратила их свидания; но переписка сделалась тем живее. Владимир Николаевич в каждом письме умолял ее предаться ему, венчаться тайно, скрываться несколько времени, броситься потом
к ногам родителей, которые, конечно, будут тронуты, наконец, героическим постоянством и несчастием любовников и скажут им непременно: «
Дети!
придите в наши объятия».
Часто, выбившись из сил,
приходил он отдыхать
к нам; лежа на полу с двухлетним
ребенком, он играл с ним целые часы. Пока мы были втроем, дело шло как нельзя лучше, но при звуке колокольчика судорожная гримаса пробегала по лицу его, и он беспокойно оглядывался и искал шляпу; потом оставался, по славянской слабости. Тут одно слово, замечание, сказанное не по нем, приводило
к самым оригинальным сценам и спорам…
С раннего утра сидел Фогт за микроскопом, наблюдал, рисовал, писал, читал и часов в пять бросался, иногда со мной, в море (плавал он как рыба); потом он
приходил к нам обедать и, вечно веселый, был готов на ученый спор и на всякие пустяки, пел за фортепьяно уморительные песни или рассказывал
детям сказки с таким мастерством, что они, не вставая, слушали его целые часы.
Мы,
дети, сильно заинтересовались Федосом. Частенько бегал я через девичье крыльцо, без шапки, в одной куртке,
к нему в комнату, рискуя быть наказанным. Но долго не решался взойти.
Придешь, приотворишь дверь, заглянешь и опять убежишь. Но однажды он удержал меня.
Кончив слова свои, старый есаул
пришел к колыбели, и
дитя, увидевши висевшую на ремне у него в серебряной оправе красную люльку и гаман с блестящим огнивом, протянуло
к нему ручонки и засмеялось.
Сидит такой у нас один, и
приходит к нему жена и
дети, мал мала меньше… Слез-то, слез-то сколько!.. Просят смотрителя отпустить его на праздник, в ногах валяются…
Не знаю, какие именно «большие секреты» она сообщила сестре, но через некоторое время в городе разнесся слух, что Басина внучка выходит замуж. Она была немного старше меня, и восточный тип делал ее еще более взрослой на вид. Но все же она была еще почти
ребенок, и в первый раз, когда Бася
пришла к нам со своим товаром, моя мать сказала ей с негодующим участием...
Казацкому сотнику Черному, приводившему курильских айно в русское подданство, вздумалось наказать некоторых розгами: «При одном виде приготовлений
к наказанию айно
пришли в ужас, а когда двум женщинам стали вязать руки назад, чтобы удобнее расправиться с ними, некоторые из айно убежали на неприступный утес, а один айно с 20 женщинами и
детьми ушел на байдаре в море…
Варвара Павловна тотчас, с покорностью
ребенка, подошла
к ней и присела на небольшой табурет у ее ног. Марья Дмитриевна позвала ее для того, чтобы оставить, хотя на мгновенье, свою дочь наедине с Паншиным: она все еще втайне надеялась, что она опомнится. Кроме того, ей в голову
пришла мысль, которую ей непременно захотелось тотчас высказать.
—
Приду,
приду непременно; вот только заведу домой дочку. Пойдем, Варюшка, — отнесся он
к ребенку, и они расстались.
Полинька Калистратова обыкновенно уходила от Лизы домой около двух часов и нынче ушла от Лизы в это же самое время. Во всю дорогу и дома за обедом Розанов не выходил из головы у Полиньки. Жаль ей очень его было. Ей
приходили на память его теплая расположенность
к ней и хлопоты о
ребенке, его одиночество и неуменье справиться с своим положением. «А впрочем, что можно и сделать из такого положения?» — думала Полинька и вышла немножко погулять.
Он наклонился
к уху больного и громко сказал: «
Дети пришли проститься с вами».
Очень странно, что составленное мною понятие о межеванье довольно близко подходило
к действительности: впоследствии я убедился в этом на опыте; даже мысль
дитяти о важности и какой-то торжественности межеванья всякий раз
приходила мне в голову, когда я шел или ехал за астролябией, благоговейно несомой крестьянином, тогда как другие тащили цепь и втыкали колья через каждые десять сажен; настоящего же дела, то есть измерения земли и съемки ее на план, разумеется, я тогда не понимал, как и все меня окружавшие.
Мужик
придет к нему за требой — непременно требует, чтобы в телеге приезжал и чтобы ковер ему в телеге был: «Ты, говорит, не меня, а сан мой почитать должен!» Кто теперь на улице встретится, хоть малый
ребенок, и шапки перед ним не снимет, он сейчас его в церковь — и на колени: у нас народ этого не любит!
Подхалюзин. Какой горячий-с! (
К публике.) Вы ему не верьте, это он, что говорил-с, — это все врет. Ничего этого и не было. Это ему, должно быть, во сне приснилось. А вот мы магазинчик открываем: милости просим! Малого
ребенка пришлете — в луковице не обочтем.
Пришли дети к чаю и перебили как раз на этих словах наш разговор. При
детях старик об этом не говорил.
— Я знаю, что
к Шатову
пришла жена и родила
ребенка, — вдруг заговорил Виргинский, волнуясь, торопясь, едва выговаривая слова и жестикулируя. — Зная сердце человеческое… можно быть уверенным, что теперь он не донесет… потому что он в счастии… Так что я давеча был у всех и никого не застал… так что, может быть, теперь совсем ничего и не надо…
Там, в той комнате, уже есть приезжие, один пожилой человек и один молодой человек, да какая-то госпожа с
детьми, а
к завтраму полная изба наберется до двух часов, потому что пароход, так как два дня не
приходил, так уж наверно завтра
придет.
— Ну так знайте, что Шатов считает этот донос своим гражданским подвигом, самым высшим своим убеждением, а доказательство, — что сам же он отчасти рискует пред правительством, хотя, конечно, ему много простят за донос. Этакой уже ни за что не откажется. Никакое счастье не победит; через день опомнится, укоряя себя, пойдет и исполнит.
К тому же я не вижу никакого счастья в том, что жена, после трех лет,
пришла к нему родить ставрогинского
ребенка.
Под влиянием своего безумного увлечения Людмила могла проступиться, но продолжать свое падение было выше сил ее, тем более, что тут уж являлся вопрос о
детях, которые, по словам Юлии Матвеевны, как незаконные, должны были все погибнуть, а между тем Людмила не переставала любить Ченцова и верила, что он тоже безумствует об ней; одно ее поражало, что Ченцов не только что не появлялся
к ним более, но даже не пытался
прислать письмо, хотя, говоря правду, от него
приходило несколько писем, которые Юлия Матвеевна, не желая ими ни Людмилу, ни себя беспокоить, перехватывала и, не читав, рвала их.
— Но, однако ж, довольно! Всего не передашь, да и не время! Я
пришлю к вам наставление письменное, в особой тетрадке. Ну, прощайте, прощайте все. Бог с вами, и да благословит вас Господь! Благословляю и тебя,
дитя мое, — продолжал он, обращаясь
к Илюше, — и да сохранит тебя Бог от тлетворного яда будущих страстей твоих! Благословляю и тебя, Фалалей; забудь комаринского!.. И вас, и всех… Помните Фому… Ну, пойдем, Гаврила! Подсади меня, старичок.
Иногда
к хозяйке
приходил ночевать любовник, пьяный мужик, бушевавший по ночам и наводивший на
детей и на Дарьюшку ужас.
Когда он
приходил и, усевшись на кухне, начинал требовать водки, всем становилось очень тесно, и доктор из жалости брал
к себе плачущих
детей, укладывал их у себя на полу, и это доставляло ему большое удовольствие.
Старуха передала
ребенка Дуне, обещала
прийти в Сосновку проститься, и они расстались, потому что было довольно уже поздно, а
к свету дедушке Кондратию следовало возвратиться домой.
Через два дня заезжал
к нему на минутку Лаптев сказать, что Лида заболела дифтеритом и что от нее заразилась Юлия Сергеевна и
ребенок, а еще через пять дней
пришло известие, что Лида и Юлия выздоравливают, а
ребенок умер, и что Лаптевы бежали из своей сокольницкой дачи в город.
— Мы, дачницы, затеваем здесь спектакль для
детей, — сказала она. — Уже все есть у нас — и театр, и актеры, остановка только за пьесой.
Прислали нам десятка два разных пьес, но ни одна не годится. Вот вы любите театр и хорошо знаете историю, — обратилась она
к Ярцеву, — напишите-ка нам историческую пьесу.
Из роду Отрепьевых, галицких боярских
детей. Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец
пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога…
Жена и
дети приходили к нему; он принимал от них пищу и одежду и, как всем людям, кланялся им земно, но, как всем людям, им тоже ни слова не сказал.
— Да, он, быть может, обязан по закону принять
к себе этого
ребенка, я не знаю, но я
пришел к вам, Георгий Иваныч, не для того, чтобы говорить о законах.
— Перестанет!.. Не для тебя я сына родил. У вас тут дух тяжелый… скучно, ровно в монастыре. Это вредно
ребенку. А мне без него — нерадостно.
Придешь домой — пусто. Не глядел бы ни на что. Не
к вам же мне переселиться ради него, — не я для него, он для меня. Так-то. Сестра Анфиса приехала — присмотр за ним будет…
Дети начали кланяться в землю, и молитва, по-видимому,
приходила к концу. Дорушка заметила это: она тихо встала с колен, подняла с травы лежавший возле нее бумажный мешок с плодами, подошла
к окну, положила его на подоконнике и, не замеченная никем из семьи молочной красавицы, скоро пошла из садика.
Я уже помню себя, хотя, впрочем, очень маленькою девочкою, когда бабушка один раз
прислала к нам звать maman со всеми
детьми, чтобы мы приехали
к обедне, которую проездом с епископской кафедры на архиепископскую будет служить архиерей, этот самый брат дьяконицы Марьи Николаевны.
— Месяца с два, как ходит!.. Говорю Елене Николаевне, что «вот мне поручено навещать
ребенка». — «Это, говорит, зачем? Вы видели, что он здоров, а сделается болен, так я
пришлю за вами!» Так и не позволила мне! Я доложил об этом князю, — он только глаза при этом возвел
к небу.
Ей не на шутку представилась мысль, что она в самом деле вместе с
ребенком может умереть с голоду, тем более, что хозяин гостиницы несколько раз уже
присылал к ней, чтоб она порасплатилась хоть сколько-нибудь за стол и за нумер.
— Бедность, больше ничего, что бедность! — отвечал тот. — А тут еще
к этому случилось, что сама и
ребенок заболели. Ко мне она почему-то не соблаговолила
прислать, и ее уж один молодой врач, мой знакомый, навещал; он сказывал мне, что ей не на что было не то что себе и
ребенку лекарства купить, но даже булки
к чаю, чтобы поесть чего-нибудь.
Князь и Елена в этот самый день именно и недоумевали, каким образом им пригласить священников крестить их
ребенка: идти для этого
к ним князю самому — у него решительно не хватало духу на то, да и Елена находила это совершенно неприличным; послать же горничную звать их — они, пожалуй, обидятся и не
придут. Пока Елена и князь решали это, вдруг
к ним в комнату вбежала кухарка и доложила, что маменька Елены Николаевны приехала и спрашивает: «Примут ли ее?».
Думала потом написать
к князю и попросить у него денег для
ребенка, — князь, конечно,
пришлет ей, — но это прямо значило унизиться перед ним и, что еще хуже того, унизиться перед его супругой, от которой он, вероятно, не скроет этого, и та, по своей пошлой доброте, разумеется, будет еще советовать ему помочь несчастной, — а Елена скорее готова была умереть, чем вынести подобное самоуничижение.
— Ничего себе; так же по-прежнему добра и так же по-прежнему несносна… Вот
прислала тебе в подарок, — прибавил князь, вынимая из кармана и перебрасывая
к жене крестик Марьи Васильевны, — велела тебе надеть; говорит, что после этого непременно
дети будут.