Неточные совпадения
— Так вот —
провел недель пять
на лоне
природы. «Лес да поляны, безлюдье кругом» и так далее. Вышел
на поляну,
на пожог, а из ельника лезет Туробоев. Ружье под мышкой, как и у меня. Спрашивает: «Кажется, знакомы?» — «Ух, говорю, еще как знакомы!» Хотелось всадить в морду ему заряд дроби. Но — запнулся за какое-то но. Культурный человек все-таки, и знаю, что существует «Уложение о наказаниях уголовных». И знал, что с Алиной у него — не вышло. Ну, думаю, черт с тобой!
Ему весело, легко. В
природе так ясно. Люди всё добрые, все наслаждаются; у всех счастье
на лице. Только Захар мрачен, все стороной смотрит
на барина; зато Анисья усмехается так добродушно. «Собаку
заведу, — решил Обломов, — или кота… лучше кота: коты ласковы, мурлычат».
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с бала ехал посидеть
на широком диване Обломова и в ленивой беседе
отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной
природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
Одно удовольствие —
провести полтора месяца в такой палатке, буквально
на лоне
природы, среди диких сынов степей, — одно такое удовольствие чего стоило.
И действительно, она порадовалась; он не отходил от нее ни
на минуту, кроме тех часов, которые должен был
проводить в гошпитале и Академии; так прожила она около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем, что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила
природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов,
природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
Дорога эта великолепно хороша с французской стороны; обширный амфитеатр громадных и совершенно непохожих друг
на друга очертаниями гор
провожает до самого Безансона; кое-где
на скалах виднеются остатки укрепленных рыцарских замков. В этой
природе есть что-то могучее и суровое, твердое и угрюмое;
на нее-то глядя, рос и складывался крестьянский мальчик, потомок старого сельского рода — Пьер-Жозеф Прудон. И действительно, о нем можно сказать, только в другом смысле, сказанное поэтом о флорентийцах...
Все водоплавающие птицы снабжены от заботливой
природы густым и длинным пухом, не пропускающим ни капли воды до их тела, но утки-рыбалки, начиная с нырка до гоголя включительно (особенно последний), предназначенные всю жизнь
проводить на воде, снабжены предпочтительно самым густым пухом.
Природа устала с собой воевать —
День ясный, морозный и тихий.
Снега под Нерчинском явились опять,
В санях покатили мы лихо…
О ссыльных рассказывал русский ямщик
(Он знал по фамилии даже):
«
На этих конях я
возил их в рудник,
Да только в другом экипаже.
Должно быть, дорога легка им была:
Шутили, смешили друг дружку;
На завтрак ватрушку мне мать испекла,
Так я подарил им ватрушку,
Двугривенный дали — я брать не хотел:
— «Возьми, паренек, пригодится...
— Он простудился
на похоронах у Людмилы Николаевны!.. Когда у адмиральши случилось это несчастие, мы все потеряли голову, и он, один всем распоряжаясь, по своему необыкновенно доброму сердцу,
провожал гроб пешком до могилы, а когда мы возвращались назад, сделался гром, дождь, град, так что Аггей Никитич даже выразился: «Сама
природа вознегодовала за смерть Людмилы Николаевны!»
Отведывала с Иудушкой и индюшек и уток; спала всласть и ночью, и после обеда и
отводила душу в бесконечных разговорах о пустяках,
на которые Иудушка был тороват по
природе, а она сделалась тороватою вследствие старости.
— У меня такое желание, точно взял бы да что-нибудь изломал, — говорил Пепко, когда мы направились в Шуваловский парк, чтобы
провести остаток ins Grune. [
на лоне
природы (нем.).]
Проводить в подробности по различным царствам
природы мысль, что прекрасное есть жизнь, и ближайшим образом, жизнь напоминающая о человеке и о человеческой жизни, я считаю излишним потому, что [и Гегель, и Фишер постоянно говорят о том], что красоту в
природе составляет то, что напоминает человека (или, выражаясь [гегелевским термином], предвозвещает личность), что прекрасное в
природе имеет значение прекрасного только как намек
на человека [великая мысль, глубокая!
Хотя я нрава от
природы тихого, но нетерпение вновь увидеть места, где
провел я лучшие свои годы, так сильно овладело мной, что я поминутно погонял моего ямщика, то обещая ему
на водку, то угрожая побоями, и как удобнее было мне толкать его в спину, нежели вынимать и развяз<ыв>ать кошелек, то, признаюсь, раза три и ударил его, что отроду со мною не случалось, ибо сословие ямщиков, сам не знаю почему, для меня в особенности любезно.
Он
завел со мной довольно длинный разговор об Оренбургском крае, о тамошней
природе, о Казани, о гимназии, университете и
на этот раз заставлял уже больше говорить меня, а сам внимательно слушал.
Это была такая радость, о которой не смели и мечтать бедные девочки. Теперь только и разговору было, что о даче. Говорили без устали, строили планы, заранее восхищались предстоящим наслаждением
провести целое лето
на поле
природы. Все это казалось таким заманчивым и сказочным для не избалованных радостями жизни детей, что многие воспитанницы отказались от летнего отпуска к родным и вместе с «сиротами» с восторгом устремились
на «приютскую» дачу.
От
природы он был гораздо глупее своей сестры и сознавал это без всякой зависти и желчи: напротив, он любил Глафиру, гордился ею и порой даже находил удовольствие ею хвастаться. Он был убежден и готов был других убеждать, что его сестра — весьма редкая и замечательная женщина, что у нее ума палата и столько смелости, силы, сообразительности и энергии, что она могла бы и должна бы блистать своими талантами, если бы не недостаток выдержанности, который
свел ее
на битую тропинку.
Будучи перевенчан с Алиной, но не быв никогда ее мужем, он действительно усерднее всякого родного отца хлопотал об усыновлении себе ее двух старших детей и, наконец, выхлопотал это при посредстве связей брата Алины и Кишенского; он присутствовал с веселым и открытым лицом
на крестинах двух других детей, которых щедрая
природа послала Алине после ее бракосочетания, и видел, как эти милые крошки были вписаны
на его имя в приходские метрические книги; он свидетельствовал под присягой о сумасшествии старика Фигурина и
отвез его в сумасшедший дом, где потом через месяц один распоряжался бедными похоронами этого старца; он потом
завел по доверенности и приказанию жены тяжбу с ее братом и немало содействовал увеличению ее доли наследства при законном разделе неуворованной части богатства старого Фигурина; он исполнял все, подчинялся всему, и все это каждый раз в надежде получить в свои руки свое произведение, и все в надежде суетной и тщетной, потому что обещания возврата никогда не исполнялись, и жена Висленева, всякий раз по исполнении Иосафом Платоновичем одной службы, как сказочная царевна Ивану-дурачку, заказывала ему новую, и так он служил ей и ее детям верой и правдой, кряхтел, лысел, жался и все страстнее ждал великой и вожделенной минуты воздаяния; но она, увы, не приходила.
Ему нужно было
отвести душу в лесу. Хоть он и сказал Хрящеву:"произведем еще смотр заказнику", но Антон Пантелеич понял, что его патрону хочется просто"побрататься"с лесом, и это его особенно тронуло. Их обоих всего сильнее сблизило чувство любви к родной
природе и жалости к вековым угодьям, повсюду обреченным
на хищение.
Погода, как мы уже говорили, в тот год стояла прекрасная, и влюбленные
провели на лоне
природы несколько дней, упиваясь восторгами близости и свободы.
На этом законе
природы Александр Ильич все крепче и крепче утверждался, и как раз в ту минуту, когда его белая, немного сухая рука
провела в последний раз серебряною щеткой по волосам, мозг его дал заключительный аккорд его неторопливым мыслям.