Неточные совпадения
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж
неделю живет, из трактира не едет, забирает все на счет и ни копейки не хочет платить».
Таким образом
прожили еще с
неделю, но потом опять стали помирать.
— Мы здесь не умеем
жить, — говорил Петр Облонский. — Поверишь ли, я провел лето в Бадене; ну, право, я чувствовал себя совсем молодым человеком. Увижу женщину молоденькую, и мысли… Пообедаешь, выпьешь слегка — сила, бодрость. Приехал в Россию, — надо было к жене да еще в деревню, — ну, не поверишь, через две
недели надел халат, перестал одеваться к обеду. Какое о молоденьких думать! Совсем стал старик. Только душу спасать остается. Поехал в Париж — опять справился.
— Мы с ним большие друзья. Я очень хорошо знаю его. Прошлую зиму, вскоре после того… как вы у нас были, — сказала она с виноватою и вместе доверчивою улыбкой, у Долли дети все были в скарлатине, и он зашел к ней как-то. И можете себе представить, — говорила она шопотом. — ему так жалко стало ее, что он остался и стал помогать ей ходить за детьми. Да; и три
недели прожил у них в доме и как нянька ходил за детьми.
Мне как-то раз случилось
прожить две
недели в казачьей станице на левом фланге; тут же стоял батальон пехоты; офицеры собирались друг у друга поочередно, по вечерам играли в карты.
— То зачем же ее преследовать, тревожить, волновать ее воображение?.. О, я тебя хорошо знаю! Послушай, если ты хочешь, чтоб я тебе верила, то приезжай через
неделю в Кисловодск; послезавтра мы переезжаем туда. Княгиня остается здесь дольше. Найми квартиру рядом; мы будем
жить в большом доме близ источника, в мезонине; внизу княгиня Лиговская, а рядом есть дом того же хозяина, который еще не занят… Приедешь?..
Уже более
недели приезжий господин
жил в городе, разъезжая по вечеринкам и обедам и таким образом проводя, как говорится, очень приятно время.
Уже около
недели Тарас Бульба
жил с сыновьями своими на Сечи.
Свидригайлов и
недели не
жил в Петербурге, а уж все около него было на какой-то патриархальной ноге.
Не явилась тоже и одна тонная дама с своею «перезрелою девой», дочерью, которые хотя и
проживали всего только
недели с две в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь! Ты подумай то: какой ни на есть, а я все-таки мужчина, всю-то жизнь вот этак
жить, как ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю я теперича, что
недели две никакой грозы надо мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли мне?
Живем в одном городе, почти рядом, а увидишься раз в
неделю, и то в церкви либо на дороге, вот и все!
Вожеватов. Выдать-то выдала, да надо их спросить, сладко ли им жить-то. Старшую увез какой-то горец, кавказский князек. Вот потеха-то была… Как увидал, затрясся, заплакал даже — так две
недели и стоял подле нее, за кинжал держался да глазами сверкал, чтоб не подходил никто. Женился и уехал, да, говорят, не довез до Кавказа-то, зарезал на дороге от ревности. Другая тоже за какого-то иностранца вышла, а он после оказался совсем не иностранец, а шулер.
Сердито сбросив тужурку и ботинки, Клим повалился на койку и заснул, решив, что он не останется тут,
проживет из вежливости
неделю, две и переедет на другую квартиру.
А
недели через две он окончательно убедился, что
жить у Премировых интересно.
Было в нем что-то устойчиво скучное, упрямое. Каждый раз, бывая у Марины, Самгин встречал его там, и это было не очень приятно, к тому же Самгин замечал, что англичанин выспрашивает его, точно доктор — больного.
Прожив в городе
недели три, Крэйтон исчез.
В этом настроении не было места для Никоновой, и
недели две он вспоминал о ней лишь мельком, в пустые минуты, а потом, незаметно, выросло желание видеть ее. Но он не знал, где она
живет, и упрекнул себя за то, что не спросил ее об этом.
Тогда он поехал в Кисловодск,
прожил там пять
недель и, не торопясь, через Тифлис, Баку, по Каспию в Астрахань и по Волге поднялся до Нижнего, побывал на ярмарке, посмотрел, как город чистится, готовясь праздновать трехсотлетие самодержавия, с той же целью побывал в Костроме.
Почти
неделю он
прожил в настроении приподнятом, злорадно забавляясь страхами жены.
«
Поживу в Петербурге с
неделю. Потом еще куда-нибудь съезжу. А этим скажу: получил телеграмму. Айно узнает, что телеграммы не было. Ну, и пусть знает».
Незнакомым, гнусавым голосом Дронов отрывисто и быстро рассказал, что
живет он плохо, работы — нет, две
недели мыл бутылки в подвале пивного склада и вот простудился.
— Ну-с, я с вами никуда не поеду, а сейчас же отправляюсь на вокзал и — в Лондон!
Проживу там не более
недели, вернусь сюда и — кутнем!
Недели две он
прожил в состоянии человека, который чем-то отравлен. Корнев заботливо выстукивал ему новости, но они скользили по застывшему, не волнуя.
— Я во Пскове буду
жить. Столицы, университетские города, конечно, запрещены мне.
Поживу во Пскове до осени — в Полтаву буду проситься. Сюда меня на две
недели пустили, обязан ежедневно являться в полицию. Ну, а ты — как
живешь? Помнится, тебя марксизм не удовлетворял?
— Тем они и будут сыты. Ты помни, что все это — народ недолговечный, пройдет еще
недель пять, шесть, и — они исчезнут. Обещать можно все, но
проживут и без реформ!
Недели две он
прожил в непривычном состоянии благодушного покоя, и минутами это не только удивляло его, но даже внушало тревожную мысль: где-то скопляются неприятности.
— Какое усталое и сердитое лицо у тебя. Тебе бы
пожить в Отрадном
недели две, отдохнуть…
Недели две он
жил под впечатлением этого неожиданного открытия. Казалось, что Марина относится к нему суше, сдержаннее, но как будто еще заботливей, чем раньше. Не назойливо, мимоходом, она справлялась, доволен ли он работой Миши, подарила ему отличный книжный шкаф, снова спросила: не мешает ли ему Безбедов?
— А я-то! — задумчиво говорила она. — Я уж и забыла, как
живут иначе. Когда ты на той
неделе надулся и не был два дня — помнишь, рассердился! — я вдруг переменилась, стала злая. Бранюсь с Катей, как ты с Захаром; вижу, как она потихоньку плачет, и мне вовсе не жаль ее. Не отвечаю ma tante, не слышу, что она говорит, ничего не делаю, никуда не хочу. А только ты пришел, вдруг совсем другая стала. Кате подарила лиловое платье…
Если б ее спросили, любит ли она его, она бы опять усмехнулась и отвечала утвердительно, но она отвечала бы так и тогда, когда Обломов
жил у нее всего с
неделю.
Иногда приедет какая-нибудь Наталья Фаддеевна гостить на
неделю, на две. Сначала старухи переберут весь околоток, кто как
живет, кто что делает; они проникнут не только в семейный быт, в закулисную жизнь, но в сокровенные помыслы и намерения каждого, влезут в душу, побранят, обсудят недостойных, всего более неверных мужей, потом пересчитают разные случаи: именины, крестины, родины, кто чем угощал, кого звал, кого нет.
«В
неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда с другом,
пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги, спать только ночью, ехать, куда все едут, по железным дорогам, на пароходах, потом…
— То-то же! — сказал Илья Ильич. — Переехал — к вечеру, кажется бы, и конец хлопотам: нет, еще провозишься
недели две. Кажется, все расставлено… смотришь, что-нибудь да осталось; шторы привесить, картинки приколотить — душу всю вытянет,
жить не захочется… А издержек, издержек…
— Помилуйте, я не могу, — заговорил Обломов, — посудите, я не
прожил двух
недель. Что же это, за что?
— Да неужели вы с меня за целый год хотите взять, когда я у вас и двух
недель не
прожил? — перебил его Обломов.
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они
живут! Вся семья целую
неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит на сына, а с сына опять на отца. На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!
Еще несколько
недель, месяцев покоя, забвения, дружеской ласки — и она встала бы мало-помалу на ноги и начала бы
жить новой жизнью. А между тем она медлит протянуть к ним доверчиво руки — не из гордости уже, а из пощады, из любви к ним.
Другая причина — приезд нашего родственника Бориса Павловича Райского. Он
живет теперь с нами и, на беду мою, почти не выходит из дома, так что я
недели две только и делала, что пряталась от него. Какую бездну ума, разных знаний, блеска талантов и вместе шума, или «жизни», как говорит он, привез он с собой и всем этим взбудоражил весь дом, начиная с нас, то есть бабушки, Марфеньки, меня — и до Марфенькиных птиц! Может быть, это заняло бы и меня прежде, а теперь ты знаешь, как это для меня неловко, несносно…
— Вот теперь, как смирно эту
неделю живет, так и…
У него даже мелькнула мысль передать ей, конечно в приличной и доступной ей степени и форме, всю длинную исповедь своих увлечений, поставить на неведомую ей высоту Беловодову, облить ее блеском красоты, женской прелести, так, чтобы бедная Вера почувствовала себя просто Сандрильоной [Золушкой (фр. Cendrillon).] перед ней, и потом поведать о том, как и эта красота
жила только
неделю в его воображении.
— О, о, о — вот как: то есть украсть или прибить. Ай да Вера! Да откуда у тебя такие ультраюридические понятия? Ну, а на дружбу такого строгого клейма ты не положишь? Я могу посягнуть на нее, да, это мое? Постараюсь! Дай мне
недели две срока, это будет опыт: если я одолею его, я приду к тебе, как брат, друг, и будем
жить по твоей программе. Если же… ну, если это любовь — я тогда уеду!
Они обрадовались там наследству и хотят везти за границу; но мне пишет доктор, что он вряд ли и две
недели проживет.
Проживал недолго, дней пять,
неделю.
О соседках Васин сообщил, что
живут они здесь
недели с три и откуда-то приехали из провинции; что комнатка у них чрезвычайно маленькая, и по всему видно, что они очень бедны; что они сидят и чего-то ждут.
А
поживши неделю-другую, месяц на берегу, — его неудержимо тянет опять на любимую стихию, к известным ему испытаниям.
Мы мирно
жили еще с
неделю, по возвращении из Лондона в Портсмут, на «Кемпердоуне» большим обществом.
— То-то ты так вдруг полюбил тетушек, — сказал ему Шенбок, увидав Катюшу, — что
неделю живешь у них. Это и я на твоем месте не уехал бы. Прелесть!
Привалов съездил на мельницу,
прожил там с
неделю и вернулся в Узел только по последнему зимнему пути.
— А что, Сергей Александрыч, — проговорил Бахарев, хлопая Привалова по плечу, — вот ты теперь третью
неделю живешь в Узле, поосмотрелся? Интересно знать, что ты надумал… а? Ведь твое дело молодое, не то что наше, стариковское: на все четыре стороны скатертью дорога. Ведь не сидеть же такому молодцу сложа руки…
— Надежда Васильевна
живет теперь в Узле, уж вторая
неделя пошла. Да.