Неточные совпадения
Грубоватое словечко
прозвучало смешно; Самгин подумал, что она прибавила это слово по созвучию, потому что она говорила: геолох. Она вообще говорила неправильно, отсекая или смягчая гласные
в концах слов.
Дома огородников стояли далеко друг от друга, немощеная улица — безлюдна, ветер приглаживал ее пыль, вздувая легкие серые облака, шумели деревья, на огородах лаяли и завывали собаки. На другом
конце города, там, куда унесли икону,
в пустое небо, к серебряному блюду луны, лениво вползали ракеты, взрывы
звучали чуть слышно, как тяжелые вздохи, сыпались золотые, разноцветные искры.
Я посмотрел на нее. Старуху одолевал сон, показалось мне, и стало почему-то страшно жалко ее.
Конец рассказа она вела таким возвышенным, угрожающим тоном, а все-таки
в этом тоне
звучала боязливая, рабская нота.
Лизанька,
в этом фокс-троте
звучит что-то инфернальное.
В нем нарастающее мученье без
конца.
Итак, повторяю: тихо везде, скромно, но притом — свободно. Вот нынче какое правило! Встанешь утром, просмотришь газеты — благородно."Из Белебея пишут","из Конотопа пишут"… Не горит Конотоп, да и шабаш! А прежде — помните, когда мы с вами, тетенька,"бредили", — сколько раз он от этих наших бредней из
конца в конец выгорал! Даже"Правительственный вестник" — и тот
в этом отличнейшем газетном хоре каким-то горьким диссонансом
звучит. Все что-то о хлебах публикует: не поймешь, произрастают или не произрастают.
Старательно и добросовестно вслушиваясь, весьма плохо слышал он голоса окружающего мира и с радостью понимал только одно:
конец приближается, смерть идет большими и звонкими шагами, весь золотистый лес осени звенит ее призывными голосами. Радовался же Сашка Жегулев потому, что имел свой план, некую блаженную мечту, скудную, как сама безнадежность, радостную, как сон:
в тот день, когда не останется сомнений
в близости смерти и у самого уха
прозвучит ее зов — пойти
в город и проститься со своими.
Это было действительно страшно! Страшен был его вопрос, ещё страшнее тон вопроса,
в котором
звучала и робкая покорность, и просьба пощады, и последний вздох человека, потерявшего надежду избежать рокового
конца. Но ещё страшнее были глаза на мертвенно-бледном мокром лице!..
И двенадцать тысяч человек обнажили головы. «Отче наш, иже еси на небеси», — начала наша рота. Рядом тоже запели. Шестьдесят хоров, по двести человек
в каждом, пели каждый сам по себе; выходили диссонансы, но молитва все-таки
звучала трогательно и торжественно. Понемногу начали затихать хоры; наконец далеко,
в батальоне, стоявшем на
конце лагеря, последняя рота пропела: «но избави нас от лукавого». Коротко пробили барабаны.
Соколова (не села. Говорит сначала твёрдо, под
конец не может сдержать волнения, но голос её
звучит властно). Я пришла сказать, что мой сын не виновен, он не стрелял
в вашего мужа — вы понимаете? Мой сын не мог покушаться на жизнь человека… он не террорист! Он, конечно, революционер, как все честные люди
в России…
Она не видела его лица, но чувствовала, что, произнося эти слова, он слегка разглаживает
концами пальцев свои усы и что
в его голосе
звучит улыбка воспоминания.
Почему вы смотрите куда-то вдаль?“ Это было потому, что
в душе
звучало не переставая: „тяжело жить!“ и взгляд бессознательно обращался
в даль, потому что
в этой дали скрывался
конец».
Иловайская удивленно вглядывалась
в потемки и видела только красное пятно на образе и мелькание печного света на лице Лихарева. Потемки, колокольный звон, рев метели, хромой мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи — всё это мешалось, вырастало
в одно громадное впечатление, и мир божий казался ей фантастичным, полным чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное
звучало в ее ушах, и жизнь человеческая представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой,
в которой нет
конца.
Они скоро достигли калитки и вышли на берег реки. Морозный ветер на открытом пространстве стал резче, но шедшая впереди, одетая налегке Танюша, казалось, не чувствовала его: лицо ее, которое она по временам оборачивала к Якову Потаповичу, пылало румянцем, глаза блестели какою-то роковою бесповоротною решимостью, которая
прозвучала в тоне ее голоса при произнесении непонятных для Якова Потаповича слов: «Все равно не миновать мне приходить к какому ни на есть
концу».
Князь Владимир, как мы знаем, был не только не умен, а прямо «недалек» и совершенно непрактичен. Непрактичностью же отличалась и Агнесса Михайловна, привыкшая жить сперва за спиной матери, потом мужа, а затем князя. Отказывать себе
в чем-либо, пока
в кармане
звучала хотя какая-нибудь возможность, она не могла. Кроме того, они оба, повторяю, не верили до самого
конца в свое разорение.
В этой мысли их поддерживали окружающие.
Но эти слова
звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и
в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до
конца довести начатое дело.
— А у меня четыре сына
в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и
в сражении Бог помилует, —
прозвучал без всякого усилия, с того
конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.