Неточные совпадения
— Последнюю, батюшка! —
прокричал малый, придерживая лошадь, и улыбаясь оглянулся на веселую, тоже улыбавшуюся румяную бабу, сидевшую
в тележном ящике, и погнал дальше.
— И еще кто-то. Верно, папа! —
прокричал Левин, остановившись у входа
в аллею. — Кити, не ходи по крутой лестнице, а кругом.
— Смотри же, ты ведь, я тебя знаю, забудешь или вдруг уедешь
в деревню! — смеясь
прокричал Степан Аркадьич.
— А что за прелесть моя Варенька! А? — сказала Кити мужу, как только Сергей Иванович встал. Она сказала это так, что Сергей Иванович мог слышать ее, чего она, очевидно, хотела. — И как она красива, благородно красива! Варенька! —
прокричала Кити, — вы будете
в мельничном лесу? Мы приедем к вам.
Почерневший от липнувшей к потному лицу пыли Федор
прокричал что-то
в ответ, но всё делал не так, как хотелось Левину.
— Сами едут! Вон они! —
прокричал мужик. — Вишь, заваливают! — проговорил он, указывая на четверых верховых и двух
в шарабане, ехавших по дороге.
— Entrez, [Войдите,]
прокричал ему Весловский. — Вы меня извините, я еще только мои ablutions [обливания] кончил, — сказал он улыбаясь, стоя пред ним
в одном белье.
Кроме рейстровых козаков, [Рейстровые козаки — казаки, занесенные поляками
в списки (реестры) регулярных войск.] считавших обязанностью являться во время войны, можно было во всякое время,
в случае большой потребности, набрать целые толпы охочекомонных: [Охочекомонные козаки — конные добровольцы.] стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сел и местечек и
прокричать во весь голос, ставши на телегу: «Эй вы, пивники, броварники!
В комнату ворвался рыжий встрепанный Лаврушка и, размахивая шапкой, с радостью, но не без тревоги
прокричал...
— Господа. Его сиятельс… — старик не договорил слова, оно окончилось тихим удивленным свистом сквозь зубы. Хрипло, по-медвежьи рявкая, на двор вкатился грузовой автомобиль, за шофера сидел солдат с забинтованной шеей,
в фуражке, сдвинутой на правое ухо, рядом с ним — студент,
в автомобиле двое рабочих с винтовками
в руках, штатский
в шляпе, надвинутой на глаза, и толстый, седобородый генерал и еще студент. На улице стало более шумно, даже
прокричали ура, а
в ограде — тише.
— Напали на поезд! —
прокричал в коридоре истерический голосок. Самгину казалось, что все еще стреляют. Он не был уверен
в этом, но память его непрерывно воспроизводила выстрелы, похожие на щелчки замков.
В стороне Поварской кто-то протяжно
прокричал неясное слово, и тотчас же из-за церкви навстречу Климу бросилась дородная женщина; встряхивая головою, как лошадь, она шипела...
В первом ряду поднялся большеголовый лысый человек и
прокричал...
— Я стоял, смотрел на вас и вдруг
прокричал: «Ах, как хорошо, настоящий Чацкий!» Вы вдруг обернулись ко мне и спрашиваете: «Да разве ты уже знаешь Чацкого?» — а сами сели на диван и принялись за кофей
в самом прелестном расположении духа, — так бы вас и расцеловал.
Я видел только, что, выведя старика
в коридор, Бьоринг вдруг оставил его на руках барона Р. и, стремительно обернувшись к Анне Андреевне,
прокричал ей, вероятно отвечая на какое-нибудь ее замечание...
Я только запомнил, что она
прокричала, что мои слова «напускные,
в мелкой душе взлелеянные, пальцем вывороченные».
Меня вывели, но я как-то успел стать
в дверях и с бессмысленной яростию
прокричать на всю залу...
— Э, я их скоро пр-рогоню
в шею! Больше стоят, чем дают… Пойдем, Аркадий! Я опоздал. Там меня ждет один тоже… нужный человек… Скотина тоже… Это все — скоты! Шу-ше-хга, шу-шехга! —
прокричал он вновь и почти скрежетнул зубами; но вдруг окончательно опомнился. — Я рад, что ты хоть наконец пришел. Alphonsine, ни шагу из дому! Идем.
Я сообразил, что это, вероятно, та самая молодая женщина
прокричала, которая давеча убежала
в таком волнении.
Он круто повернулся и, наклоня голову и выгнув спину, вдруг вышел. Князь
прокричал ему вслед уже
в дверях...
— Так неужто у вас и пятелтышки нет? — грубо
прокричал поручик, махнув рукой, — да у какой же теперь канальи есть пятелтынный! Ракальи! Подлецы! Сам
в бобрах, а из-за пятелтынного государственный вопрос делает!
Одно только слово, —
прокричал я, уже схватив чемодан, — если я сейчас к вам опять «кинулся на шею», то единственно потому, что, когда я вошел, вы с таким искренним удовольствием сообщили мне этот факт и «обрадовались», что я успел вас застать, и это после давешнего «дебюта»; этим искренним удовольствием вы разом перевернули мое «юное сердце» опять
в вашу сторону.
— Ну, па-а-слушайте, милостивый государь, ну, куда мы идем? Я вас спрашиваю: куда мы стремимся и
в чем тут остроумие? — громко
прокричал поручик. — Если человек несчастный
в своих неудачах соглашается принесть извинение… если, наконец, вам надо его унижение… Черт возьми, да не
в гостиной же мы, а на улице! Для улицы и этого извинения достаточно…
Оля быстро посмотрела на нее, сообразила, посмотрела на меня презрительно и повернулась назад
в комнату, но прежде чем захлопнуть дверь, стоя на пороге, еще раз
прокричала в исступлении Стебелькову...
— Дайте ему
в щеку! Дайте ему
в щеку! —
прокричала Татьяна Павловна, а так как Катерина Николаевна хоть и смотрела на меня (я помню все до черточки), не сводя глаз, но не двигалась с места, то Татьяна Павловна, еще мгновение, и наверно бы сама исполнила свой совет, так что я невольно поднял руку, чтоб защитить лицо; вот из-за этого-то движения ей и показалось, что я сам замахиваюсь.
— Версилов живет
в Семеновском полку,
в Можайской улице, дом Литвиновой, номер семнадцать, сама была
в адресном! — громко
прокричал раздраженный женский голос; каждое слово было нам слышно. Стебельков вскинул бровями и поднял над головою палец.
— Придет, Софья, придет! Не беспокойся! — вся дрожа
в ужасном припадке злобы, злобы зверской,
прокричала Татьяна. — Ведь слышала, сам обещал воротиться! дай ему, блажнику, еще раз, последний, погулять-то. Состарится — кто ж его тогда,
в самом деле, безногого-то нянчить будет, кроме тебя, старой няньки? Так ведь прямо сам и объявляет, не стыдится…
Часовой, не отвечая,
прокричал что-то
в калитку и остановился, пристально глядя на то, как широкоплечий малый
в свете фонаря очищал щепкой сапоги Нехлюдова от налипшей на них грязи.
— Ну, так
в четверг, пожалуйста. Это ее приемный день. Я ей скажу! —
прокричал ему Масленников с лестницы.
— Я тебя так произведу
в дворянство, что будешь помнить! Дойдешь пешком! —
прокричал офицер.
Солдаты брякнули ружьями, арестанты, сняв шапки, некоторые левыми руками, стали креститься, провожавшие что-то
прокричали, что-то
прокричали в ответ арестанты, среди женщин поднялся вой, и партия, окруженная солдатами
в белых кителях, тронулась, подымая пыль связанными цепями ногами.
Недалеко из тумана во дворе
прокричал один петух, отозвались близко другие, и издалека с деревни послышались перебивающие друг друга и сливающиеся
в одно петушиные крики.
— Вот адвокат проявился! Да ты влюбился
в нее, что ли? Аграфена Александровна, ведь постник-то наш и впрямь
в тебя влюбился, победила! —
прокричал он с наглым смехом.
До последней подробности рассказала она ему и весь сегодняшний день, посещение Ракитина и Алеши, как она, Феня, стояла на сторожах, как барыня поехала и что она
прокричала в окошко Алеше поклон ему, Митеньке, и чтобы «вечно помнил, как любила она его часочек».
— Доложите пославшим вас, что мочалка чести своей не продает-с! — вскричал он, простирая на воздух руку. Затем быстро повернулся и бросился бежать; но он не пробежал и пяти шагов, как, весь повернувшись опять, вдруг сделал Алеше ручкой. Но и опять, не пробежав пяти шагов, он
в последний уже раз обернулся, на этот раз без искривленного смеха
в лице, а напротив, все оно сотрясалось слезами. Плачущею, срывающеюся, захлебывающеюся скороговоркой
прокричал он...
— Лайдак! —
прокричал в ответ который-то из панов.
— Да что с вами, какой фокус? —
прокричал тот уж совсем
в испуге.
— Шампанское принесли! —
прокричал Ракитин, — возбуждена ты, Аграфена Александровна, и вне себя. Бокал выпьешь, танцевать пойдешь. Э-эх; и того не сумели сделать, — прибавил он, разглядывая шампанское. —
В кухне старуха разлила, и бутылку без пробки принесли, и теплое. Ну давай хоть так.
— И вечно так, всю жизнь рука
в руку! Ура Карамазову! — еще раз восторженно
прокричал Коля, и еще раз все мальчики подхватили его восклицание.
Так ведь рассказала же тебе, дурачку, Феня, как я Алеше
в окно
прокричала, что любила часочек Митеньку, а теперь еду любить… другого.
— Н-ну!.. Вот! —
прокричал было он
в изумлении, но вдруг, крепко подхватив Алешу под руку, быстро повлек его по тропинке, все еще ужасно опасаясь, что
в том исчезнет решимость. Шли молча, Ракитин даже заговорить боялся.
— Это я, я, окаянная, я виновата! —
прокричала она раздирающим душу воплем, вся
в слезах, простирая ко всем руки, — это из-за меня он убил!.. Это я его измучила и до того довела! Я и того старичка-покойничка бедного измучила, со злобы моей, и до того довела! Я виноватая, я первая, я главная, я виноватая!
От города до монастыря было не более версты с небольшим. Алеша спешно пошел по пустынной
в этот час дороге. Почти уже стала ночь,
в тридцати шагах трудно уже было различать предметы. На половине дороги приходился перекресток. На перекрестке, под уединенною ракитой, завиделась какая-то фигура. Только что Алеша вступил на перекресток, как фигура сорвалась с места, бросилась на него и неистовым голосом
прокричала...
— Мой Господь победил! Христос победил заходящу солнцу! — неистово
прокричал он, воздевая к солнцу руки, и, пав лицом ниц на землю, зарыдал
в голос как малое дитя, весь сотрясаясь от слез своих и распростирая по земле руки. Тут уж все бросились к нему, раздались восклицания, ответное рыдание… Исступление какое-то всех обуяло.
Последние слова она истерически
прокричала, но не выдержала опять, закрыла руками лицо, бросилась
в подушку и опять затряслась от рыданий. Ракитин встал с места.
— Ай, скажу, ай, голубчик Дмитрий Федорович, сейчас все скажу, ничего не потаю, —
прокричала скороговоркой насмерть испуганная Феня. — Она
в Мокрое к офицеру поехала.
Алеша дал себя машинально вывести. На дворе стоял тарантас, выпрягали лошадей, ходили с фонарем, суетились.
В отворенные ворота вводили свежую тройку. Но только что сошли Алеша и Ракитин с крыльца, как вдруг отворилось окно из спальни Грушеньки, и она звонким голосом
прокричала вслед Алеше...
— Мама, окрести его, благослови его, поцелуй его, —
прокричала ей Ниночка. Но та, как автомат, все дергалась своею головой и безмолвно, с искривленным от жгучего горя лицом, вдруг стала бить себя кулаком
в грудь. Гроб понесли дальше. Ниночка
в последний раз прильнула губами к устам покойного брата, когда проносили мимо нее. Алеша, выходя из дому, обратился было к квартирной хозяйке с просьбой присмотреть за оставшимися, но та и договорить не дала...
— Не смейся, Ракитин, не усмехайся, не говори про покойника: он выше всех, кто был на земле! — с плачем
в голосе
прокричал Алеша.
— Ни за что не подымется, ни за что, — победоносно и справедливо гордясь,
прокричал Коля, — хоть весь свет кричи, а вот я крикну, и
в один миг вскочит! Иси, Перезвон!