Неточные совпадения
—
Просим вас, батенька, съездить в Русьгород и получить деньги там, с одной тети, — к слову скажу: замечательная тетя! Редкой красоты, да и не глупа. Деньги лежат в депозите
суда, и есть тут какая-то юридическая канитель. Можете?
Засим написал рапорт по начальству и с этим рапортом в руках, рано утром, явился сам к командиру своего полка и заявил ему, что он, «уголовный преступник, участник в подделке — х акций, отдается в руки правосудия и
просит над собою
суда».
Его поблагодарили за доставку провизии, и особенно быков и рыбы, и
просили доставлять — разумеется, за деньги — вперед русским
судам все, что понадобится. Между прочим, ему сказано, что так как на острове добывается соль, то может случиться, что
суда будут заходить за нею, за рисом или другими предметами: так нельзя ли завести торговлю?
Японцы еще третьего дня приезжали сказать, что голландское купеческое
судно уходит наконец с грузом в Батавию (не знаю, сказал ли я, что мы застали его уже здесь) и что губернатор
просит — о чем бы вы думали? — чтоб мы не ездили на
судно!
Мы повели гостей в капитанскую каюту: там дали им наливки, чаю, конфект. Они еще с лодки все показывали на нашу фор-брам-стеньгу, на которой развевался кусок белого полотна, с надписью на японском языке «
Судно российского государства». Они
просили списать ее, по приказанию разумеется, чтоб отвезти в город, начальству.
Низший класс тоже с завистью и удивлением поглядывает на наши
суда, на людей,
просит у нас вина, пьет жадно водку, хватает брошенный кусок хлеба, с детским любопытством вглядывается в безделки, ловит на лету в своих лодках какую-нибудь тряпку, прячет.
«На купеческом
судне китайцы не слушаются шкипера», — объявили они и
просили потребовать китайских старшин и спросить, чем они недовольны.
Как они засуетились, когда
попросили их убрать подальше караульные лодки от наших
судов, когда вдруг вздумали и послали одно из
судов в Китай, другое на север без позволения губернатора, который привык, чтоб
судно не качнулось на японских водах без спроса, чтоб даже шлюпки европейцев не ездили по гавани!
Португальцы с выражением глубокого участия сказывали, что принцесса — «sick, very sick (очень плоха)» и сильно страдает. Она живет на самом берегу, в красивом доме, который занимал некогда блаженной памяти его императорское высочество герцог Лейхтенбергский. Капитан над портом, при посещении нашего
судна,
просил не салютовать флагу, потому что пушечные выстрелы могли бы потревожить больную.
Тронет, и уж тронула. Американцы, или люди Соединенных Штатов, как их называют японцы, за два дня до нас ушли отсюда, оставив здесь больных матросов да двух офицеров, а с ними бумагу, в которой уведомляют
суда других наций, что они взяли эти острова под свое покровительство против ига японцев, на которых имеют какую-то претензию, и потому
просят других не распоряжаться. Они выстроили и сарай для склада каменного угля, и после этого человек Соединенных Штатов, коммодор Перри, отплыл в Японию.
Не дети ли, когда думали, что им довольно только не хотеть, так их и не тронут, не пойдут к ним даже и тогда, если они претерпевших кораблекрушение и брошенных на их берега иностранцев будут сажать в плен, купеческие
суда гонять прочь, а военные учтиво
просить уйти и не приходить?
— А отказал, то, стало быть, не было основательных поводов кассации, — сказал Игнатий Никифорович, очевидно совершенно разделяя известное мнение о том, что истина есть продукт судоговорения. — Сенат не может входить в рассмотрение дела по существу. Если же действительно есть ошибка
суда, то тогда надо
просить на Высочайшее имя.
Еще в сенях
суда она передала им 20 копеек,
прося купить два калача и папирос.
Сходи к ней, Алеша,
попроси ее, чтобы не говорила этого на
суде.
Наконец стало светать. Вспыхнувшую было на востоке зарю тотчас опять заволокло тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег залива, чью-то опрокинутую вверх дном лодку. Под нею спал китаец. Я разбудил его и
попросил подвезти нас к миноносцу. На
судах еще кое-где горели огни. У трапа меня встретил вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель.
По учинении ж ** земским
судом по сему прошению исследований открылось: что помянутый нынешний владелец спорного имения гвардии поручик Дубровский дал на месте дворянскому заседателю объяснение, что владеемое им ныне имение, состоящее в означенном сельце Кистеневке, ** душ с землею и угодьями, досталось ему по наследству после смерти отца его, артиллерии подпоручика Гаврила Евграфова сына Дубровского, а ему дошедшее по покупке от отца сего просителя, прежде бывшего провинциального секретаря, а потом коллежского асессора Троекурова, по доверенности, данной от него в 17… году августа 30 дня, засвидетельствованной в ** уездном
суде, титулярному советнику Григорью Васильеву сыну Соболеву, по которой должна быть от него на имение сие отцу его купчая, потому что во оной именно сказано, что он, Троекуров, все доставшееся ему по купчей от канцеляриста Спицына имение, ** душ с землею, продал отцу его, Дубровского, и следующие по договору деньги, 3200 рублей, все сполна с отца его без возврата получил и
просил оного доверенного Соболева выдать отцу его указную крепость.
— Это за две-то тысячи верст пришел киселя есть…
прошу покорно! племянничек сыскался! Ни в жизнь не поверю. И именье, вишь, промотал… А коли ты промотал, так я-то чем причина? Он промотал, а я изволь с ним валандаться! Отошлю я тебя в земский
суд — там разберут, племянник ты или солдат беглый.
Началось другое дело. Обиженные в завещании родственники решили привлечь к
суду главных наследников, которых в прошении
просили привлечь за оскорбление памяти покойного, похоронив его в «подержанном» гробу.
О каковом публичном рабунке и явном разбое он, нижайший сирота — дворянин Антоний Фортунатов Банькевич, омочая сию бумагу горькими сиротскими слезами,
просит произвести строжайшее следствие и дать
суд по форме».
Этот случай произвел у нас впечатление гораздо более сильное, чем покушение на царя. То была какая-то далекая отвлеченность в столице, а здесь событие в нашем собственном мире. Очень много говорили и о жертве, и об убийце. Бобрик представлялся или героем, или сумасшедшим. На
суде он держал себя шутливо, перед казнью
попросил позволения выкурить папиросу.
Кое-как узнали, кто из них капитан
судна, и когда этому капитану предложили атлас и
попросили его указать место крушения, то он долго водил пальцем по карте и не нашел Саппоро.
Но если я и не признаю
суда над собой, то все-таки знаю, что меня будут судить, когда я уже буду ответчиком глухим и безгласным. Не хочу уходить, не оставив слова в ответ, — слова свободного, а не вынужденного, — не для оправдания, — о нет!
просить прощения мне не у кого и не в чем, — а так, потому что сам желаю того.
Но пока это ходило в предположениях, к которым к тому же никто, кроме Рогнеды Романовны, не изъявлял горячего сочувствия, маркиза столкнулась у Богатыревой с Ольгою Сергеевной Бахаревой, наслушалась от той, как несчастная женщина бегала
просить о защите, додумала три короба собственных слов сильного значения, и над Розановым грянул
суд, ошельмовавший его заочно до степеней самых невозможных. Даже самый его либерализм ставился ему в вину. Маркиза сопела, говоря...
— Конечно, — на это есть
суд, и вы, разумеется, в этом не виноваты.
Суд разберет, имела ли Ольга Сергеевна право лишить, по своему завещанию, одну дочь законного наследства из родового отцовского имения. Но теперь дело и не в этом. Теперь я пришел к вам только затем, чтобы
просить вас от имени Лизаветы Егоровны, как ее родственника и богатого капиталиста, ссудить ее, до раздела, небольшою суммою.
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, — дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в
суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел, говорит, я к пастуху
попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя, говорит, было: у нас сегодня ночью у хозяина сын жену убил».
«Наконец бог мне помог сделать для тебя хоть что-нибудь: по делу твоему в сенате я
просила нескольких сенаторов и рассказала им все до подробности; оно уже решено теперь, и тебя велено освободить от
суда.
— Может быть! — согласился с этим и Вихров и затем,
попросив секретаря, чтобы тот прислал ему дело, отпустил его в
суд.
— Да не поймешь его. Сначала куда как сердит был и суды-то треклял:"какие, говорит, это праведные
суды, это притоны разбойничьи!" — а нынче, слышь, надеяться начал. Все около своих бывших крестьян похаживает, лаской их донять хочет, литки с ними пьет."Мы, говорит, все нынче на равной линии стоим; я вас не замаю, и вы меня не замайте". Все, значит, насчет потрав
просит, чтоб потрав у него не делали.
Нас
попросили выйти из вагонов, и, надо сказать правду, именно только
попросили,а отнюдь не вытурили. И при этом не употребляли ни огня, ни меча — так это было странно! Такая ласковость подействовала на меня тем более отдохновительно, что перед этим у меня положительно подкашивались ноги. В голове моей даже мелькнула нахальная мысль:"Да что ж они об Страшном
суде говорили! какой же это Страшный
суд! — или, быть может, он послебудет?
— Кланяйтесь ему! —
просила девушка и исчезала. Порою мать жаловалась ей, что долго держат Павла, не назначают
суда над ним. Сашенька хмурилась и молчала, а пальцы у нее быстро шевелились.
— Я хочу вас
просить. Я знаю — он не согласится! Уговорите его! Он — нужен, скажите ему, что он необходим для дела, что я боюсь — он захворает. Вы видите —
суд все еще не назначен…
— Подпоручик Ромашов,
суд общества офицеров, собравшийся по распоряжению командира полка, должен выяснить обстоятельства того печального и недопустимого в офицерском обществе столкновения, которое имело место вчера между вами и поручиком Николаевым.
Прошу вас рассказать об этом со всевозможными подробностями.
Леонид Андреев сначала был в «Курьере» судебным репортером. С захватывающим интересом читались его художественные отчеты из окружного
суда. Как-то он передал И.Д. Новику написанный им рождественский рассказ, который и был напечатан. Он очень понравился В.А. Гольцеву и И.Д. Новику, и они стали
просить Леонида Андреева продолжать писать рассказы.
— Вознесенская, Богоявленская — все эти глупые названия вам больше моего должны быть известны, так как вы здешний обыватель, и к тому же вы несправедливы: я вам прежде всего заявила про дом Филиппова, а вы именно подтвердили, что его знаете. Во всяком случае можете искать на мне завтра в мировом
суде, а теперь
прошу вас оставить меня в покое.
Начали с того, что немедленно и единодушно исключили господина Ставрогина из числа членов клуба; затем порешили от лица всего клуба обратиться к губернатору и
просить его немедленно (не дожидаясь, пока дело начнется формально
судом) обуздать вредного буяна, столичного «бретера, вверенною ему административною властию, и тем оградить спокойствие всего порядочного круга нашего города от вредных посягновений».
Но я
просил бы оказать мне другого рода благодеяние; по званию моему я разночинец и желал бы зачислиться в какое-нибудь присутственное место для получения чина, что я могу сделать таким образом: в настоящее время я уже выдержал экзамен на учителя уездного училища и потому имею право поступить на государственную службу, и мне в нашем городе обещали зачислить меня в земский
суд, если только будет письмо об том от Петра Григорьича.
Иван Иваныч (вставая). Заседание
суда прерывается на двадцать минут! (К прокурору.) Федор Павлыч! милости
просим! (К. защитнику.) А вас не зову: вы правосудие тормозите! (Уходят.)
Ходатай отошел с таким решительным ответом и снова ездил и ходил,
просил, молил и даже угрожал
судом людским и божиим
судом, но всуе дребезжал его слабеющий язык.
Тут был и вчерашний генерал с щетинистыми усами, в полной форме и орденах, приехавший откланяться; тут был и полковой командир, которому угрожали
судом за злоупотребления по продовольствованию полка; тут был армянин-богач, покровительствуемый доктором Андреевским, который держал на откупе водку и теперь хлопотал о возобновлении контракта; тут была, вся в черном, вдова убитого офицера, приехавшая
просить о пенсии или о помещении детей на казенный счет; тут был разорившийся грузинский князь в великолепном грузинском костюме, выхлопатывавший себе упраздненное церковное поместье; тут был пристав с большим свертком, в котором был проект о новом способе покорения Кавказа; тут был один хан, явившийся только затем, чтобы рассказать дома, что он был у князя.
— Как же! — с достоинством подтвердил Дроздов. — Очень парадно, по всем законам! Тут, на
суде, жид и понял, что ошибся, даже заплакал и стал
просить, чтобы не судили меня, велели ему молчать, а он ещё да ещё, и — увели его, жалко даже стало мне его! Очень он сокрушался, дурачина, ему, видишь, показалось, что деньги-то жидовские, что я их на погроме слямзил…
В самом деле, через несколько времени являлся он с своей шайкой, забирал всё, что ему угодно, и увозил к себе; на него жаловались, предписывали произвесть следствие; но Михайла Максимович с первого разу приказал сказать земскому
суду, что он обдерет кошками того из чиновников, который покажет ему глаза, и — оставался прав, а челобитчик между тем был схвачен и высечен, иногда в собственном его имении, в собственном доме, посреди семейства, которое валялось в ногах и
просило помилования виноватому.
— Я почти уверен, что откажу вам, — сказал Гез, — тем более что это
судно не принадлежит мне. Его владелец — Браун, компания «Арматор и Груз».
Прошу вас сойти вниз, где нам будет удобнее говорить.
— Ну как, — сказал он, стоя у трапа, когда я начал идти по нему, — правда, «Бегущая по волнам» красива, как «Гентская кружевница»? («Гентская кружевница» было
судно, потопленное лет сто назад пиратом Киддом Вторым за его удивительную красоту, которой все восхищались.) Да, это многие признают. Если бы я рассказал вам его историю, его стоимость; если бы вы увидели его на ходу и побыли на нем один день, — вы еще не так
просили бы меня взять вас в плавание. У вас губа не дура.
И я был глубоко несчастлив, слушая ваши укоры, до того несчастлив, что готов был
просить у вас прощения и поцеловать Пафнутьева в уста… А теперь, что источают эти уста? Чей
суд был правее: ваш или мой?
Мутная вода реки, тесно заставленной
судами, жалобно и тихо плескалась о берег, точно
просила дать и ей минутку покоя и отдыха…
Василиса Перегриновна. Я про то вам и докладываю, благодетельница: крестник он вам, ну и кончено дело, он никаких и разговоров не должен слушать. А то мало ли что говорят! Вот говорят, что он беспутный совсем, что дядя его в
суд определил, а он оттуда скрывается; целую неделю пропадал, говорят, где-то версты за четыре на большой дороге, подле кабака, рыбу ловил. Да что пьянствует не по летам. Да кому ж какое дело; значит, он стоит того, когда вы за него
просите!
— Вероятно, его переведут теперь в Изюм, но ежели и изюмский
суд откажет мне в удовлетворении, тогда надобно будет опять подавать на кассацию и
просить о переводе дела в Сумы… Но я не отступлю!
В
суде начальство хотело было провести и посадить Тюменева на одно из почетных мест, но он
просил позволить ему сесть где приведется, вместе с своими знакомыми; таким образом, он и все прочее его общество очутились на самой задней и высокой скамейке…
Васса. Не ври, Сергей, это тебе не поможет. И — кому врешь? Самому себе. Не ври, противно слушать. (Подошла к мужу, уперлась ладонью в лоб его, подняла голову, смотрит в лицо.)
Прошу тебя, не доводи дело до
суда, не позорь семью. Мало о чем
просила я тебя за всю мою жизнь с тобой, за тяжелую, постыдную жизнь с пьяницей, с распутником. И сейчас
прошу не за себя — за детей.
— Кабы оне в те поры не зачинали
суда, а честью
попросили, — сказал он, — я, может, и посейчас бы верный слуга для них был.