Неточные совпадения
Вечером Клим плутал по переулкам около Сухаревой башни. Щедро светила луна, мороз окреп; быстро мелькали темные люди, согнувшись, сунув руки
в рукава и
в карманы; по сугробам снега
прыгали их уродливые тени.
Воздух хрустально дрожал от звона бесчисленных колоколов, благовестили ко всенощной.
А когда мужчины вздумали бегать взапуски,
прыгать через канаву, то три мыслителя отличились самыми усердными состязателями мужественных упражнений: офицер получил первенство
в прыганье через канаву, Дмитрий Сергеич, человек очень сильный, вошел
в большой азарт, когда офицер поборол его: он надеялся быть первым на этом поприще после ригориста, который очень удобно поднимал на
воздухе и клал на землю офицера и Дмитрия Сергеича вместе, это не вводило
в амбицию ни Дмитрия Сергеича, ни офицера: ригорист был признанный атлет, но Дмитрию Сергеичу никак не хотелось оставить на себе того афронта, что не может побороть офицера; пять раз он схватывался с ним, и все пять раз офицер низлагал его, хотя не без труда.
Однажды старший брат задумал лететь. Идея у него была очень простая: стоит взобраться, например, на высокий забор,
прыгнуть с него и затем все подпрыгивать выше и выше. Он был уверен, что если только успеть подпрыгнуть
в первый раз, еще не достигнув земли, то дальше никакого уже труда не будет, и он так и понесется прыжками по
воздуху…
Он ударил своей умелой рукой по клавишам, подражая праздничному колокольному трезвону. Иллюзия была полная. Аккорд из нескольких невысоких тонов составлял как бы фон поглубже, а на нем выделялись,
прыгая и колеблясь, высшие ноты, более подвижные и яркие.
В общем это был именно тот высокий и возбужденно-радостный гул, который заполняет собою праздничный
воздух.
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя костра. Вокруг него бесшумно
прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись
в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть
в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали
в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.
Вдруг на площадь галопом прискакал урядник, осадил рыжую лошадь у крыльца волости и, размахивая
в воздухе нагайкой, закричал на мужика — крики толкались
в стекла окна, но слов не было слышно. Мужик встал, протянул руку, указывая вдаль, урядник
прыгнул на землю, зашатался на ногах, бросил мужику повод, хватаясь руками за перила, тяжело поднялся на крыльцо и исчез
в дверях волости…
Ахилла, держа на себе черта с такою же легкостью, с какою здоровый мужик несет сноп гороху, сделал несколько шагов назад на кладбище и, разбежавшись,
прыгнул через канаву, но лукавый черт воспользовался этим мгновением и ловко обвил своими ногами разметанные по
воздуху ноги дьякона
в тот самый момент, когда оба они были над канавой. Неожиданно опутанный Ахилла потерял баланс и рухнул вместе с своею ношей
в холодную студень канавы.
Часа два он мне рассказывал о еретиках, и так хорошо, с таким жаром, — просто замер я, только гляжу на него
в полном удивлении. Ряску сбросил, остался
в стареньком подряснике,
прыгает по горнице, как дрозд по клетке, и, расписывая узоры
в воздухе правою рукой, словно сражается, шпагой размахивая.
По площади шумно бегают дети, разбрасывая шутихи; по камням, с треском рассыпая красные искры,
прыгают огненные змеи, иногда смелая рука бросает зажженную шутиху высоко вверх, она шипит и мечется
в воздухе, как испуганная летучая мышь, ловкие темные фигурки бегут во все стороны со смехом и криками — раздается гулкий взрыв, на секунду освещая ребятишек, прижавшихся
в углах, — десятки бойких глаз весело вспыхивают во тьме.
А по праздникам, рано, когда солнце едва поднималось из-за гор над Сорренто, а небо было розовое, точно соткано из цветов абрикоса, — Туба, лохматый, как овчарка, катился под гору, с удочками на плече,
прыгая с камня на камень, точно ком упругих мускулов совсем без костей, — бежал к морю, улыбаясь ему широким, рыжим от веснушек лицом, а встречу,
в свежем
воздухе утра, заглушая сладкое дыхание проснувшихся цветов, плыл острый аромат, тихий говор волн, — они цеплялись о камни там, внизу, и манили к себе, точно девушки, — волны…
Он
прыгнул вперёд и побежал изо всей силы, отталкиваясь ногами от камней.
Воздух свистел
в его ушах, он задыхался, махал руками, бросая своё тело всё дальше вперёд, во тьму. Сзади него тяжело топали полицейские, тонкий, тревожный свист резал
воздух, и густой голос ревел...
Люди
в безумии страха метались по плоту; он колебался под их ногами и от этого плыл быстрее. Было слышно, как вода плещет на него и хлюпает под ним. Крики рвали
воздух, люди
прыгали, взмахивали руками, и лишь стройная фигура Саши неподвижно и безмолвно стояла на краю плота.
«Поскачем», — говорит ему Вера Сергеевна, и они несутся, несутся; кругом палящий зной,
в сонном
воздухе тихо дремлют одинокие пальмы; из мелкого кустарника выскочил желтый лев,
прыгнул и, притаясь, лег вровень с травою.
— Мать… мать… мать… — перекатывалось по рядам. Папиросы пачками
прыгали в освещенном ночном
воздухе, и белые зубы скалились на ошалевших людей с коней. По рядам разливалось глухое и щиплющее сердце пение...
Вслед за часами ноги Давыда вскидываются вверх — и сам он весь, головою вниз, руки вперед, с разлетевшимися фалдами куртки, описывает
в воздухе крутую дугу —
в жаркий день так вспугнутые лягушки
прыгают с высокого берега
в воду пруда — и мгновенно исчезает за перилами моста… а там — бух! и тяжкий всплеск внизу…
Я утвердился
в этом решении и,
в ожидании Надежды Николаевны, попробовал писать кое-какие аксессуары картины, думая успокоиться
в работе; но кисть
прыгала по холсту, и глаза не видели красок. Я оделся, чтобы выйти и освежиться на
воздухе; отворив дверь, я увидел, что перед ней стоит Надежда Николаевна, бледная, задыхающаяся, с выражением ужаса
в широко раскрытых глазах.
Он ловко также начинал
прыгать с разбегу через стул; но только, когда после прыжка Беккер требовал, чтобы воспитанник, перескочив на другую сторону стула, падал не на ноги, а на руки, оставляя ноги
в воздухе, последнее редко удавалось...
Какой я мельник, говорят тебе,
Я ворон, а не мельник. Чудный случай:
Когда (ты помнишь?) бросилась она
В реку, я побежал за нею следом
И с той скалы
прыгнуть хотел, да вдруг
Почувствовал, два сильные крыла
Мне выросли внезапно из-под мышек
И
в воздухе сдержали. С той поры
То здесь, то там летаю, то клюю
Корову мертвую, то на могилке
Сижу, да каркаю.
Теперь юрты соседней слободы виднелись ясно, так как туман не мешал. Слобода спала. Белые полосы дыма тихо и сонно клубились
в воздухе; по временам только из какой-нибудь трубы вдруг вырывались снопы искр, неистово
прыгая на морозе. Якуты топят всю ночь без перерыва:
в короткую незакрытую трубу тепло вытягивает быстро, и потому первый, кто проснется от наступившего
в юрте холода, подкладывает свежих поленьев.
Вечером земля начинает промерзать и грязь обращается
в кочки. Возок
прыгает, грохочет и визжит на разные голоса. Холодно! Ни жилья, ни встречных… Ничто не шевелится
в темном
воздухе, не издает ни звука, и только слышно, как стучит возок о мерзлую землю да, когда закуриваешь папиросу, около дороги с шумом вспархивают разбуженные огнем две-три утки…
Бледная искра спички коснулась смолистых игол и красный огонь
прыгнул по куче вереска, но тотчас же захлебнулся густым, желтым дымом, который было пополз сначала
в трубу, но потом внезапно метнулся назад и заслонил всю комнату; послышался раздирающий писк, множество мелких существ зареяли, описывая
в воздухе косые линии.
Темнело.
В воздухе томило, с юга медленно поднимались тучи. Легкая пыль пробегала по широкой и белой Дворцовой площади, быстро проносилась коляска, упруго
прыгая на шинах. Александра Михайловна перешла Дворцовый мост, Биржевой. По берегу Малой Невы пошли бульвары. Под густою листвою пахло травою и лесом, от каналов тянуло запахом стоячей воды.
В полутьме слышался сдержанный смех, стояли смутные шорохи, чуялись любовь и счастье.
Ваня и Нина вытягивают физиономии и с недоумением глядят друг на друга, потом оба разом вскрикивают,
прыгают с кроваток и, оглашая
воздух пронзительным визгом, бегут босиком,
в одних рубашонках
в кухню.
При тусклом свете огарка и красной лампадки картины представляли из себя одну сплошную полосу, покрытую черными кляксами; когда же изразцовая печка, желая петь
в один голос с погодой, с воем вдыхала
в себя
воздух, а поленья, точно очнувшись, вспыхивали ярким пламенем и сердито ворчали, тогда на бревенчатых стенах начинали
прыгать румяные пятна, и можно было видеть, как над головой спавшего мужчины вырастали то старец Серафим, то шах Наср-Эддин, то жирный коричневый младенец, таращивший глаза и шептавший что-то на ухо девице с необыкновенно тупым и равнодушным лицом…
Бело-серые тучи покрыли небо, кругом стало мрачно; рванул ветер, и из туч посыпалась мелкая, частая крупа. Крупинки метались
в воздухе,
прыгали по брустверу, по плечам и папахе нового часового. Сухие листья каоляна жалобно ныли вокруг стеблей.