И небо и земля, и движение, и жизнь — все исчезает; впереди усматривается только скелет смерти, в
пустой череп которой наровчатский проезжий, для страха, вставил горящую стеариновую свечку.
Долго ждала красавица своего суженого; наконец вышла замуж за другого; на первую ночь свадьбы явился призрак первого жениха и лег с новобрачными в постель; «она моя», говорил он — и слова его были ветер, гуляющий в
пустом черепе; он прижал невесту к груди своей — где на месте сердца у него была кровавая рана; призвали попа со крестом и святой водою; и выгнали опоздавшего гостя; и выходя он заплакал, но вместо слез песок посыпался из открытых глаз его.
Половина днища баржи была на камнях берега, половина — в воде, и под нею, у кормы, зацепившись за изломанные полости руля, распласталось, вниз лицом, длинное тело Изота с разбитым,
пустым черепом, — вода вымыла мозг из него.
Не умом я понял. Всем телом, каждою его клеточкою я в мятущемся ужасе чувствовал свою обреченность. И напрасно ум противился, упирался, смотря в сторону. Мутный ужас смял его и втянул в себя. И все вокруг втянул. Бессмысленна стала жизнь в ее красках, борьбе и исканиях. Я уничтожусь, и это неизбежно. Не через неделю, так через двадцать лет. Рассклизну, начну мешаться с землей, все во мне начнет сквозить, пусто станет меж ребрами, на дне
пустого черепа мозг ляжет горсточкою черного перегноя…
Неточные совпадения
— Чудовищную силу обнаруживали некоторые, — вспоминал он, сосредоточенно глядя в
пустой стакан. — Ведь невозможно, Макаров, сорвать рукою, пальцами, кожу с
черепа, не волосы, а — кожу?
Обнажив лысый
череп, формой похожий на дыню, он трижды крестился, глядя в небо свирепо расширенными глазами, глаза у него были белые и
пустые, как у слепого.
К полуночи доплыли до переката, причалили
пустую баржу борт о борт к сидевшей на камнях; артельный староста, ядовитый старичишка, рябой хитрец и сквернослов, с глазами и носом коршуна, сорвав с лысого
черепа мокрый картуз, крикнул высоким, бабьим голосом...
Доктор Керженцев встал. Тусклыми, словно незрячими глазами он медленно обвел судей и взглянул на публику. И те, на кого упал этот тяжелый, невидящий взгляд, испытали странное и мучительное чувство: будто из
пустых орбит
черепа на них взглянула сама равнодушная и немая смерть.
— Да-с… Свидетельства, конечно, я не мог ему не дать, но не преминул посоветовать ему обратиться к вам… Вы сойдитесь с ним как-нибудь… Побои легкие, но, рассуждая неофициально, рана головы, проникающая до
черепа, штука серьезная… Нередки случаи, когда, по-видимому, самая
пустая рана головы, отнесенная к легким побоям, оканчивалась омертвением костей
черепа и, стало быть, путешествием ad patres [к праотцам (лат.).].
— Боже мой, Боже мой! — простонал Топпи и закрыл лицо руками. Я быстро взглянул в глаза Магнусу — и надолго застыл в страшном очаровании этого взгляда. Его лицо еще смеялось, эту бледную маску еще корчило подобие веселого смеха, но глаза были неподвижны и тусклы. Обращенные на меня, они смотрели куда-то дальше и были ужасны своим выражением темного и
пустого бешенства: так гневаться и так грозить мог бы только
череп своими
пустыми орбитами.
Склонив маленький и тесный
череп, идиот клеил из картона коробочки: мазал клеем, держа кисть за кончик длинной ручки, и резал бумагу, и каждый лязг ножниц отчетливо и громко разносился по
пустому дому.