Неточные совпадения
Но как ни казались блестящими приобретенные Бородавкиным результаты, в существе они были далеко не благотворны. Строптивость была истреблена — это правда, но в то же время было истреблено и довольство. Жители понурили головы и как бы захирели; нехотя они
работали на полях, нехотя возвращались домой, нехотя садились за скудную трапезу и слонялись из
угла в
угол, словно все опостылело им.
Улицу перегораживала черная куча людей; за
углом в переулке тоже
работали, катили по мостовой что-то тяжелое. Окна всех домов закрыты ставнями и окна дома Варвары — тоже, но оба полотнища ворот — настежь. Всхрапывала пила, мягкие тяжести шлепались
на землю. Голоса людей звучали не очень громко, но весело, — веселость эта казалась неуместной и фальшивой. Неугомонно и самодовольно звенел тенористый голосок...
— Какой протест? — досадливо морщась, проговорил Крыльцов. Очевидно, непростота, искусственность тона и нервность Веры Ефремовны уже давно раздражали его. — Вы Катю ищете? — обратился он к Нехлюдову. — Она всё
работает, чистит. Эту вычистила, нашу — мужскую; теперь женскую. Только блох уж не вычистить, едят поедом. А Маша что там делает? — спросил он, указывая головой
на угол, в котором была Марья Павловна.
Старый и пространный дом, как бы желая способствовать ее вдохновению, вторил во всех
углах своих тому, что она играла, а играла Муза
на тему терзающей ее печали, и сумей она записать играемое ею, из этого, может быть, вышло бы нечто весьма замечательное, потому что тут
работали заодно сила впечатления и художественный импульс.
Как всегда, у стен прислонились безликие недописанные иконы, к потолку прилипли стеклянные шары. С огнем давно уже не
работали, шарами не пользовались, их покрыл серый слой копоти и пыли. Все вокруг так крепко запомнилось, что, и закрыв глаза, я вижу во тьме весь подвал, все эти столы, баночки с красками
на подоконниках, пучки кистей с держальцами, иконы, ушат с помоями в
углу, под медным умывальником, похожим
на каску пожарного, и свесившуюся с полатей голую ногу Гоголева, синюю, как нога утопленника.
— Мерзавцы! — кричал Саша, ругая начальство. — Им дают миллионы, они бросают нам гроши, а сотни тысяч тратят
на бабёнок да разных бар, которые будто бы
работают в обществе. Революции делает не общество, не барство — это надо знать, идиоты, революция растёт внизу, в земле, в народе. Дайте мне пять миллионов — через один месяц я вам подниму революцию
на улицы, я вытащу её из тёмных
углов на свет…
Я стер все начерченное
углем на холсте и быстро набросал Надежду Николаевну. Потом я стал писать. Никогда — ни прежде, ни после — мне не удавалось
работать так быстро и успешно. Время летело незаметно, и только через час я, взглянув
на лицо своей модели, увидел, что она сейчас упадет от усталости.
Брачное ложе со стеганым одеялом и ситцевыми подушками, люлька с ребенком, столик
на трех ножках,
на котором стряпалось, мылось, клалось все домашнее и
работал сам Поликей (он был коновал), кадушки, платья, куры, теленок, и сами семеро наполняли весь
угол и не могли бы пошевелиться, ежели бы общая печь не представляла своей четвертой части,
на которой ложились и вещи и люди, да ежели бы еще нельзя было выходить
на крыльцо.
Но мнению опытных дам и московских зубных врачей, зубная боль бывает трех сортов: ревматическая, нервная и костоедная; но взгляните вы
на физиономию несчастного Дыбкина, и вам ясно станет, что его боль не подходит ни к одному из этих сортов. Кажется, сам чёрт с чертенятами засел в его зуб и
работает там когтями, зубами и рогами. У бедняги лопается голова, сверлит в ухе, зеленеет в глазах, царапает в носу. Он держится обеими руками за правую щеку, бегает из
угла в
угол и орет благим матом…
Одни
работали в угольных складах, доставляя к пристани тачки; многие грузили
уголь на суда; другие выгружали угольные пароходы.
— Ага! Ты паясничать! Смешить! Забавлять воспитанниц! Мешать
работать в часы рукоделий! Хорошо же, ступай в
угол — это первое; а второе — запомни хорошенько,
на носу своем заруби: еще одна подобная глупая выходка — и… и я попрошу разрешения у Екатерины Ивановны остричь твои глупые лохмы под гребенку.
A в одном
углу ротный парикмахер, попросту взятый из Петроградской парикмахерской подмастерье-брадобрей, из запасных солдат, усердно
работал бритвой, тщательно уничтожая отросшую
на щеках и подбородках своих соратников щетину.
Глаза утомились глядеть в бинокль. Теркин положил его в футляр и еще постоял у того же пролета колокольни. За рекой парк манил его к себе, даже в теперешнем запущенном виде… Судьба и тут
работала на него. Выходит так, что владелец сам желает продать свою усадьбу. Значит, „приспичило“. История известная… Дворяне-помещики и в этом лесном
углу спустят скупщикам свои родовые дачи, усадьбы забросят… Не одна неумелость губит их, а „распуста“.
Переступив за порог скромного своего жилища, он вдруг скинул с себя маску невозмутимого спокойствия, торопливо запер за собою
на крючок дверь, бросил
на землю свою ветхую чуйку и, как крот,
заработал руками в сухом бурьяне, сваленном кучею в
угле небольших сенец.